Тимофея Гречки жена. Она тихо плакала, вытирая слезы уголком белого платочка. Видно, снова тащила пьяного мужа и остановилась передохнуть.
Авксентий склонился над матросом. Ему, человеку степенному, как раз и к лицу было отчитать непутевого соседа, пристыдить его. Но когда он уже и руку положил Тимофею на плечо, слова у него почему-то вышли совсем другие и совсем не о том:
— Так как же все-таки будет, Тимофей? Ты мне скажи! Ведь ты человек бывалый, по морям-океанам плавал, света белого немало видал. Скажи, Христа ради, — нарежут людям земли или так-таки и не нарежут?
Тимофей Гречка, который сидел, опершись локтями на колени и положив лицо на ладони, вдруг схватился за голову, застонал и закачался, словно у него заболели вдруг зубы.
— Браток! — крикнул Тимофей Гречка, и в его крике было горе. — Ты можешь это понять, я и сам ни черта не понимаю! Вижу, что не так надо, а как — сам не разберу! Контра все, паразиты, а против них одна наша растреклятая темнота! — Он застонал и закачался еще сильнее. — Или головой об камень, или пана жечь! Я и сам не знаю…
Меланья ужаснулась от этих слов и закрестилась “Свят-свят-свят!” А перепуганный Савка спросонья запищал на руках у Домахи. Молодка хватилась его укачивать, но Савка орал не унимаясь.
Потрясенный Авксентий молчал, не находя слов. А младенец вопил на весь мир.
— А ты ему сиси дай, сиси!.. — жарко шептала Вивдя.
— О-о-о! — стонал, покачиваясь из стороны в сторону матрос Гречка, который двенадцать часов стрелял из пушки по “Гебену” и “Бреслау”. — За что кровь проливали? За что боролись? Чтоб вам… из стонадцати орудий… Огонь! Огонь!..
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА!
В Киеве это был как раз день торжества свободного самоопределения — праздник подготовки к первому всенародному волеизъявлению.
В этот день во исполнение высшего права гражданина и на основании статьи 52 Закона о выборах было объявлено начало подготовки к выборам новой, революционной Думы вместо дореволюционной, сформированной еще при царе из цензовых представителей. Новую, революционную Думу надлежало избирать всенародно — из представителей всех партий. Дата самих выборов должна была быть объявлена особо.
Кроме того, в этот день Временное правительство опубликовало решение — в связи с необходимостью подвести под завоевания революции прочную финансовую базу — объявить всенародную подписку на “Заем свободы”.
Еще на рассвете сотни учащихся средних школ разошлись по всем кварталам города, и к утру столица Украины обрела необычный вид: не только афишные тумбы, но и стены домов в центре и заборы на окраинах с первым лучом утреннего солнца расцвели плакатами, афишами, лозунгами.
На плакатах на фоне огромного красного знамени красовалась миловидная девица в ярком одеянии, и фигуру ее находчивый художник подал так, что полотнище знамени как бы переходило в длинный, волнистый шлейф девичьего платья: девушка была словно одета в знамя и символизировала Свободу.
Под этим плакатом висела афиша — официальное извещение комиссии по подготовке выборов с публикацией списков зарегистрированных кандидатов. Списки русских партий были напечатаны на русском языке, украинских — на украинском, польских — на польском, еврейских — на еврейском; если же партии выступали в блоке, список печатался четыре раза подряд на всех четырех языках.
На стенах домов, на заборах и фонарных столбах пестрели еще и листовки всевозможных расцветок. Цвета листовок были не произвольными, а строго регламентированными: каждая партия имела свой цвет. “Вы будете голосовать за список номер 1”, — призывали голубые листовки эсеров. “Мы будем голосовать за список номер 2!” — заявляли розовые листки эсдеков-меньшевиков. “Голосуйте за список, номер 3!” — приглашали желтенькие объявленьица партии народной свободы. “Пожалуйста, отдайте свой голос только за мой список, за мой номер, за мой цвет, за мою партию!” — уговаривали свободных граждан листовки всех цветов спектра.
Само собою разумеется, что над входами во все правительственные и общественные учреждения были вывешены по случаю торжества красные знамена.
Над Педагогическим музеем, где разместилась Центральная рада, развевалось знамя двухцветное: желто-голубое.
Рестораны и кафе: “Шато”, “Максим”, “Франсуа”, “Семадени” — из чисто коммерческих соображений водрузили рядом и красные и желто-голубые стяги.
Национальные знамена — бело-малиновое, белое с шестиконечным “давидовым щитом” и зеленое с полумесяцем — выставили клубы польский, еврейский и татарский.
Над клубом “Мать-анархия” раскинула вороньи крылья черная хоругвь.
Было воскресенье — свободный от работы день.
В восемь часов утра, как обычно, разбежались от типографии мальчишки-газетчики, оглашая улицы певучими и пронзительными криками: “Киевская мысль”! “Последние новости”! “Южная копейка”! Последнее название было с давних пор насмешливо переиначено и выкрикивалось непременно так: “Дюжина — копейка! ” А применительно к содержанию сегодняшнего номера — как наиболее сенсационную новость и выражение своего неисправимого профессионального скептицизма в оценке мировых событий — они горланили только что скомпонованную частушку:
В сегодняшнем номере газеты — ложкой будничного дегтя в бочку праздничного меда — было помещено официальное уведомление о сокращении сахарного пайка до фунта в месяц и хлебного — до фунта в день, а также о запрещении свободной продажи на рынках куриных, утиных и даже голубиных яиц…
По улицам громыхали трамваи — огромные пульманы франко-бельгийской компании с плетеными венскими сиденьями; катили один за другим тупорылые автоомнибусы маршрутных линий на Дарницу и Святошино; мчались трехколесные “циклонетки-таксомоторы” с клаксонами, оглашающими ущелья улиц пикантными мотивами из популярных оперетт.
В девять часов начались стихийные манифестации.
Из Политехнического института, расположенного на Брест-Литовском шоссе, высыпали студенты- политехники со знаменем, на котором было написано: “Свобода — народу! ” Они перешли на Святославскую, к Высшим женским курсам, и оттуда повели с собою курсисток, шедших под знаменем “Да здравствует свобода!”. Политехники и курсистки промаршировали до Коммерческого института, находившегося на углу Нестеровской, и включили в свои ряды студентов-коммерсантов под знаменем “Свобода — наше будущее!”. На углу Владимирской к ним присоединились и студенты университета. Лозунг на знамени универсантов был предельно лаконичен: “Свобода!” Но, вопреки правилам грамматики, слово было заключено в восклицательные знаки спереди и сзади: “!Свобода!”
Манифестацию возглавил в полном своем составе “Косостуд” — “Коалиционный совет студенчества”, подняв над собою девиз молодого поколения революционной интеллигенции: “Обновленная Россия воспрянет от ига рабства и насилия”.
Тротуары густо усеяла праздничная толпа. По краю мостовой один за другим шествовали фигуранты с рекламными щитами от многочисленных киевских кабаре-миниатюр: “Интимного”, “Бергонье”, “Аполло”,
