наказанъ нещадно «?зжалами», розгами мочеными въ квас?, а то и кошками. Знакомый или пріятель за такую дерзость: неумышленную — получилъ бы строгую отпов?дь, а умышленную — былъ бы просто выгнанъ вонъ изъ дому.
Графу пожелалось еще въ незапамятныя времена я онъ добился, чтобы вс? звали его не иначе какъ Іоаннъ Іоанновичъ. Подъ этимъ именемъ вс? и знали старика. И челов?ческій слухъ на столько рабъ привычки, что еслибъ кому-нибудь изъ обширнаго круга знакомыхъ Скабронскаго назвали графа Ивана Иваныча, то врядъ ли кто либо по этому имени догадался и понялъ о комъ идетъ р?чь. Да всякому было бы теперь даже и странно выговорить: графъ Иванъ Иванычъ Скабронскій. Старикъ вельможа такъ объяснялъ свою прихоть:
— Святаго такого чтобъ Иваномъ звали и въ святцахъ н?тъ! Есть Іоаннъ! Холопъ можетъ быть Иваномъ. Ивашкой, Ванюшкой, а дворянину кличкой зваться не приличествуетъ. Эдакъ, пожалуй, иного назовутъ и Вашюшкой Ванюшковичемъ! A коли есть дворяне, кои позволяютъ, какъ вотъ Неплюевъ, сенаторъ, звать себя Иваномъ Иванычемъ, такъ вольному воля, спасенному рай. Я имъ не указъ и они мн? не прим?ръ.
Графу Іоанну Іоанновичу было, по собственному признанію, л?тъ 70, на видъ же гораздо мен?е; а въ д?йствительности онъ родился въ годъ смерти царя ?еодора Алекс?евича и, сл?довательно, ему было теперь около 80 л?тъ. Года эти положительно невозможно было дать графу по бодрому и молодцоватому его виду.
Графъ Скабронскій былъ высокій и сухой старикъ, державшійся прямо и какъ-то, надменно, съ кр?пкими руками и ногами, съ б?лымъ лицемъ, почти безъ морщинъ. Не даромъ, видно, съ 20-ти-л?тняго возраста обтирался онъ ежедневно льдомъ съ головы до пятъ и ?лъ по утру ячменную кашу, по прозвищу «долгов?чная», а вечеромъ простоквашу, которую запивалъ большимъ ковшомъ браги, и, чуть-чуть во хм?лю отъ нея, шелъ онъ опочивать веселый, бодрый и ласковый съ холопями, а особенно ласковый съ той; которую называлъ «лебедь б?лая».
У графа Іоанна Іоанновича не было родственниковъ, за исключеніемъ одного внука, полу- родственника. Отца и мать онъ потерялъ еще въ юности и хорошенько не помнилъ, когда именно это случилось; но это и не могло быть интересно.
Когда государь Петръ, посл? неудачнаго приступа въ Азову, строилъ суда на р?к? Воронеж?, то въ числ? пригнанныхъ на работы мастеровыхъ находились два брата Скабродскихъ, оба подмастерья столяры, родомъ изъ города Романева; Старшему, Стеньк?, было 16 л?тъ, второму, Ваньк?, 13 л?тъ. Оба парня оказались въ строеніи искусн?е многихъ взрослыхъ и мастеровъ. Старшій сд?лался близкимъ лицемъ Петра Алекс?евича и не отлучался отъ него до самой смерти своей. За годъ до кончины Великаго, благодаря брату Степану, любимцу государя, и Иванъ Скабронскій сталъ дворяниномъ и графомъ и долго пережилъ его. A благодаря тому, что держался всегда въ сторон? отъ вс?хъ партій столицы и двора, прожилъ счастливо въ Петербург? три четверти стол?тія. На его глазахъ см?нялись государи и государыни, н?мцы и русскіе, фавориты и временщики — одни возвышались, другіе падали и у?зжали въ ссылку, одни вымирали, другіе нарождались… A онъ сид?лъ и сид?лъ въ Петербург?, на Васильевскомъ остров?, на набережной Невы, въ своемъ дом? и спокойно взиралъ на круговоротъ, совершавшійся около него и на его глазахъ. Судьба другахъ лицъ его научала и воспитывала и онъ пользовался т?ми уроками, какіе судьба давала Меншиковымъ, Волынскимъ, Минихамъ, Биронамъ, Бестужевымъ.
— Ч?мъ выше вл?зешь, т?мъ больн?е свалишься! думалъ и говорилъ Іоаннъ Іоанновичъ.
Не только люди, а даже домъ, находившійся рядомъ съ его домомъ, былъ игрушкой судьбы, а для него образчикомъ времени и назидательнымъ прим?ромъ.
Домъ этотъ, великол?пный и богатый, на его глазахъ переходилъ изъ рукъ въ руки — дарился, конфисковался, передавался, опять отбирался. Иногда онъ долго стоялъ пустой и ничей, не принадлежа никому, такъ какъ хозяинъ былъ въ свой чередъ въ ссылк? въ Пелым? или въ Березов?, а новый, фаворитъ или временщикъ, еще хлопоталъ только о пріобр?теніи конфискованнаго. Домъ этотъ, будучи, наконецъ, конфискованъ у сосланнаго Миниха, обратился въ больницу.
