она и вернулась как раз. И в руках у неё были, така смехата, звонкие веточки из прозрачного с давних времён леса.
- А мы тебе отряд привели, - сказал тогда просто дракон. – А это царь. Настоящий. Из замка, который видно по утрам и сейчас, наверное.
Принцесса улыбнулась в ответ и сказала:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, – сказал царь. – Ага. А нам как раз веточки и нужны. Их если в отряде раздать, то они сразу успокоятся и согласятся умываться, даже сами того не заметив.
- Доченька, мы ведь отряд-то тебе оставим, - объяснил, как умея, дракон. - А то у них там вид хоть и виноватый теперь, но кажется всё ещё неугомонный, а у нас дела как раз. Серьёзные.
Хитрые. Оставили принцессе вот то малышат, а сами на башню пошли.
Первым серьёзным делом смотрели: где замок? Замок был на месте и в светлом утреннем воздухе виден был всеми верхушками башен. Действительно, напрямую к нему было недолгих полчаса, час может, ходьбы. А где пробирался неведомыми тропами отряд оставалось непонятной загадкой.
Вторым серьёзным делом был чердак, но они не успели сходить туда, потому что когда спускались с башни, то принцесса уже не только отряд привела в порядок, а ещё и завтрак приготовила. Чем привела истощённый в полевых условиях личный состав в священный трепет. Состав уже сидел за столом, кто как умел, и в еде немного урчал. И царь с драконом решили: идти на чердак потом.
Они сразу после завтрака потом и пошли. Только теперь решили уже идти так идти, и они пошли все. Только принцесса улыбнулась им вслед, потому что сказала – потом их догонит. Они вот и поднялись по- тихому, по лестнице, заворачивавшей всё вбок и вбок. А там дверь, конечно, была. А за дверью посмотрели, а там – чердак.
Чердак был большой, полусветлый от света из разных щелей и окна. На чердаке, явственно чувствовалось, жили чудеса. И вещи, старые очень, с которыми не пропадёшь. Шорохи сразу поняли. Позабирались в валенки и туески и сидят. Выглядывают немного, конечно, кончиками, возможно, ушей. Немного, для приличия. Остальные пока держались.
- А сведу-ка я вас на стартовую площадку, – сказал дракон.
И свёл. Там, в одном из дальних ущелий чердака, был ещё один специальный, узконаправленный люк. Крыша сдвинулась немного, и выход был простой себе, как на парашютной вышке. Как когда думаешь, что прыгнешь просто вниз, а посмотришь в тот низ и подумаешь уже, что прыгнуть то прыгнешь, но до вниза совсем не так мало, как думалось раньше.
Все посмотрели по разу, даже шорохи, хоть дракон сильно к краю никого не пускал. Он сказал потом:
- Я отсюда раньше летал. Часто. И теперь. Редко. Очень.
- Далеко? – спросил царь.
- Далеко, – сказал дракон и уточнил: – Куда хотел.
- Полетели? – предложила потетень.
- Полетели, – ответил дракон.
- Эй-эй-эй! Куда полетели? – уточнил координаты маршрута царь.
- Полетели не бывает куда, – ответил дракон. – Полетели бывает или «полетели» или «не полетели».
И дракон потянулся всем собой вверх, в небо и все увидели, что теперь он самый настоящий стал дракон. С крыльями и с почему-то грустными глазами. На самом краю своей стартовой площадки, на мощных задних уже не ногах совсем, а совсем даже – лапах.
Дракон взял всех и полетел. А царь стоял и смотрел. И думал «как это – всех?» А потом вспомнил, что такое уже было, когда дракон также вот взял тоже всех и понёс «по кроваткам». «Тогда всё правильно», подумал царь. А дракон взмыл резко вверх под небо и опустился недалеко, метрах в двадцати от стартовой площадки на лесной опушке.
Глаза дракона погрустнели ещё немного тогда, потому что он раньше мог совсем далеко летать. А теперь смех какой то получался – до опушки.
Но отряд в приливе обрадованности не знал куда себя деть. Неявисьсюда оба выпрыгнули из охапки с метровой высоты, не дождавшись плавного приземления. Серьёзныши по прибытии изобразили на драконе прыг-скок. Остальные скакали как сумасшедшие и требовали «ещё!!!».
Тогда дракон понял, что он, кажется, нормально долетел. Далеко. Как раз, как надо.
