себя. Вот.
В тот день, поэтому, радостей и не обобраться было. От шорохов отставать никто конечно не пожелал. В течении всей дороги ёжились, кто во что горазд. Шорохи шли исключительно ёлками, неявисьсюда притворялись время от времени пеньками и норовили завлечь уставших путников, непонятно кто раз за разом находил в лесу деревья и всё время приходилось искать по карманам серьёзнышей. Потетень вела себя более менее прилично. Как выяснилось – искала более подходящего случая. Случай ждать себя не заставил и при переходе вброд мало-мальской речки потетень взгрустнула и обернулась русалочкой. Раз и навсегда. Как сама выразилась «до скончания дней».
Царь устал сначала немного, а потом перестал мучаться нервами и внимательно следил за происходящим. Отыскивал по карманам серьёзнышей, не обращал внимания на шорохи, объяснял неявисьсюда полное отсутствие в лесу каких бы то ни было усталых путников, кроме них самих и всё-таки убедил потетень сократить сроки её водных волнений и немедленно превратиться из русалочки обратно и идти дальше. В общем, к вечеру добрались. Разложили костёр. И тогда уже всем стало хорошо.
В эту ночь приковылял к ним избушка. Когда все спали уже, приковылял. Как будто бы что-то не так. Ага. Пришёл тихонечко и стоит, никто и не заметил его. Потому что все спали. А царь заметил. А он пришёл и стоит тихонький – не трогает никого.
- Избушка-избушка, ты это… чего? – спросил это царь.
Тихо спросил. А избушка тихо ему и ответил:
- Не ходил бы, не ходил бы, не ходил бы ты царь.
- Куда? - не понял сразу его царь.
- В замок хрустальный города детей.
И тогда понял. «В замок». «Хрустальный». Я бы и не пошёл! «Города детей». И собрался скоренько, скоренько, скоренько – ночевать. Избушка только дверь приоткрыл…
А это с берега началось… нормальный берег был… только нырять… он и нырнул… нырнул утром вынырнул уже вечером…свет не ослепил свет окружал и давил собой свет отовсюду и из ниоткуда много много света и много людей только не совсем света и не совсем людей там дети были и всё никого больше кроме и может незаметно только сверкающие светом коридоры светом исходящим неизвестно откуда, но точно не из солнца и столько, куда то спешащих детей, в разные стороны и из разных сторон. Он пытался присесть и понять, но не совсем это видимо было можно. И тогда он тоже пошёл. И ощущение, ощущение, всё нарастающее ощущение, что надо отсюда выйти, что надо, во что бы то ни стало, выйти отсюда. Он шёл по тоннелям этажам и коридорам. Наполненным слепящим не солнечным светом, он там, ага, даже, пытался спросить. Там видимо не надо было спрашивать, и никто толком ничего не мог ему сказать. Он шёл и шёл и шёл и больше не спрашивал и ему больше не когда было смотреть, что с детьми ведь что-то не то. Ведь здесь же нет никого кроме детей, успел ещё подумать он, откуда же такая тоска… тоска идущих отовсюду и никуда… такая старая, такая неподходящая детям тоска, над полным равнодушием не детски отсутствующих лиц… хрустальный мир, хрустальный сияющий мир неостановимого детского суицида… что вы что вы дяденька - это просто школа… что ты что ты маленький - это просто ад… обыкновенное кибер- синтез пространство для начинающих жить… обыкновенное не для детей полное отсутствие глаз в жизни… он не шёл больше, он брёл по хрустально радужным коридорам страшного замка города совсем не детей… здесь не умеют летать ни во сне никак… здесь не умеют больше летать… он шёл и тихо спрашивал, так ни у кого, так неслышно даже совсем – постоянно спрашивал – извините вы не подскажите где находится отсюда как раз – выход…
Не боись не боись не боись никого котята он нормальный оттуда вернулся – царь… почём лукошко - покладить картошку… и было не смешно невесело и не к ветру лицом… а он всё , как сумасшедший и шёл и шёл и шёл… свет слепил всё более и более пустые коридоры… это очень давно… это стали пустеть… коридоры… полные одного теперь только слепящего света… ведь свет же был раньше добрый был… это он так хотел закричать… а вышло то, вышло то – застонал… в никем больше не посещаемых коридорах полных до краёв светом пустых насквозь наскрозь душами… он еле ноги передвигал и почти совсем умер… потому что в таком случае просто не нужен себе… он стал не нужен себе… а вы не пробовали жить, если у детей уже нет глаз… он ничего… он медленно умирал… свободно в коридорах и предназначено… просто так… хитёр думал был… а мышки-норушки заботились, а медведята ворочались по углам, а далеко где-то некрепок уже был сон… выручай, выручай, выручай могучее племя героя свово… он в молоке утонул… вручай героя большого союза и орден великой звезды за то что жив ещё… собралось собралось муравьиное ласково царство на себе из боя спасать… а ему как случайно увиделось, да как пронялось, какое же это будет тогда помирать… вмиг помирать бросил… попробуй тут… помирать… и себе выжил… только посмотрел внимательно в глубину, в уходящие уже света преставленного коридоры, и пообещал непременное обязательно вернуться… и всё.
