— Знаю давно, голштинецъ, т. е. фридриховскій посланецъ, фехтмейстеръ Котцау, покорно приготовился отв?чать на допросъ Григорій Орловъ, какъ будто все бол?е чуя, что Ага?онъ принесъ, если не спасеніе, то отсрочку ожидаемаго съ часу на часъ ареста.
— Ну, ладно, вотъ онъ это и есть пущенный гонцомъ отъ Хредлиха. Ну, вотъ, покуда вы б?гали по Питеру, да просили заступничества у разныхъ вельможъ, я сид?лъ у себя въ прихожей и свое д?ло надумалъ. Ваши-то вс? заступники при Лизавет? Петровн? зубасты были, а нон? вс? хвосты поджали. A нон?, доложу я вамъ, вся сила въ н?мц?. Вы не ухмыляйтесь, я хоть и кр?постной вашъ холопъ, а это мн? сдается в?рно. Вотъ я и надумался, дай думаю я, черезъ своихъ пріятелей, тоже холоповъ, свою канитель заведу. Ну, вотъ я третій день и мыкаюсь, изъ дома пропадаю, а нын? съ зари провалился. Вонъ Алекс?й-то Григорьичъ, по своему ребячеству и малымъ годамъ, небось, подумалъ, что молъ Ага?онъ запоемъ запилъ. Не пивши никогда за всю жизнь, теперь изъ кабака не выходитъ. Хитеръ, в?дь!!
Алекс?й Орловъ былъ немногимъ моложе брата и ему шелъ уже двадцать седьмой годъ, но Ага?онъ упрямо считалъ его парнишкой сравнительно со своимъ бариномъ, героемъ многихъ битвъ. Алекс?й всегда огрызался полушутя на старика за это искреннее уб?жденіе, что онъ еще молокососъ. Теперь едва только Алекс?й открылъ ротъ, какъ старикъ посп?шилъ прибавитъ:
— Не прикажите ему болтать, пусть помалкиваетъ, покуда всего не выложу.
И Ага?онъ въ мельчайшихъ подробностяхъ разсказалъ, какъ онъ съ однимъ изъ пріятелей, лакеемъ графа Воронцова, отправился въ гости въ людямъ принца Жоржа, и даже познакомился съ господиномъ Михелемъ.
— Только ужь больно въ себя ушелъ, прибавилъ Ага?онъ, рукой не достанешь. Вельможа будто отъ того, что прынцу сапоги чиститъ.
Зат?мъ отъ Жоржа, направленный пріятелями, Ага?онъ нанялъ пару лошадокъ и отправился прямо въ Ораніенбаумъ.
— Когда? воскликнули вс? въ одинъ голосъ.
— В?стимо нон?, прямо оттуда, — и ямщика еще не разсчиталъ, ждетъ внизу.
Старикъ началъ было разсказывать, какъ хромаетъ правая лошадь, какъ ногу себ? зашибла гд?-то, но молодежь прервала старика въ нетерп?ніи.
— Ну, ну, не томи, воскликнулъ Григорій, — неужто же былъ у самого Котцау?
— У него у самого.
— Да зач?мъ?
— За д?ломъ.
— Да за какимъ д?ломъ? Къ нему-то?….
— A вотъ, слушайте. Прі?халъ, розыскалъ его. Нанялъ это онъ въ Рамбов? фатеру самую тоись м?щанскую, десять рублевъ въ м?сяцъ платитъ. Ладно, думаю, хорошо, — это намъ на руку; стало-быть н?мецкихъ-то деньжищъ мало, съ собой не привезъ, а русскими еще не разжился.
И Ага?онъ въ первый разъ сначала своего пов?ствованія ухмыльнулся весело и въ ладоши ударилъ.
— Ну, вотъ, вошелъ я. Два у него солдата ихнихъ, рейтера, такіе, что въ Красномъ Кабачк? были, токмо другіе, — перем?нилъ. При т?хъ-то знать ему стыдно, — вид?ли его ряженымъ. Сначала они меня пущать не хот?ли, чуть было не стали въ шею гнать. Я не иду, поясняю — барина надо, а они подлецы, в?стимо, по-русски хоть-бы теб? вотъ одно слово: что ни разинутъ ротъ, все свой хриплюнъ. Зашум?ли мы! Вдругъ, отворяется дверь и входитъ, кто-же бы вы думали? Я такъ и прис?лъ отъ радости! Анчуткинъ!
Оба братья Орловы, недоум?вая, взглянули на стараго дядьку.
— Какой чортъ Анчуткинъ? Я не знаю, отозвался Григорій Орловъ, нетерп?ливо сл?дившій за разсказомъ дядьки и ожидавшій конца пов?ствованія.
— Анчуткинъ, забыли? Вашего покойнаго родителя священника сынишко. Онъ у насъ махонькимъ въ дом? бывалъ, собирали было его тоже въ семинарію, обучали, въ дьяконы полагать думали, а онъ теб? не тутъ-то было, вм?сто дьяконовъ, удрамши, въ солдаты сдался. И махонькимъ-то самъ себ? амуничку все стряпалъ да ребятишками на сел? командовалъ. Н?што не помните, какъ Анчуткинъ съ компаніей своей приступомъ дьячиху въ бан? взялъ? Еще вашъ покойный родитель вс?хъ тогда ихъ перес?чь вел?лъ.
