ОТРЫВКИ
Итак, генератор вышел из строя, сразу после того как мы сообщили на Бахрейн, что с кораблем сопровождения нам удобнее всего встретиться у острова в Аль-Муша в десяти милях от Джибути. Если радиограмма понята правильно, она вполне может остаться последней; если же нет — надежда на изрядно подсевшие батареи.
Рашад вновь за бортом. Обдирая ладони, зафиксировал брагу еще в пяти точках — и сообщил, что в одном месте перетерлась спиральная веревка.
Напоминаю: спиральная веревка — наш позвоночник, она обвивает многими восьмерками сигары корпуса, без нее «Тигрис» был бы просто тремя кучами соломы.
Детлеф испуганно стал говорить о том, что веревку надо немедленно связать (на ходу, кстати, сделать это при всем желании невозможно). Успокоил его: сигары набухшие, тесно сжатые, витков не один десяток — доплывем. По крайней мере, сию секунду не развалимся. На «Ра» корму и нос обрезали, и то ничего.
Асбьерн ловит рыбу. Каждая поимка сопровождается дикими криками восторга. Будь здесь посторонний, он подумал бы, что случилось что-то ужасное или что на борту спятили.
Вообще наши манеры заведомо опростились: например, когда жарко, все, кроме, пожалуй, шефа, разгуливают в полном неглиже, и Туру приходится предупреждать: «С «Зодиака» снимают, надень плавки».
26 марта. Утро солнечное, редкие облака, ветер дует очень хорошо.
Сегодня опять поменялись партнеры по вахтам (инициатива Норриса). Теперь Норрис будет рулить с Норманом, Асбьерн с Эйч-Пи, Детлеф с Рашадом, а я со всеми по очереди, подменяя кухонных мужиков.
Всякий раз, возвращаясь из воды, Рашад приносит огорчительные известия. Его наблюдения сегодня: порваны четыре кокосовые веревки, крепящие фундамент надстройки. На ходу их ни связать, ни заменить.
Перечень ремонтных работ в Джибути растет: генератор, стяжки поперечных балок, ревизия спирального каната по всей длине, включая центры его восьмерочных пересечений, а как мы к ним подберемся, в глубь сигар,— дело темное.
Норман вышел в эфир на батареях, коротко говорил с Бахрейном, дал наши координаты и предупредил, что у места встречи зажжем на верхушке мачты мигалку.
Рандеву, по предварительным расчетам, состоится утром послезавтра.
Расчеты ошибочны. Только что Норман доложил: из пройденных за сутки
пятидесяти миль все ушли на снос. Бежали в одну сторону, а дорога — навстречу нам в другую.
Решили держать правее, 280—285°. Курс малоприятный: на нем сильно валяет с борта на борт, поскольку идем наперерез волнам и под углом к ветру.
Все чувствуют, что путешествие близится к концу, и наша временная обитель становится нам дороже и дороже.
Ночная вахта с Эйч-Пи. Разговоры совсем уже сухопутные: кто чем будет заниматься после окончания экспедиции. Эйч-Пи собирается наняться на буровую установку в Атлантике: «Там хорошо платят, а ведь я живу сейчас в долг: правительство дало мне кредит на время обучения, и я обязан вернуть эти деньги».
Думал, слушая: вот и разбегаемся кто куда и через какое-то время спохватимся — полно, был ли «Тигрис»?
Из продолжения разговора с Эйч-Пи: — Теперь я, наверно, плавать не
брошу. У друга парусная лодка, а потом когда-нибудь куплю свою — ив море.
(Озабоченно.) Только нужна гипотеза.
Нет лишней гипотезы?
Смеемся. Оба знаем, над чем.
ОДА ЧИСТОТЕ ЖАНРА
Парень катит носом по асфальту орех. Чем ты занят, парень?! «Исследую предел возможностей человека».
То есть перед вами не бездельник, а экспериментатор, творческая личность, извольте отнестись к его забавам всерьез.
Фраза насчет предела возможностей стала расхожей, универсальной, как столовский соус. Простоял неделю на одной ножке — исследование, съел полцентнера макарон — тоже исследование.
Обиднее всего, что спекуляция идет на исконном, благородном стремлении человечества активно познавать мир и себя.
По «Клубу кинопутешествий» я знаком со многими отличными ребятами, изобретателями, спортсменами, организаторами смелых, подчас рискованных предприятий. Одни на мотоциклах по льду пересекают Байкал, другие сами строят подводные лодки, третьи конструируют диковинные «семимараны» и дельтапланы.
Примечательно: никто из них не подводит под свои замыслы псевдонаучной базы. Разумному замыслу подпорки ни к чему. Они нужны там, где есть неуверенность. Предположим, некто в свободное от службы время обожает стоять на голове. Он жаждет славы, но справедливо полагает, что не так-то легко ее добьется. И объявляет: отныне, стоя на голове, обязуюсь, к примеру, изучить цветение незабудок[9].
Ни к спорту, ни к научному подвигу сие не имеет отношения. Налицо верблюд с рогами, ублюдочный гибрид.
Нельзя смешивать жанры.
Вполне допускаю ситуацию, при которой люди без всяких палеоисториче-ских теорий вышли бы в океан покататься на камышовых вязанках. Это был бы экстравагантный, повышенной сложности туристский поход, достойный определенного уважения.
Но тот же поход выглядел бы просто неумной погоней за дешевой сенсацией, если бы проводили его, скажем, под флагом анализа влияния Южного Креста на насморк.
Всякий эксперимент — детище концепции. Пирамида, на острие которой — наш «Тигрис», долгие годы возводилась по камешку, по мере того как складывались научные воззрения Хейердала и формировалась его гражданская позиция. «Тигрис» — следствие, а не причина. И потому он, как ни парадоксально, не более экзотичен, чем молоток в руке геолога или скальпель в руке хирурга. Метод определен целью, не наоборот[10].
Дорогие любители переплывать Ламанш в моторизованной ванне, не разделяю вашего энтузиазма, но допускаю, что человек волен развлекаться, как может. Хоть на коньках к полюсу! Хоть на велосипеде на Эверест! Однако учитывайте: чтобы стать Хейердалом, недостаточно «Тигриса». А Хейердал и без «Тигриса» — Хейердал.
ОТРЫВКИ
Утром 27 марта нас посетил первый посланец суши. Забравшись на мостик, я увидел, что Карло фотографирует дивную тропическую птичку с длинным тонким носом и красивым гребешком-хохолком.
Птичка пуглива и несколько раз вспархивала, когда мы подходили слишком близко. В конце концов она покинула нас.
Утром же наблюдал пиршество крабиков. На лодке их множество, они совсем маленькие, 4—5 сантиметров в диаметре, очень шустрые и любопытные. Днем они греются на солнышке, выползают на палубу или сидят на борту. Двое живут на корме. Я прозвал их Федя и Маша, они трогательно дружные и всегда вместе. Видимо, любимое их время — полдень, они дремлют в тени от спирального каната (представляете их величину, если канат дает им тень!), ветер их обдувает, внизу плещет море, и они счастливы.
За ночь на борт залетело не меньше десятка рыбок, и крабики их с аппетитом едят.
В хижину влетел Норман. Он совершал омовение и натолкнулся на что-то вроде медузы, и это «что- то» обстрекало его. Полил его нашатырем. Заодно по-врачевал и руки Рашада, который сегодня опять
