Спать не хочется, очень тоскливо. Вышли на траверз Рога.
ОДА РАДИО
За окном — московская осень. Снимаю с полки коробку с надписью: «Тиг-рис-2В». Достаю из коробки ленту. Ее мне вручили на память друзья-коротковолновики.
Трески, шорохи. «Пожалуйста, все помолчите, и кто настраивается, помолчите».— «Слабо принимаем».— «О'кей, Костя, он вышел на батареях, поскольку у него генератор не работает».
Валерий Агабеков — в Ессентуках, Константин Хачатуров — в Москве. Оба — мастера высокого класса, призеры международных соревнований. Держат, как атланты, радиомост на плечах.
Вот и мой голос пробился сквозь шумы:
— Добрый день. Отлично, что вы в эфире. У нас все хорошо.
Последняя фраза будет, варьируясь, многократно повторяться. Главное — успокоить: нам — их, им — нас.
— Ксения Николаевна слышит вас, но очень слабо.
— Юрочка, дорогой, здравствуй! Схема связи такова: борт «Тигриса» — Кавказские предгорья — столичный радиоклуб —Ксюшина телефонная трубка.
— Юра, все у нас хорошо! Дома — хорошо, на работе — хорошо, у бабушек — хорошо!
Читает по бумажке — бережет эфирное время. Перечисляет знакомых: у того-то большой успех, у того-то большая радость. Привет от тех-то, тех-то и тех-то — целый список, как в деревенском письме: «А еще кланяется...» Важно никого не пропустить, чтобы человек знал, что его помнят. Совсем не смешной обычай.
— Звонили со «Славска» из Басры, интересуются делами на лодке, передают привет и лучшие пожелания. Не волнуйся ни о чем, у нас все хорошо!
— Прекрасно понял, прекрасно понял. Все хорошо.
Шумы, трески.
— Юрий, ответьте на вопросы журналистов. Чем заниматься приходится? Кем себя больше чувствуете — врачом или матросом?
— Делаю то, что делают остальные. Все — матросы, включая Тура.
— Самое яркое впечатление со дня выхода в океан?
— Мы еще не в океане.
Это давняя запись, январская. Шли из Омана к пакистанским берегам, и я конспирировал, связанный запретами консорциума: «63° восточной долготы! Как поняли? Идем по градусу и завтра-послезавтра упремся в берег!»
«В Карачи идут, в Карачи идут»,— делились догадкой Ессентуки и Москва.
— Лекарство получили?
— Да, получили, спасибо!
Заказать для Карло облепиху и мумие, уточнить метеопрогноз, переправить весточку на орбиту космонавтам, попросить помочь с транзитными визами — как бы мы жили без Валерия и Кости! Просто не представляю!
— Тур и Карло просят позвонить в Италию и сообщить, что все хорошо. Ксюша, диктую номер. Лекко — Леонид — Елена — Константин — Константин...
Трески.
— Юрий, передайте Норману: тысячи людей каждый день просятся на частоту.
К концу плавания у нас насчиталось 350 собеседников из 43 стран. Не так уж мало.
— 73, Юрий, от всех нас.
— Вас понял, 73. Будем заканчивать. Надо ставить парус, ветер поднялся. Все хорошо!
— Все отлично!
Как заклинание, как припев с обеих сторон.
ОТРЫВКИ
К утру 20 марта ветер усилился, движемся довольно прилично, соответственно нас и качает.
Окончательно решено остановиться в Джибути.
Тур строит планы, как бы войти в порт Джибути поэффектнее. Его идеи крутятся вокруг весел. Пусть Би-би-си пригласит человек двадцать гребцов, они разместятся вдоль бортов, и зрелище получится, как на древнеегипетских фресках.
Герман планирует слетать из Джибути в Мексику, привезти оттуда компрессор и подводные светильники, которые сам же с Бахрейна в Мексику и отослал.
Курс — вест-зюйд-вест. Моя вахта с двух до четырех ночи. Вместе с Карло.
Поговорили, мирно, спокойно, потом замолкли, думая о своем. Звезды, луна, волны и парус настраивали на молчание, а скрипы лодки и стрекотание сверчков создавали музыкальный ненавязчивый фон.
Мне кажется, что, реконструируя судно древних, маршрут древних, мы параллельно совершаем еще одну реконструкцию. У нас на борту моделируется способ мышления тех, чей путь пробуем повторить.
Восприятие мира становится конкретным, предметным, как у погонщика верблюжьего каравана: что вижу, о том и пою.
Отчего нас упрямо сопровождают одни и те же рыбы? Мы уже знаем их, как говорится, в лицо, они пересекли вместе с нами Аравийское море, прошли около двух тысяч километров без отдыха, без сна —что их влечет? Непонятно.
Чем мы интересуем акулу-молот, которая кружит поодаль, боясь приблизиться?
Почему в три часа ночи юго-восточный ветер затихает, а в шесть утра поднимается сильный северо- восточный?
Почему, наконец, сгнила кокосовая веревка, крепящая подмачтовую поперечину с левого борта? Эйч-Пи дернул ее случайно, и она разлезлась в клочья.
В последнем как раз загадки нет. В этом месте мы выливаем воду после мытья посуды, вот веревка и сопрела. Но если подобное же по другим каким-то причинам случилось и на остальных поперечинах — тогда беда. К поперечинам привязаны мачта, мостик, уключины, хижины, все надстройки «Тигриса» покоятся на них, как на фундаменте. Нужно найти возможность канаты проверить.
Делаем около трех узлов. Извлекли из воды носовую гуару, дабы не мешала управлять: сбиться с курса на такой скорости значит либо потерять парус, либо поломать мачту и рей.
Вахта в ночь с 21-го на 22-е была настоящей штормовой вахтой. Работали оба рулевых, на основном руле и на страховочном. Ветер не унимается до сих пор. Волны трехметровые. Аденский залив значительно больше похож на океан, чем сам океан.
«Именно такая погода нужна «Тиг-рису»!» (Жизнерадостное восклицание Тура.)
Радиограмма от Би-би-си. Все для нас подготовлено, даже лоция, которую мы не просили, судно сопровождения зафрахтовано. Но рандеву назначено на 31 марта, до него девять дней, а Джибути — при нынешних темпах — в пяти шагах!
«Куда нас несет, мы же не торпедный катер!» (Восклицание Тура, совсем не жизнерадостное.)
Нам обязательно нужна встреча, без эскорта мы не подойдем к гавани, навигационная обстановка ее района нам совершенно неизвестна. А подождать, притормозить мы не в силах, мы словно ступили на эскалаторную ленту: поймают нас — хорошо, не поймают — проскочим мимо.
Ушло слезное послание на Бахрейн.
Сроки передвинуты. Рой Дэвис прибудет в Джибути 26-го. Это нас устраивает: при пятидесятимильных (в среднем) суточных переходах у нас впереди шесть с половиной суток пути.
Кстати, все были удивлены, узнав, что со вчерашнего дня мы прошли только пятьдесят шесть миль. «Только» — а давно ли радовались, что проходим двадцать пять или тридцать?
Но, действительно, почему пятьдесят шесть, когда мчимся, как бешеные?
У берегов Аденского залива — два морских течения. То, что у южного, идет на запад, то, что у северного,— на восток, нам в лоб. Не оно ли препятствует? Не слишком ли мы удалились от южного берега?
