кого либо изъ его людей съ посылкой ли, цидулей, или съ ч?мъ бы то ни было.
На этотъ разъ графъ хворалъ и недужился еще усердн?е и даже въ постель ложился, чутко прислушиваясь ко всякому слуху въ город?, къ мал?йшему шуму на улиц? и у воротъ. Онъ заперся такъ кр?пко и бол?лъ такъ долго и прилежно, что н?которые его знакомые, хорошо знавшіе это его «кол?но» при всякой перем?н? правительства, все-таки подумали наконецъ, что старикъ и воистину умираетъ. Однако, предъ масляницей графъ узналъ о нежданныхъ милостяхъ и щедротахъ новаго императора и ему стало полегче. A узнавъ главное, т. е., что братья графы Разумовскіе не по?хали и не по?дутъ «гляд?ть гд? солнце встаетъ», а спокойно проживаютъ въ своихъ дворцахъ, оставаясь въ т?хъ же званіяхъ гетмана и фельдмаршала — графъ Іоаннъ Іоанновичъ сразу выздоров?лъ. Вел?въ отворить ворота и запрягать свою громадную карету цугомъ самыхъ великол?пныхъ въ столиц? вороныхъ коней, онъ въ парадномъ кафтан?, во вс?хъ орденахъ и даже съ табакеркой въ карман? вы?халъ изъ дому… Но онъ ужь поразнюхалъ во время своего хворанія къ кому теперь поближе подвинуться и отъ кого подальше отодвинуться.
Графъ Скабронскій прежде всего отправился во дворецъ и былъ принятъ государемъ равнодушно.
— Ни шатко, ни валко, ни на сторону! выразился о пріем? этомъ самъ графъ. — Тужить не тужи, а ликованіе отложи.
Отъ государя графъ прямо по?халъ къ прибывшему вновь принцу Жоржу, зат?мъ къ графу Воронцову, отцу фаворитки, а оттуда уже къ другу своему гетману.
Добрый графъ Кирилла Григорьевичъ не былъ сердитъ на осторожнаго друга вельможу, а весело встр?тилъ и обнялъ пріятеля. Облобызавъ его, малороссъ выговорилъ, хитро ухмыляясь:
— Ну поздравляю, батя, съ новымъ монархомъ. Паки на Руси воцарился Петръ. Отъ Петра и до Петра прожилъ ты. Можешь помирать теперь.
— Родяся во дни великаго Петра, друже мой, — горько помирать будетъ во дни махонькаго! шепнулъ графъ, озираясь кругомъ себя.
Однако, на другой же день графъ прямо отправился въ ceнатъ и внесъ предложеніе: монарху начинающему свое царствованіе столь великими щедротами, «какъ вольность дворянская» и уничтоженіе «слова и д?ла», подобаетъ немедленно воздвигнуть въ столиц? золотую статую!
Единогласно и громогласно присоединяясь къ предложенію товарища — господа сенаторы подумывали про себя:
— Заладила Маланья! Хоть бы новенькое что надумалъ!
Гл?бовъ повергъ къ стопамъ Монарха р?шеніе сенаторовъ. Юный государь отказался тоже отъ предложенія статуи и отв?чалъ:
— Лучше золоту дать бол?е полезное назначеніе. Я самъ моими д?яніями воздвигну себ? нетл?нный памятникъ въ сердцахъ подданныхъ!..
XXIII
Помимо внука посл? старшаго брата графа Степана, у Іоанна Іоанновича теперь не было никакой родни и когда напрашивался кой-кто къ нему въ родню, то онъ говорилъ прямо:
— Я твой финтъ см?каю, голубчикъ. У тебя съ моими пом?стьями да угодьями родство отыскалось….
Женатъ графъ не былъ ни разу и д?тей боковыхъ никогда тоже не им?лъ. Схоронивъ многихъ «вольныхъ женокъ» и будучи еще пятидесяти л?тъ, сталъ онъ жаловаться, что «слабая баба родиться начала на Руси» и р?шилъ, наконецъ, сочетаться законнымъ бракомъ, но не на сдобной какой д?вк?, а на такой, которая бы «кр?пка» была и духомъ, и т?ломъ. Много стали сватать нев?стъ именитому и еще бодрому богачу-вельмож?, но онъ былъ разборчивъ и все искалъ и выбиралъ, — выбиралъ и колебался.
«Все сдобны, а не кр?пки»!
