самое кольцо с черным камнем. Я тронул снимок губами. Казалось, даже почувствовал прохладное прикосновение его ладони.
Лорд вернулся к своим собеседникам. Видимо, он что-то сказал им, потому что Розье и Долохов, посмеиваясь, уставились на меня. Мне же будто острой иглой кольнуло в сердце: из троих, глядевших на меня со снимка, один уже давно был в могиле, другой в каменном мешке в Азкабане. А третий — просто пропал.
— Где вы? — спросил я, обращаясь к Лорду на колдографии. — Дайте мне подсказку, пошлите знак…
Но он не ответил.
Переждав немного, я принялся разбирать снимки дальше. Колдографий Лорда здесь было на удивление много, даже странно… В последующие годы он уже не разрешал себя снимать, и правильно делал — никогда ведь не угадаешь, к кому может случайно попасть колдография. Тот же запрет действовал в отношении всей организации, в отличие от Ордена Феникса — те-то обожали запечатлевать себя среди соратников по борьбе. Сколько таких снимков мы нашли, обыскивая дома фениксовцев, — не перечесть. Что ж, за это их можно только поблагодарить, они сильно облегчили нам работу…
Отобрав из груды все колдографии Лорда, я стал по привычке сортировать их по датам, записанным на обороте. Последний снимок был сделан в декабре 1963 года, а с тех пор ничего, как отрезало.
Что же такое тогда произошло? Я напряг память. Да, конечно — осенью 1963 года Лорд не прошел в Визенгамот, чего, впрочем, следовало ожидать. Он был уже слишком известен, и в Министерстве его боялись. Неудивительно, что результаты голосования были подтасованы («украденные выборы», как их называли в газетах).
Я тогда как раз пошел в Хогвартс и мало интересовался делами взрослых, так что слышал об этих событиях лишь краем уха. Но когда вернулся домой на первые каникулы, обнаружил, что Лорд уехал из Торнхолла. Он не появился даже на Рождество. Правда, прислал нам с Басти подарки, но все равно я воспринял его отсутствие очень болезненно. Я ведь знал Лорда со своих четырех лет и привык считать частью нашей семьи, а тут он словно напрочь забыл меня, даже не отвечал на письма из Хогвартса. Сейчас, будучи взрослым, я отлично понимал, насколько ему было не до меня. Но тогда, в одиннадцать лет, это казалось мне предательством, и я долго не мог этого простить…
Я взял из стопки ту самую последнюю колдографию, сделанную, видимо, незадолго до того, как Лорд от нас уехал. Место, где снимали, узнал сразу — дорога от нашего дома к деревне Хейбридж, там, где спуск в низину. Тропинку здесь перерезает невысокая каменная стена, отделяющая одно поле от другого, и приходится перебираться через нее, чтобы продолжить путь.
Низкое пасмурное небо на колдографии, казалось, нависало прямо над головой, а жухлая трава была припорошена снежком. Лорд уже поднялся на каменную стену и стоял на ней, глядя в сторону Хейбриджа. Он выглядел уставшим, под глазами залегли глубокие тени. Несмотря на снег, он был без шляпы и перчаток, полы мантии трепал ветер.
Постояв немного, он уже собирался спрыгнуть, но вдруг остановился, откинул назад голову и посмотрел в хмурое небо. Казалось, еще мгновение — и он взлетит туда, исчезнет в серых тучах…
Послышался скрип двери, и я резко обернулся. Оказалось, что пришла мама.
— Ну как? — спросила она, оглядев заваленный колдографиями стол. — Не жалеешь, что согласился на обмен?
— Не жалею.
Она взяла со стола последний снимок и бросила на него короткий взгляд.
— Какое здесь у Тома отрешенное, неземное лицо… Кажется, что его невозможно забыть, ведь правда?
Я только плечами пожал.
Мама села рядом, продолжая разглядывать колдографию.
— Том умел производить такое впечатление, даже при мимолетной встрече или на таком вот случайном снимке, — сказала она. — Он вообще был прекрасный актер. Жаль, что умел играть только одну роль: самого себя. Зато уж ее-то довел до совершенства… Ты ведь ни разу не видел, как он выступает на митингах?
— Почему? Видел.
Она отмахнулась.
— То, что ты видел, было жалким подобием прошлого. Вот если бы ты ходил на встречи с избирателями в те годы, когда Том баллотировался в Визенгамот… Впрочем, тогда ты был еще ребенком и не интересовался такими вещами, да и кто бы тебя пустил? А вот я там бывала.
— Правда?! — для меня это была новость.
Мама негромко рассмеялась.
— Я же говорила, что мне есть чем тебя удивить.
— И что вы там делали? Изучали тактику противника?
— В том числе. А вообще там было на что посмотреть. Толпы людей, которые доходили до настоящего безумия. Впадали в истерику от счастья, если удавалось прикоснуться к Тому, готовы были чуть ли не лечь ему под ноги, чтобы он мог по ним пройти…
— Что же такого он говорил им?
— Не поверишь, — задумчиво сказала мама, — он почти не упоминал о политике. Выборы, Визенгамот, программа реформ — кому это интересно? Нет, он говорил совсем о другом… О смысле бытия, по большей части.
— Серьезно?!
Она кивнула.
