это бровь поранили?
Прокопий устало и зло махнул рукой.
– Дядина отметина. Никита Никитич свечой горящей мне в бровь угодил, когда я его маленько осадил под отцовской крышей.
– Вот злыдень! Вы, поди, тоже в долгу не остались?
– Сдержался. Хворый он.
– И зря! Сама- то я не поглядела на его немощь.
– Слышал.
– Неужли вспоминал меня?
– Как же. Плетью грозится отодрать за то, что прижилась у батюшки в Тагиле.
Анфиса делано усмехнулась, но почувствовала холодок озноба. Не угодить бы и в самом деле под власть Ревдинского оборотня! Хоть бы этот, молодой Демидов, поглядел поласковее, приласкал, прогнал страх и неизвестность...
Прокопий задержал свой взгляд на Анфисе, и она смутилась.
– Как-то по-чудному на меня глядите.
– Красивая ты.
– Про это от людей слыхивала.
– А сама о себе что думаешь?
– Да будто и ничего.
Анфиса пошла к двери.
– Куда ты?
– В свои горницы. Подумать надо. Тягостно мне глядеть на вас, как тревожитесь за покой батюшки в столице.
– Я хотел тебе сказать...
– Слушаю со вниманием.
Но Прокопий махнул рукой и начал подниматься по лестнице. Следом лакей пронес хозяйский саквояж из коляски. Прокопий на половине лестницы остановился и сказал:
– А ты сегодня красиво принарядилась. Когда в Тагил ревизор князь Вяземский приедет, ты его обязательно в этом наряде встречай. Поглядит на тебя и растеряется от удивления старик.
– Слушаюсь...
3
Прокопий жил и спал в английской комнате, обставленной в духе семнадцатого века; в убранстве этого покоя подлинная мебель придворных мастеров Англии сочетала затейливость барокко с чисто британской любовью к комфорту. Не было, впрочем, недостатка и в символических предметах ратной доблести: стены были увешаны доспехами крестоносцев, тяжелыми мечами, похожими на кресты, щитами с геральдическими фигурами.
Всю обстановку для этой комнаты купили у обедневшего лорда, оставив в его родовом замке лишь ободранные стены...
Поздний час ненастной ночи. Одно окно не закрыто. От ветра шевелятся на нем шторы. Прокопий в шелковом камзоле перечитывал отцовские письма. Неразборчив стал его почерк. В некоторых словах сразу по три титульных буквы выведены. Скачет перо по бумаге, ведет неровные строчки. Скачками переходит и от мысли к мысли. О многом говорит намеками. Не любит размазывать. Надеется, что сын схватит весть с полуслова. А порой не боится говорить на редкость откровенно. С Бироном был крутой разговор... Государыня ласкова, но без искренности... Сенаторы многовато отступного просят... Вяземский- князь при встрече у одного вельможи мимо прошел... Слуги в столице изворовались... Дворяне в лицо посмеиваются... Фрейлина, известная Прокопию, без мужа обрюхатела... Сановники и чиновники помельче, как вороны, каркают о беде, что пришла для Демидовых...
Письмо, где отец описывает о царском утверждении наказа о розыске, Прокопий даже не стал читать до конца. Что ж, утвердила так утвердила!
Прикрыв глаза, он представил себе, как князь Вяземский едет по российским дорогам на Урал, как торопится в Невьянек, чтобы скорее выполнить повеление императрицы и Бирона. Прокопий мысленно увидел и отца, охваченного тревогой за участь всего богатства. Бродит небось по петербургским хоромам, страдает от бессонницы.
Для Прокопия не было тайн в дедовом и отцовском прошлом на Урале. Вплелось сюда и собственное прошлое... Настенька, утонувшая в пруду... Сусаннина опочивальня с потайным ходом, оказавшимся для нее ходом в иной мир. Савва со всеми тайнами Наклонной башни. Сумасшедший дядя, лютующий сейчас в отцовском дворце от страха перед розыском. Люди, задранные дядиными медведями. Уже не первый раз вспомнил и об Анфисе. Верно, заняла у отца место Сусанны? В этот раз просто не хватает смелости столкнуться с отцом на той же дорожке.
Чуть слышно скрипнула дверь. Анфиса появилась на пороге со свечой в руке. Синяя шелковая рубаха до пят, подвязанная черным шнуром с кистями.
– Прощения прошу за помеху. С доглядом обхожу дворец. Увидела в дверной щели свет. Подумала, что заснули с огнем. Уж замечала, что свечи тушить забываете.
Анфиса поставила свечу рядом с канделябром, вздохнула тяжело.
– Батюшкины письма читаете?
Закрыла окно. Вместо ответа на ее вопрос Прокопий подошел, обнял ее, но тотчас отпустил.
– Чего пришла?
– Свет загасить. Не верите, что ли?
– Неправду говоришь. С грехом в мыслях шла сюда?
