вполн? чужды всему окружающему. Чужды и окрестному дикому л?су и его вооруженію. И, знать, не забавитъ его та зат?я, которая привела его сюда: мерзнуть терп?ливо на мороз? и, озираясь, прислушиваться ко всякому шороху или звуку, ко всему, что можетъ ожить вдругъ среди этой н?моты ночной, среди глубокихъ сн?говъ и помертв?лой чащи.
— Времена не т? были… Да!.. снова отдался онъ своимъ грезамъ. — За то въ одну ночь… Простые рядовые, гренадеры… Теперь они лейбъ-компанцы, да дворяне, а то Ваньки, да Васьки были. A л?карь-то этотъ, французъ, да еще съ французскими же и деньгами, былъ тутъ не причемъ. Эдакаго одними деньгами не купишь!.. Сама государыня, сказываютъ, только вздыхала, да роб?ла… Лестокъ чуть не силкомъ свезъ ее въ казарму… Божье изволенье все сотворило. Гласъ народа — гласъ Божій. A не будь его, какіе тутъ французскіе червонцы что сд?лаютъ. A нын? гласъ народа воистину слышенъ. И черный народъ, и нашъ братъ, дворянинъ, и гвардія…. Только кличъ кликни кто… Первый! Да, но кто?! Кто?.. Моя бы воля… Эхъ, все пустое! Мысли одни!!
Раздался шорохъ среди чащи направо отъ полянки и охотникъ привычнымъ глазомъ быстро и зорко окинулъ оружіе за поясомъ, кр?пче обхватилъ рогатину и сталъ гляд?ть пристальн?е въ чащу. Что-то хрустнуло и звучн?е и ближе и шорохъ приближался… Охотникъ двинулся слегка изъ-подъ дерева и сталъ на краю опушки, весь осв?щенный луной. Въ ту же минуту на противуположной сторон? тоже появилась фигура челов?ка и раздался голосъ.
— Эй! Не медв?дь. Смотри, не пальни!
— A я ужъ было думалъ и онъ! отозвался этотъ.
Появившійся на опушк? былъ тоже охотникъ и будто двойникъ перваго. Такого же могучаго роста, такой же плечистый и молодецъ съ виду. Оба были къ тому же и од?ты и вооружены одинаково, только у втораго не было рогатины.
Охотники богатыри, увязая въ сн?гу по кол?на, сошлись на ясной полянк?. Это были братья Орловы: первый — Григорій, вновь подошедшій — Алекс?й.
II
— Что, Алеханушка?… Видно чухонецъ-то во сн? вид?лъ Мишку… Должно медв?дей тутъ и не бывало никогда съ т?хъ поръ, что мы ц?лую семейку объ Рождество ухлопали.
— Не можетъ статься, Гриша, отозвался младшій братъ. — Тутъ на сто л?тъ хватитъ и лосей, и медв?дей, и всякаго зв?рья. Просто незадача. Говорилъ я — сглазитъ насъ этотъ проклятый Будбергъ. Знамое д?ло! Молодцы ?дутъ на охоту, а онъ пути желаетъ, да удачи… Ну, и сглазилъ окаянный голштинецъ.
— Видишь ли, по ихнему изъ в?жливости такъ сл?дъ. Да это и вздоръ… глазъ-то, вымолвилъ Григорій Орловъ.
— Вздоръ… Толкуй. У тебя все вздоромъ стало посл? граничнаго житья. Это россійская прим?та — самая в?рная.
Братья помолчали. Алекс?й снова заговорилъ.'
— A меня, братъ, морозъ сталъ одол?вать съ тоски. Пора бы ужъ въ Красный. Поужинаемъ, да и домой. Ей-Богу! Мало-ль что?.. Можетъ даже нужда въ насъ случится. Да и морозина тоже чертовскій, всю ночь не выстоишь. Какъ, Гриша, на твой разсудокъ?
— Обидно съ пустыми руками.
— Нашихъ-то не слыхать. Словно померли вс?… Надо думать, они за версту уползли. Если и поднимутъ Мишку, не намъ достанется. Пойдемъ-ка къ лошадямъ? А?..
— Пойдемъ, коли хочешь, равнодушно отозвался Григорій.
— У меня, по истин?, и не то на ум?. Не такъ, какъ бывало прежде. Какія теперь забавы, до охоты… тише сказалъ Алекс?й Орловъ.
— Да. Нын? не такой медв?дь изъ Н?меціи пожаловалъ вдругъ, да на шею с?лъ! весело разсм?ялся вдругъ старшій братъ, потрясая могучими плечами, и звонко раздался его см?хъ богатырскій среди серебристой чащи.