Наконецъ, однажды, будучи въ Новгород? про?здомъ въ жалованное им?ніе, увид?лъ онъ въ собор? одну д?вицу, усердно молившуюся за об?дней и подумалъ было, что вдругъ негаданно нашелъ воплощеніе своей мечты. Молившаяся была такъ велика и дородна, и румяна, и здоровенна, что, стоя предъ царскими вратами, совершенно заслоняла собой дьякона на амвон?.
Графъ, посл? об?дни, подошелъ къ старушк?, стоявшей около д?вицы, и познакомился съ ней. Об? оказались новгородскія дворянки, не богатыя, однако родовитыя…. Но заговоривъ съ «кр?пкой д?вицей», которая об?щала по виду не умереть такъ же легко, какъ умирали его вольныя женки, графъ Іоаннъ Іоанновичъ узналъ, что мечты его разбились въ прахъ…. Д?вица оказалась страдающею «отъ глаза» съ самаго д?тства, почти съ колыбели, Ее сглазили маленькою лихіе люди.
На вопросы графа объ д?виц?, старушка, оказавшаяся ея теткой, охотно отв?чала подробно:
— Она у насъ сглажена, ваше сіятельство. Не говоритъ ничего.
— Да хоть малость-то самую? спросилъ графъ, думая про себя: «И доброе д?ло. Болтушкой не будетъ».
— Ни-ни, государь мой, ниже ?сть и пить попросить не ум?етъ. Мычитъ или пальцами кажетъ. Н?мая.
«Это бы еще не б?да! сообразилъ про себя графъ, любуясь румяной великаншей. — Что нужно — пойметъ.»
— И не слышитъ тоже ничего! продолжала тетка, собол?знуя.
— И глухая! воскликнулъ графъ.
— Глухая, государь мой.
— Да хоть малость-то самую слышитъ! умолялъ уже почти графъ Іоаннъ Іоанновичъ.
— Ни тоись, ни сориночки не слышитъ! Хоть въ ухо ее тресни, не услышитъ…
Графъ вздохнулъ и развелъ руками.
«Не судьба»! подумалъ онъ досадливо. Н?мую да глухую сд?лать графиней Скабронской — казалось ему срамнымъ д?ломъ. Будь она богат?ющая и сановитая д?вица — а онъ мелкота, однодворецъ какой — тогда бы можно еще. И людямъ было бы не см?шно и не зазорно, а такъ, въ его положеніи — д?ло выходило не покладное.
— A какъ звать?
— Агафья, по отечеству Семеновна.
— Агафья Семеновна. Да. Обида! повторялъ про себя графъ, глядя въ румяное и пухлое лице д?вицы. И сдобна, и кр?пка была д?вица, чего больше. Показалась она графу малость дурковата, но за то лице все такое б?лое и алое, здоровое да веселое…. Стоитъ она, глядитъ на него, да см?ется. Малость пучеглаза — да это не лихъ. Малость какъ будто ротоз?я — да это бы тоже не лихъ. Л?томъ мухи въ ротъ зал?зутъ — да это что-жъ!.. Развелъ Іоаннъ Іоанновичъ руками, поклонился об?имъ и вышелъ изъ собора съ досадой на сердц?. Не будь д?вица глухон?мая, то чрезъ м?сяцъ была бы его законная жена. Съ той поры, вернувшись въ Петербургъ, Іоаннъ Іоанновичъ и смотрины нев?стъ бросилъ. Посл? новгородской д?вицы, вс? петербургскія казались ему и тощи, и жидки, и худот?льны, и поджары и вс?, какъ сказывается: макарьевскаго пригона!
— Обойдусь и безъ супруги, коли Богъ не вел?лъ найти подходящую. A жениться на хворобной какой, чтобъ умерла — не стоитъ того.
За это время въ жизни графа былъ только одинъ, какъ увидимъ дал?е. крупный, любопытный случай: появленье изъ Франціи родного внука парижанина. Разд?лавшись съ этимъ внукомъ и единственнымъ законнымъ насл?дникомъ и въ то же время бросивъ совс?мъ мысль о женитьб?, графъ позвалъ своего перваго дворецкаго Масея и любимаго челов?ка Жука (какъ было его имя при святомъ крещеніи — никто не зналъ), вел?лъ имъ созвать всю дворню, начиная отъ повара и поварихъ и кончая посл?днимъ «поб?гушкой» Афон?кой, которому было четырнадцать л?тъ.
Около сотни дворовыхъ собрались въ залу и стали рядами по ст?намъ, пуча глаза на барина и не зная драть ли ихъ согнали, или обдариватъ.
— Должно бытъ драть, по тому случаю, что нын? не Рождество и не Пасха.
Графъ вышелъ изъ опочивальни въ сопровожденіи зас?дателя и повытчиковъ изъ суда, с?лъ въ
