Графъ Саліасъ
Петербургское д?йство
Историческій романъ
(1702 г.)
Посвящается Александру Алекс?евичу Нарышкину.
….а совершилось оное д?йство съ общаго отъ вс?хъ состояній согласія и восторга; и самое происхожденіе всего было безъ единыя капли пролитыя крови.
Mais c'est un conte de mille et une nuits!!..
Часть первая
I
Зима, морозъ трескучій, полночь, но св?тло какъ днемъ!..
Вдали отъ жилья, среди густаго л?са, укрываясь среди чащи, гд? топырятся и переплетаются голыя сучья и в?тки, обсыпанные серебристымъ сн?гомъ, стоитъ челов?къ.
Среди глуши и дичи л?са, среди тиши ночной, ярко озаренный луннымъ св?томъ, такъ что лиловатая т?нь пятномъ лежитъ за нимъ на сугроб? — онъ одинъ зд?сь — шевелится, дышетъ, живетъ…. Все окрестъ него, мертвецъ н?мой и бездыханный, окутанный и увитый б?лымъ саваномъ.
Морозъ все убилъ и все зарыли будто кованыя и закаленыя сн?говыя глыбы.
Круглый м?сяцъ сіяетъ среди яснаго, синеватаго неба и только изр?дка укрываютъ его, низко и быстро несущіяся округлыя и кр?пкія облака. Какъ клубы дыма, облака чередою, на мгновеніе, застилаютъ м?сяцъ и желт?ютъ отъ сквозящаго св?та…. Но тотчасъ же м?сяцъ, будто самъ прор?завъ ихъ, вылетаетъ изъ облачной паутины и могучимъ взмахомъ стремительно идетъ прочь, будто несется поб?дно, въ безпред?льной и многодумной синев? ночи.
И каждый разъ только легкая и мгновенная т?нь скользнетъ по б?лымъ глыбамъ сн?говъ и исчезнетъ… Будто таинственный призракъ, безмолвно, безсл?дно пронесся по земл? и умчался въ свой нев?домый путь!..
A ясный м?сяцъ въ неб?, холодно веселый, будто тоже льдистый, равнодушно глядя сюда съ великой заоблачной шири, только и находитъ, что голую, с?рую, шероховатую чащу л?сную, да б?лыя глыбы. И все зд?сь серебристо, лучисто и мертво… Только синіе и пунцовые огоньки и искры вспыхиваютъ, сверкаютъ и меркнутъ, будто б?гаютъ и играютъ по стволамъ, в?твямъ и сугробамъ.
Незнакомецъ стоитъ на самой опушк? л?са, полуукрытый сосной, а предъ нимъ маленькая прогалина л?сная и б?ла она… Б?ла и чиста, какъ только можетъ быть б?ла сн?жная полянка, среди дремучаго бора, по которой нога челов?чья не ступала еще ни разу съ начала зимы. Ни пятнышка, ни соринки, ни единой точки темной. Ясная и гладкая глыба, какъ бы сахарная, вся усыпана алмазными искрами и серебрится, играя въ лучахъ м?сяца; а утонетъ онъ на мгновеніе въ облакахъ, то синевой отливать начнетъ глубокій сугробъ.
Челов?къ этотъ — охотникъ. Близъ него, на подачу руки, стоятъ, у ствола дерева, короткій мушкетонъ и длинная, здоровая рогатина, о двухъ стальныхъ зубцахъ. Но охотникъ забылъ, видно, про оружіе и, прислонясь спиной къ большому обледен?лому дубу, откачнулся на него, засунулъ руки въ карманы м?ховаго кафтана, закинулъ голову въ м?ховой шапк? и все задумчивое лицо его въ лучахъ м?сяца. Высокій ростомъ, плотный, могучій въ плечахъ, удалый по лицу и взгляду, онъ или забылъ, зач?мъ стоитъ въ ясную полночь среди дикаго л?са, или просто усыпило его — д?ло привычное. Или просто скучно стало, потому что давно ужъ онъ зд?сь. Во всей фигур? его есть что-то осанистое и гордое, что-то простое и важное вм?ст? и въ лиц?, и въ поз?, и даже въ одежд?. Молодое выбритое лице, безъ усовъ и бороды, красивый профиль чистаго лица, большіе темные глаза, задумчиво сл?дящіе за игрой м?сяца съ облаками, — все говоритъ, что это не простой охотникъ — зв?роловъ изъ-за куска хл?ба.