Н?сколько сн?жинокъ отъ см?ха и отъ движенія его посыпались съ ближайшей сосенки и засверкали при беззвучномъ паденіи.
— Тише… Чего горланишь…
— Въ л?су-то. Господь съ тобой, Алеханушка.
— Въ л?су? При Биронов?, сказывалъ родитель, опенки изъ л?су б?гали доносить про все, что толковалось въ чащ?.
— A тутъ теперь и опенокъ н?ту. Зима! шутилъ Григорій Орловъ.
— Береженаго Богъ бережетъ. Да, времена нын? пришли. Два м?сяца, какъ померла Лизаветъ Петровна, а что ужъ воды утекло… A все этотъ принцъ. Все онъ. Государь тутъ, ей-ей, ни причемъ. Не прі?зжай онъ…
— Да этотъ принцъ Жоржъ не то, что вонъ л?сной Михаилъ Иванычъ Ведм?девъ, тише вымолвилъ братъ. Этотъ не насъ однихъ сомнетъ своими порядками.
— Насъ?.. Какъ бы всю гвардію не помялъ, отозвался Алекс?й. Да что гвардія! Все можетъ поломать и вверхъ ногами вывернуть. A мы будемъ смотр?ть, да моргать! Да! какъ-то странно и желчно выговорилъ онъ. Мы будемъ въ кустахъ сид?ть, да ворчать, да шишъ показывать за версту. И не робость пом?хой д?лу. A стыдъ сказать что… Л?нь! Да, л?нь… Все какъ-то чрезъ пень колоду валимъ. Погодите, да обождите, да отдохните… Да эдакъ вотъ два м?сяца и годимъ. Устанемъ отъ сид?нья — на охоту… A то за бабьемъ ухаживать… И какъ право не наскучитъ. Все бабы да бабы, да все разныя. Что ни нед?ля, новая зазнобушка. Чудно, право. Да и тому-ли теперь на ум? быть.
Алекс?й замолчалъ и будто слегка пріунылъ.
Григорій заговорилъ первый посл? минутнаго молчанія и голосъ его зазвучалъ какъ-то н?жн?е, будто онъ винился. Упрекъ брата прямо относился къ нему и онъ мысленно сознался въ правот? его.
— Что-жъ, Алеханушка. Я не отпираюсь. Правда твоя. Да в?дь это съ тоски. A начните, поведите д?ло по еройски. И все я брошу. И охоту, и вино, и картежъ… A барынь-то вашихъ я и безъ того пор?шилъ бросить. Ну ихъ…
— Толкуй! усм?хнулся недов?рчиво Алекс?й. Бросишь? Ты? Да теб? безъ нихъ дня не прожить. Ты съ колыбельки бабій угодникъ уродился.
— Угодникъ? Никогда я имъ не бывалъ. A по пословиц?: на ловца и зв?рь б?житъ. Я только не з?ваю. A искать, я не ищу.
— Почему бы это такъ? весел?е заговорилъ Алекс?й. Я зачастую вотъ думалъ: в?дь не краше же ты другихъ нашихъ молодцевъ. A ни за к?мъ изъ нихъ наши франтихи такъ не б?гаютъ. И ч?мъ ты берешь… Наговоръ что-ли какой в?даешь? У н?мца какого за границей купилъ приворотъ какой?
— Наговоръ? На кофейную гущу на тощакъ дую. Угольки по вод? пускаю, да причитываю, разсм?ялся Григорій. Н?тъ, братъ. Мое колдовство простое, да не въ домекъ нашимъ молодцамъ, хоть они и прытче меня. A н?тъ проще д?ла.
— Что же? Приворотъ что-ль какой изъ травъ заморскихъ?
— Мой приворотъ тотъ, что у меня любовное д?ло — мертвое д?ло!
— Мертвое?
— Да, мертвое. Такое д?ло, что про него я одинъ знаю, да она одна знаетъ. A это нын? въ Петербурх? для всякой молодицы чужой жены и довольно. Когда д?ло какое ни есть — мертвое, такъ тутъ все одно, что есть оно, что н?тъ его…
— A Куракина? Всему Питеру, братъ, в?домо, что ты изъ-за нее чуть не по труб? водосточной лазилъ, да по крыш?.
— Это одно д?ло съ оглаской и было. И то потому, что она сама того хот?ла на всю столицу нашум?ть. Ея воля была. За то полсотни было такихъ, объ коихъ ты, братъ, родной мой, никогда и въ ум? ничего не держалъ. Да что, Алеханушка!.. Коли къ слову пришлось! Григорій Орловъ оживился и глаза его блеснули ярче. — Можетъ и теперь вотъ… Можетъ со мною теперь такое приключается, такое на душ?