– А с ним всякая живая баба завсегда ходит. Без него людской жизни не было бы. А вы, молодой такой, неужто бабьего греха боитесь?
– Ты мне лучше скажи, кто тебе здесь мил?
– Никто. Пожалуй, никого милее вас, Прокопий Акинфич, для меня нет.
– А отец?
– Батюшке вашему я служительница, и только.
Ожидая продолжения разговора, Анфиса постояла в нерешительности, усмехнулась невесело и взяла свой подсвечник.
– Уходишь?
– Спать пора, Прокопий Акинфич.
– Может, здесь приляжешь?
– Не люблю в чужом месте. К своему привыкла. Коли вам одному страшно станет, приходите. Сказы интересные знаю.
Поклонилась, плотно прикрыла за собой дверь...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Не удалось Акинфию Демидову отвести от себя розыск, но зато удалось пристроить в проводники князю Вяземскому верного человека, Степана Пояскова, знатока самых плохих дорог из Петербурга на Урал...
Степан Поясков был предан Акинфию до самозабвения. Выполняя наказ заводчика, он вез князя по самым глухим дорогам, вытряхая душу из сенатора-следователя на нырках и ухабах. Он часто брал князя и его спутников на испуг рассказами о разбойниках. Будучи не самого храброго десятка, князь Вяземский беспрекословно следовал советам заботливого проводника.
Поясков вез домой три пакета под хозяйскими сургучными печатями. Один – для молодого хозяина в Тагил, второй – для брата Никиты в Невьянск и третий – башенному старосте Савве. Этот пакет Демидов велел беречь пуще собственной жизни.
Путь до Каменного пояса провожатому удалось растянуть на десять дней против обычного, а уже на самом Поясе, на дорогах к Тагилу, он рассчитывал задержать гостя еще на добрую неделю. Замысел Акинфия был понятен Пояскову. Чем дольше князь пробудет в пути, тем чище приказчики заметут и спрячут старые демидовские грехи.
Вяземский со свитой ехал на шести тройках под конвоем верховых охранителей. Ямщики и охрана во всем были на стороне Пояскова: демидовские рублевики уже позванивали в их карманах.
У экипажей ломались колеса и оси, когда это было необходимо Пояскову. Словом, в дороге все шло по желанию Пояскова. Сверх ожидания легко удалось уговорить князя заехать по пути к Невьянску на Тагильский завод вместо ранее намеченной остановки на заводе Кушвинском. В Тагиле Поясков предлагал немного передохнуть. Эта перемена маршрута и остановок удалась Пояскову оттого, что он ловко хвастал своей охотничьей сноровкой. Князь сам был охотником, рассказы проводника пробудили в нем прежнюю страсть, захотелось потравить демидовскими борзыми лисиц-огневок на просеках у подножий Высокой горы.
Поясков с таким мастерством рассказывал князю охотничьи приключения, что тот таращил глаза, заслушивался этими байками до полуночи, а утром просыпал. Выезд из-за этого откладывался. Так, даже без дорожных ухабов, подчас затягивалось время пребывания в пути. Не ускользнуло от внимательного проводника, что князь отнюдь не чуждается женской красоты, не забыл тропок к сердцам красавиц и уже проявляет некоторый интерес к рассказам о тагильской домоправительнице.
2
К Нижнему Тагилу подъезжали после полудня. Солнце придавало осенним краскам игру теней. Ветерок с шелестом гнал по дороге подсохшую листву. Перед самым заводом княжескую карету занесло на повороте. Спицы у задних колес дружно треснули, колеса рассыпались. Пришлось Пояскову отправиться в Тагил за новыми колесами, поэтому он смог предупредить Прокопия о высоком госте.
Когда тройка с князем Вяземским остановилась у дворцового крыльца в Тагиле, нежданного, но желанного гостя встречал не только сам Прокопий, но и Анфиса с хлебом-солью. Разряженные в парадные ливреи слуги составляли пышный фон этой встречи. Князю она пришлась по душе. По русскому обычаю он даже облобызался с красивой домоправительницей Демидовых.
Пока князя отмывали с дороги в бане, со двора поскакал в сторону Невьянска конный нарочный от Пояскова с двумя пакетами к Никите Никитичу Демидову и башенному старшине Савве. Гонцу было приказано строго-настрого вручить пакет старшине только в собственные руки и притом непременно с глазу на глаз...
Сенатор князь Вяземский слыл любимцем императрицы. Сознавая, что наделен умом не чересчур щедро, он избрал для житейского пути, а особенно для восхождения по служебной лестнице такие приемы, как лесть, услужливость и приветливость. Несмотря на тучность, он был подвижен и не щадил сил на поклоны перед сильными: известное дело, поклоном спины не надсадишь, шеи не свернешь! Одевался князь щегольски, и всегда его по-особенному завитый парик вызывал похвалы и восхищение императрицы.
Служба его при дворе началась при Екатерине Первой, благоволил к нему Меншиков, ибо князь довольно успешно выполнял тайные поручения
