нас из-за мыса…
— Эх-эх-эх! Можешь не продолжать — дело известное! Тех, кто сопротивлялся — перебили, остальных взяли в рабство, товары себе, а судно — морю? Одного не могу понять — как тебе удалось бежать? Они ведь строго следят за своими пленниками. Боятся, чтобы никто не проболтался о них!
— Они и меня пытались остановить. Сначала погоней. А потом вон, видишь? — со стоном кивнул себе за спину беглец. — Стрелой!
— Так ты ранен?!
— Да... И кажется не на шутку!
Карнеад с сочувствием тронул беглеца за плечо и подбадривающе улыбнулся:
— Ничего, к счастью, у меня есть человек, который кое-что смыслит во врачевании. Не Гиппократ, конечно, и даже не врач, но все же... эй, Янус!
— Здесь я! — охотно отозвался тот самый матрос-эллин, который так интересовался капитаном Сизифом.
— Ну-ка, окажи помощь моему старому другу! Клянусь Посейдоном, за это я даром доставлю тебя в Афины, хотя ты и отработал проезд только до Синопы…
— …Синопы?..
При упоминании портового города Понтийского царства, капитан Сизиф сделал попытку привстать и что-то сказать. Но Карнеад остановил его и приказал Янусу поторапливаться. Тот понимающе кивнул, достал из походной сумки кинжал и стал накаливать его на жаровне, где варилась бобовая похлебка для матросов.
Капитан Сизиф следил за каждым его движением расширяющимися от предчувствия предстоящей боли глазами.
— Я готов! — сказал, наконец, ему Янус. — А ты?
— Да! — стискивая зубы, ответил капитан Сизиф. — Начинай…
По знаку Карнеада матросы перевернули беглеца на живот и тут же уселись сверху, крепко прижимая его к палубе.
Янус, склонившись, быстро сделал надрез ране, ставшей за ночь красным бугром, просунул в нее пальцы и, вцепившись ногтями в металл, выдернул наконечник. От нестерпимой боли капитан Сизиф закричал и потерял сознание.
Янус внимательно осмотрел длинный, толщиной в палец наконечник, с заусенцем, который не позволил капитану Сизифу вытащить его из тела, и с отвращением, словно змею, бросил за борт.
— Скифский! — хмуро сообщил он Карнеаду, показывая взглядом, что остальное хотел бы досказать наедине.
Однако пришедший в себя капитан Сизиф не позволил ему сделать этого.
— Отравленный? — чуть слышным шепотом спросил он и так властно посмотрел на Януса, что тот невольно кивнул в ответ.
— И… сколько же мне, по-твоему, осталось жить?
— Сизиф, дружище! — умоляюще остановил его Карнеад, незаметно показывая Янусу кулак. — Ты проживешь еще пятьдесят, нет — сто лет!.. Построишь, наконец, самую красивую и большую триеру на всем Эвксинском Понте...[1]
— Ну? — не слушая его, потребовал честного ответа от эллина беглец. — Неделю? Пять дней?.. Три?..
Янус неопределенно пожал плечами, показывая глазами на небо: мол, на все теперь воля богов.
Голос капитана Сизифа дрогнул:
— Значит, поездка в родную Аполлонию мне уже не по плечам, точнее, не по плечу! — с горечью пошутил он. — Но Синопу... ты ведь туда идешь, Карнеад? Синопу еще навестить успею. Слушай, дружище!.. — он попросил капитана склониться над ним ниже, ниже, еще — вот так, к самым губам. — Ты говоришь, как я сумел убежать от пиратов?.. Так вот!.. Один бы я, и правда, от них не ушел. Мне помог купец, которого я вез на своей «Артемиде»... Рискуя собой, он отвлек охрану и дал мне возможность уйти… Лакон его имя! Я дал ему слово найти в Синопе его сыновей и передать им записку, чтобы они как можно скорее выкупили его!..
Карнеад жестом приказал отойти всем, кроме Януса, который, делая вид, что хлопочет над раненым, на самом деле прислушивался к каждому его слову.