Тишь полночная не нарушается уже давно ни единымъ звукомъ и не мудрено было задуматься ему и загляд?ться на небо. Долго стоялъ онъ такъ, не двигаясь и опрокинувъ голову, но, наконецъ, шевельнулся, тихо опустилъ голову, опустилъ глаза на серебристую полянку и вымолвилъ шепотомъ:
— Эхъ, моя бы воля…
Онъ вздохнулъ, зашевелился, передвинулъ ногами на утоптанномъ имъ сн?гу и сталъ озираться.
Огляд?лъ онъ полянку, голую с?ть стволовъ, ее окаймлявшую, потомъ глянулъ около себя на оружіе, но, казалось, не вполн? еще сознавалъ окружающаго. Мысль его была еще слишкомъ далеко и еще не вернулась сюда, въ глушь, гд? топырится кругомъ этотъ обмерзлый л?съ, гд? этотъ морозъ трещитъ и гд? стоятъ, прислоненные къ обледен?лой кор?, рогатина и мушкетонъ, для любимой забавы, для боя, одинъ- на-одинъ, съ страшнымъ и сильнымъ, но всегда поб?ждаемымъ врагомъ.
Однако онъ взялъ машинально сильной большой рукой тяжелую рогатину, откачнулся отъ дерева и оперся на нее… ради перем?ны положенія и отдыха т?ла.
Полупрерванная, движеніемъ его, мысль снова овлад?ла имъ.
— Да, моя бы воля! вдругъ вслухъ сказалъ онъ и его собственныя слова разбудили и его самого и окрестъ молчащій л?съ.
Вдали раздался едва слышно какой-то звукъ. Не то хрустнуло что-то, не то звякнуло. И посл? одинокаго робкаго звука снова воцарилось то же затишье, тотъ же застой… Только и жизни, что въ облакахъ, а на земл? все замерло, все недвижно.
— Что-жъ, однако… Тоска какая… Да и морозно! Нын? должно быть, незадача отъ н?мцева глазу, пробормоталъ онъ едва слышно, и повелъ плечами.
Онъ начиналъ чувствовать, что сильный морозъ сталъ, наконецъ, пробираться и подъ его м?ховой кафтанъ, опоясанный ремнемъ, съ серебряными нас?чками. У ремня торчалъ большой турецкій пистолетъ и вис?лъ длинный, кривой кинжалъ. Но, однако, охотникъ тотчасъ же снова поднялъ голову — и лицомъ къ м?сяцу, снова забылъ про морозъ, л?съ и свою зат?ю.
— Да. Лейбъ-Компанцы… Въ одну ночь все д?йство произвели! вымолвилъ онъ снова вслухъ, но вдругъ тотчасъ же какъ бы опомнился, огляд?лся на дикій л?съ и задвигался, окончательно разбуженный собственными мыслями.
Не сказаннаго вслухъ ороб?лъ, конечно, молодецъ, а т?хъ мыслей, что наплывали, бились, роились и не укладываясь въ голов? его, б?жали и см?нялись другими. Одна только изъ нихъ постоянно будто р?зала остальныя, пропускала ихъ вс?, а сама оставалась въ голов?, точь-въ-точь какъ вотъ этотъ м?сяцъ: пропускаетъ мимо себя встр?чныя причудливыя кучки облаковъ и р?жетъ ихъ… Они б?гутъ прочь, дальше, нев?домо куда, по далекой синев?, и исчезаютъ въ полночномъ неб?, а м?сяцъ хоть будто и плыветъ, а все тутъ, на м?ст?, и снова св?титъ, и снова сіяетъ.
Мысль эта тоже, какъ м?сяцъ въ неб?, давно ясно и несм?няемо воцарилась въ голов? его. Мысль эту неотвязную онъ и выразилъ вслухъ, словно въ отв?тъ на все остальное, что наплывало въ молодую голову и смущало ее образами и картинами, которыя, одна ярче другой, одна заманчив?е другой, были вс?