— Слава теб? Господи! сказалъ графъ, узнавъ объ этомъ. — Авось нын?шняго моего сос?да никуда не сошлютъ. Хоть и не веселъ этотъ сос?дъ, да все лучше, ч?мъ н?мецъ какой, съ которымъ изъ-за одного сос?дства Какъ разъ тоже угодишь на Б?лое море.
Графъ, бывшій на служб? всю жизнь «по долгу дворянскому», нич?мъ не заявилъ себя ни при воинскихъ, ни при статскихъ д?лахъ, но былъ по-очереди хорошъ со вс?ми временщиками и хорошо принятъ ко вс?мъ очереднымъ дворамъ.
И такъ прожилъ онъ до седьмого царствованія.
У графа не было ни одного врага во всю его жизнь, но за то въ восемьдесятъ л?тъ отъ роду онъ не им?лъ, да и припомнить не могъ въ прошломъ ни одного истиннаго друга.
Онъ былъ мастеръ водить хл?бъ-соль со всякимъ и быть в?чно въ доброй пріязни со вс?ми, держась и не очень далеко, и не очень близко. Когда же обстоятельства побуждали высказаться, то онъ предпочиталъ зас?сть дома и слечь въ постель, сказываясь хворымъ. Приказавъ запереть ворота, онъ бол?лъ покуда событіе совершалось… бол?лъ, какъ говорили: «лихорадкой въ пяткахъ».
Такъ пробол?лъ онъ при ссылк? Меншикова, за время пытокъ и казни Волынскаго. Точно также опасно хворалъ онъ первые дни посл? ссылки Бирона, а равно и во дни ареста правительницы Анны съ младенцемъ императоромъ.
Царствованіе «дщери Петровой» было самое пріятное, спокойное и выгодное для графа Іоанна Іоанновича. Онъ былъ осыпанъ милостями императрицы, и какъ братъ «птенца» Петра Великаго, былъ сд?ланъ генераломъ, сенаторомъ и подполковникомъ Семеновскаго полка. И въ первый свой прі?здъ въ сенатъ, новый сенаторъ предложилъ воздвигнуть золотую статую государын?. Сенатъ единогласно присоединился къ этому предложенію, но царица отклонила отъ себя эту честь.
За это же время случилось три нравственныхъ переворота въ его жизни.
Во первыхъ, не знавъ дружбы, онъ вдругъ д?йствительно позналъ дружбу, привязавшись искренно и сердечно къ гетману графу Кириллу Разумовскому. Зат?мъ, второй переворотъ былъ тотъ, что графъ пріучилъ себя черезъ силу нюхать табакъ, потому что получилъ отъ императрицы великол?пную табакерку, осыпанную брилліантами и яхонтами съ ея изображеніемъ въ вид? нимфы. Подобный же портретъ им?лъ отъ государыни только одинъ графъ Алекс?й Григорьевичъ Разумовскій, на яблок? изъ агата, украшавшемъ трость.
Третье событіе въ жизни графа Скабронскаго или переворотъ, случившійся съ нимъ, произошелъ еще въ посл?дній годъ царствованія Анны Іоанновны. Графъ, будучи уже шестидесяти л?тъ отъ роду, вс?ми силами и вс?ми слабостями себялюбивой души своей, предался, какъ младенецъ безгласный, въ руки очаровательницы. Вс? остальныя, до этой, были рабынями графа. Но и это продолжалось не долго, такъ какъ «владычица» его умерла вскор?.
Подъ конецъ своего царствованія, императрица Елизавета, в?ря въ честность графа, собиралась назначить его на одну изъ самыхъ выгодныхъ должностей въ имперіи, при которой мудрено было не сд?латься лихоимцемъ, а именно на должность генерала кригсъ-коммисара. Малоспособность, л?нь и года графа заставляли ближайшихъ ей людей препятствовать этому назначенію, но государыня была сердита на Гл?бова и упорно стояла на своемъ. Однако д?ло окончилось проще. Графъ самъ на отр?зъ отказался отъ м?ста «за преклонными годами». Дальновидный Іоаннъ Іоанновичъ разсчелъ, что больная и все слаб?ющая государыня долго не проживетъ, стало быть, наступали минуты, въ которыя придется ему снова запирать ворота на запоръ и «хворать», такъ какъ вс? ожидали, что насл?дникъ престола начнетъ гнать все Елизаветинское и гнуть на н?мцеву сторону. Пойдутъ опальные, ссылки, конфискаціи и херы, т. е. уничтоженіе многаго, появившагося на св?тъ въ предыдущее Царствованіе. Графъ къ тому же боялся за себя бол?е ч?мъ когда-либо, потому что считался въ числ? любимцевъ Государыни, былъ другъ и пріятель Разумовскихъ и врагъ (на сколько могъ только быть имъ, на словахъ) вс?хъ своихъ и заграничныхъ н?мцевъ.
Въ самое Рождество, посл? об?да, при изв?стіи о кончин? императрицы, Іоаннъ Іоанновичъ сразу тяжко захворалъ, заперъ ворота, приказалъ дворн? «прикурнуть» и не дышать. И въ темномъ, неосв?щенномъ дом? своемъ онъ ус?лся съ одной св?чей и то въ опочивальн?, окнами выходившей не на Неву, а во внутренній дворъ.
Не вел?въ никого пускать, онъ особенно наказалъ не пускать во дворъ ни своего друга гетмана, ни