«Загрустишь тут!», подумал про дракона царь, потому что у дракона, когда они все пришли опять на чердак были совсем не грустные глаза. Они бы всем гвалтом опять полетели бы до опушки, но царь предложил беречь дракона и все согласились, кроме самого дракона. Тогда дракон стал опять человек, как положено, как никто никуда и не летал. Он сел себе тогда и говорит:
- Я вам вот что расскажу.
И рассказал. Как всё было. Все расселись, разлетелись, развесились вниз головой внимательно: слушали…
«…Тогда летел я над одной далёкой полянкой. Вниз не смотрел почти. Что там вниз, когда навстречу шли прямо по небу облака всё большие, большие, большие. И ночь. Темно. Свет только от звёзд. А звёзды только в разрывы облаков. Вот. Полянка, в лесу, как полянка. Что там смотреть. А вот там как блеснуло что-то. И непонятно как-то - вроде блеснуло, а вроде и нет. Я уши в полёте навострил. Чуток стал. В себя сам пришёл. Потому что снизу шёл слабый и непонятый звук. Оно темно по-прежнему и нет, словно, совсем ничего. Но я спустился пониже, потому что это был звук – необычный и мною непонятый. А когда потом, совсем низко, стал смотреть, вижу: а на самом деле что-то, то ли светится, то ли не светится, а так – легонько блестит. Я тогда не стал больше летать, спустился на землю и спокойно пошёл. Шёл и шёл. И искал. Пока не нашёл. Вот. Смотрю – в траве лежит. Как бусинка какая-то, горошина не горошина, бобок не бобок. И мяукает тоненько, пронзительно немного и жалобно. Наверное, хочет есть. Посмотрел я внимательно, и точно – хочет. Тогда я не стал разбираться, что там, да как, взял вот то вот, что раз уж случилось, сокровище, укутал в оказавшийся под рукой днём зелёный, мягкий листок и полетел до дому. Дома в лукошечко положил, как полагается. Подстелил того там сего и положил. Развернул, накормил молоком волшебной козы Амалфеи, оно и притихло, заснуло и тихо сопит. Смотрю я тогда, а это же принцесса была! Только была она тогда мала совсем до смехотворности, даже удивлялся ещё я себе один раз, как я и заметил только такую с серьёзной, большой высоты.
Вот так и нашёл я её. Нашёл так нашёл, дело ответственное, стал растить, чтобы не мяукала с голоду совсем. Поперва трудно было конечно. Молоко-то я у волшебной козы Амалфеи добывал, а она животная хоть и добрая очень всегда, но своенравная. Она молоко в подарок мне занесёт до того иногда и исчезнет потом, я же ей всегда благодарен и рад. Смеялся над ней: «Ты кому молока принесла! Я же даже дракон! Мне – к чему?». Но очень уж вкусное, да и повидаться нам иногда. Вот и заходила так, иногда. А тогда уже как «иногда», когда дело такое серьёзное у меня на руках? «Иногда» эти мне стали противопоказаны. Мне постоянно стало нужно волшебной козы Амалфеи молоко. Принцессы, вы уж извините меня, трубку не курят – что же ей пока маленькой есть? А Амалфее, козе волшебной, но малосознательной, ей по всему лесу в прыг-скок лишь ходить, как за милую душу. Захочет – появится, захочет – не появится. Она не появится, а молоко взять тогда мне где? Иной раз чуть не весь лес приходилось пройти сквозь, чтобы её волшебную, да норовистую найти. Уж я волшебную козу Амалфею и так и так убеждал обрести сознательность и не пропадать в самый нужный момент невесть куда. Только волшебная коза Амалфея сознательность не обретала, в человеческом языке делала вид, что не разбирается и целыми днями пропадала в поисках каких-то мосточков с кленовым листочком. Я за ней и ходил уже, и летал, только что не ползал по за этими её мосточками. Но один раз принцесса маленькая осталась в вечер всё-таки без молока, и тогда я устал.
Я построил вольер, посадил туда волшебную козу Амалфею до тех пор, пока она не станет человеком или пока не надо будет потом молоко каждый день. Человеком, конечно, Амалфея не стала, от неё этого положим не дождёшься, но принцессу нашу вполне по-человечески выкормила. А чтоб не совсем волшебной козе Амалфее тосковать, я построил ей тогда в вольере очень основательный мосточек. С кленовым листочком. Она и теперь, как заходит, так обязательно проверит мосточек этот свой.
А принцесса росла. Да, это просто она сначала была маленькая. А потом росла и росла потихоньку.