— Ну, ну, не помню. Говори, что же дальше?
— Да н?што вы не смекаете?
— Ничего не смекаю.
— Анчуткинъ, стало-быть, при этомъ н?мц? состоитъ, ну, въ деньщикахъ — что-ли. Изъ нашихъ-то христолюбивыхъ воиновъ перешелъ, окаянный, въ голштинцы.
— Ну, ну!.
— Ну вотъ, какъ мы съ нимъ увид?лись, такъ оба и ахнули и давай ц?ловаться. Потомъ это вышли изъ дому, выбрать себ? м?стечко, гд? побес?довать; ушли за дрова, да тамъ и прис?ли… И въ полчаса времени все ваше д?ло и обд?лали.
— Да какъ? какъ? Говори! закричали почти вс?.
— Какъ? A вотъ какъ. Есть у васъ дв?сти аль триста червонцевъ, вотъ сейчасъ на столъ класть?
— Что-жъ, неужто-жъ откупиться можно? воскликнулъ Григорій Орловъ. — Неужто денегъ возьметъ Котцау?
— A почему-жъ это ему и не взять? вдругъ какъ бы обид?лся Ага?онъ.
— Не можетъ быть, ?оша, это все пустое. Тебя твой Анчуткинъ надуетъ, деньги положитъ въ карманъ и не говоря даже съ Котцау. И будемъ мы въ дуракахъ.
Ага?онъ обозлился на мн?ніе барина и вс?хъ остальныхъ офицеровъ, утверждая и клянясь вс?ми святыми, что вся сила въ томъ, чтобы заплатить Котцау за обиду дв?сти или триста червонцевъ.
— Да не возьметъ онъ ихъ! воскликнулъ Алекс?й Орловъ. — Фофанъ ты, ?ошка! Не ожидалъ я отъ тебя! С?лъ въ лужу. A я было думалъ, ты и впрямь что-нибудь путное надумалъ. Фофанъ!
— В?дь вотъ спорщикъ! воскликнулъ Ага?онъ. — Да ты н?што съ этимъ голштинцемъ говорилъ? A я говорилъ.
— Съ к?мъ? Съ Котцау?! воскликнулъ Григорій Орловъ. Котцау ты вид?лъ?
— В?стимо вид?лъ, онъ же мн? и сказалъ, сколько возьметъ.
Офицеры повскакали съ м?стъ.
— Такъ эдакъ бы и говорилъ! загуд?ли голоса, со вс?хъ сторонъ.
— Говорилъ?… Вонъ этотъ вотъ озорникъ н?што дастъ что путемъ сказать? Знай перебиваетъ, показалъ онъ на Алекс?я Орлова. — Николи не дастъ ничего путемъ разсказать. Слушайте!
Объясненіе свое Ага?онъ закончилъ такъ, что снова веселый гулъ, см?хъ и крики раздались въ квартир? Орловыхъ. Онъ передалъ свой разговоръ съ Котцау, которому онъ былъ представленъ Анчуткинымъ. Ротмейстеръ, конечно, тотчасъ же признавшій старика, сначала, по выраженію Агаеона, остервенился.
— Думалъ ужь я, опять меня бить начнетъ, однако н?тъ, Анчуткинъ залопоталъ ему по-ихнему…
— По-н?мецки? спросилъ кто-то.
— То-то, по-н?мецки. Оттого и въ голштинцы попалъ, что обучился въ войну по-ихнему. Прыткій малый.
— Ну, ну, разсказывай…
— Ну вотъ, Анчуткинъ, полопотамши съ нимъ, мн? и говоритъ: д?ло это сладиться можетъ, баринъ согласенъ получить триста червонцевъ за обиду, только чтобы это никто не зналъ, а узнаетъ кто про это, то онъ откажется. A деньги эти чтобы я ему самолично отъ васъ передалъ. Ну, и доложу я вамъ, Григорій Григоричъ, не люблю я н?мцевъ — смерть, но доложу я вамъ, что этотъ самый Котцау, какъ мн? сдается, не надуетъ.
— Чортъ его душу знаетъ! Можетъ и надуетъ! зам?тилъ Ласунскій.
— И авто не все, продолжалъ старикъ. — Слушайте. Окромя эфтова, еще онъ требуетъ, чтобы вы значитъ обои, вы, да вотъ и озорникъ этотъ, обои прощеніе у него просили передъ разными самовидцами. Чтобы при семъ и голштинскіе были мейнгеры и наши всей гвардіи офицеры.
— Ну и это онъ брешетъ!.. вскрикнулъ Григорій Орловъ.
— Пустое, въ ту же минуту обернулся къ брату Алекс?й:- что ты болтаешь, Господь съ тобой! Да я на четверинкахъ къ нему подойду и прощеніе просить буду. Не ради себя, а ради поважн?е чего. A вотъ, когда