…Спят мышата на лугу. Спят. Спят. Это ничего, что они заснули, кто как сумел, сегодня было можно. И не такой ещё случается шкод. Зачем зачем зачем ты умираешь каждый раз спрашивали его мышата во сне. Ничего ничего ничего отвечал он им малым, это пройдёт, это к дождику. Успокаивались мышата тогда трогался мыслью котёнок – отчего глаза грустные отчего метель по двору отчего зачем нам нужны клочки по закоулочкам… тогда он не мог ответить и ложился спать но это не помогало потому что это и так уже был сон. А попробуй тут выживи не выдерживал он наконец, выживи с негрустными глазами. Попробуй. Тут. Выживи. Но тихо добавил потом – ничего ничего ничего попробуем, с глазами. Тогда стало спокойнее и стало легче и можно спать…
Они на следующее утро потом поздно проснулись все. Лес был светлый уже и давно, с утра, был уже день. Они не стали долго собираться тогда, и организованно, слажено выступили в поход. Весь день они шли. И вечер тоже. И ещё полчаса. Хорошо, ответственно шли. От усердия даже пыхтели немножко. Поэтому, наверное, и добрались. Как раз когда стемнело уже, через полчаса после вечера. В гости.
Они вышли на опушку и всё. Смотрят – опушка. «Опушка – это хорошо…», сказал ещё непонятно кто. Все согласились. А там и не замок уже стоял. А чертоги. Чёрные уже все. Всё-таки полчаса как после вечера. Они тогда дверь поискали немного и нашли, хоть и темно уже было. Потому что там, над дверью, фонарь как раз был. Так что можно было найти. Они нашли, и царь открыл тогда дверь, которая тоже была чёрная вся, тяжёлая и дубовая. И они как-то все позаходили туда.
Дракон сидел в большом кресле-качалке и курил трубку. Человек он был пушной, пожилой и сосредоточенный. И в глазах искорки-огоньки. Наверное, от камина. Собственно, что это и есть дракон, понял сразу тогда только царь. Он так и подумал: «Да-а, дракон!».
- Какой же это дракон? – сказал непонятно кто. – Вы что?
И для выразительности непонятно кто покрутил на всех пальцем у виска. Причём определённо сказать, где у непонятно кого палец и где висок никто бы не решился, но жест был воспринят всеми правильно и недвусмысленно. «Действительно, подумали все, что это мы? Точно ведь – не дракон».
- Дракон, дракон, - успокоил всех царь.
Все посмотрели внимательно, а непонятно кто даже залез пятернёй в затылок, хотя с пятернёй и затылком была та же примерно история, что с пальцем и виском.
- Дракон? – переспросил на всякий случай непонятно кто и все уже определённо подумали ему в ответ: «Дракон!».
Зато чертоги были понятные сразу, что это чертоги, а не туристическая палатка. И камин там был чёрный и большой, и со стен до кирпича штукатурка местами попадала, и где стены в темноте, а где и вообще закопчённые. От факелов. Настоящих. И вообще все сразу посмотрели и потом и поняли – чертоги. А только там было как-то по правилам. Это не виделось, это чувствовалось. Аккуратно-уютное было там всё, штукатурка обвалилась, а мусора нигде нет. Факелы по стенам коптящие, а в углу – ёлка. Зелёная. Темь по углам непроглядная и кукушка в часах «momento more» напевает, а в воздухе не держась ни за что - хрустальный шарик и светится. Светом лунным почти. И стены ведь обшарпанные. Обшарпанные! А по ободратым стенам – формулы. Наука! И даже непонятно кто подумал: «Чертоги…». Хоть может быть это больше походило на замок. На воздушный, хрустальный и волшебный. Только тёмный. Ага.
А дракон, он в кресле сидел, и трубку курил себе. И смотрел с интересом на на пороге взявшихся откуда-то них. И в глазах у него играли два весёлых огонька от камина.
- Ты где такой детский сад добыл? – это он засмеялся, когда не выдержал и спросил потом у царя. А
