руками.
Бурос, успевший увидеть и оценить несколько больше, чем Гиртий, согласился с Севером, что взбудораженные солдатские умы на пользу общему делу не пойдут и лучше всего инцидент замять. Правда, требуется объяснить гибель опциона. Почему он вообще вернулся? Солдаты, отправленные вместе с ним для усиления дозора, рассказали: Секст спохватился, что не захватил шлем и побежал за ним, предвидя нападение варваров. Вот же, судьба... Знать бы, кто из богов так рассудил — убить одного, чтобы спасти другого. А еще интереснее — зачем?
Разведчик, человек бывалый, легко заболтал солдат, рассказав им пару баек про буйнопомешанных. Подивились, конечно, повздыхали по опциону, имя его трижды произнесли. На войне и не такое бывает.
'А вот еще случай был...'
— Проклятье, — легат с досады ударил кулаком по столу, отчего несколько свитков упали на земляной пол, — ты не врешь? Может, сам их спровоцировал? Говорил дерзко, скажем. Дипломатия, Север, тонкая штука.
— Спокойно я говорил. У кого мне учиться этой дипломатии? Кто покажет пример? Ты? Хорошо брать без боя города, когда за твоей спиной стоят два легиона. А у меня кто за спиной? Шесть десятков солдат.
— У Дидия мог бы поучиться, у Сертория, наконец. Ты же служил в Испании, воевал в Союзническую...
— Воевал... рубил головы. Серторий не давал мне подобных поручений. Зачем ему для таких дел мальчишка трибун, когда у него есть он сам, умный Квинт Серторий? Да, если ты надеялся, что Адрамиттион к твоим ногам ляжет, то в таком случае я не справился. В тылу у нас город, верный Митридату. Пошли меня на стены, буду рубить головы. Наверное, так будет правильнее.
— Рубить головы и без тебя есть кому! — рыкнул Фимбрия, — а в щекотливых делах на кого мне положиться? Может, Сергия надо было послать, а? Вот уж кого и на порог бы не пустили. Вифинцам у меня вообще нет веры никакой. Продажные, как все подлые греки.
Север промолчал.
— Ты говоришь, город в тылу... Да больше, видел ведь карту. Города у Геллеспонта не перейдут на нашу сторону. Надеются, что флот их выручит, в случае чего, — произнес Фимбрия, — а у нас флота нет. Ни у нас, ни у Суллы. Поэтому они все такие смелые. Не считать же флотом то скопище дырявых лоханок, на которых мы переправлялись в Азию.
Легат надолго задумался, мрачно глядя на масляную лампу, отбрасывающую на ткани палатки причудливые тени. Север ждал. Потом не выдержал:
— Какие будут приказания?
— Иди пока, отдыхай, — сказал легат уже спокойным тоном, — готовимся ко второму штурму. Пока никуда не посылаю, будешь при мне.
Фимбрия вновь посмотрел на Севера:
— У меня сейчас уже вон, — он взмахнул папирусом, — больше тридцати тысяч таких, кто может мечом махать. Одним больше, одним меньше. И ты мечом махать умеешь, лучше многих, знаю, видел. Но ты для меня другим ценен. Надеюсь, еще себя проявишь и в бою, но в других делах — особенно. Иди, префект.
Север отсалютовал, повернулся и вышел.
Через двенадцать дней, не дожидаясь полной готовности всех строящихся осадных машин, Фимбрия начал очередной этап подготовки к штурму. Со всех сторон к стенам поползли 'черепахи' — деревянные навесы, укрывающие людей. Всего их насчитывалось не менее четырех десятков и большая часть нацелилась на юго-восточную часть стены, возле главных городских ворот Пергама — Южных. Там, где понтийцы столь успешно развалили первый таран.
Эти 'черепахи' были значительно меньше тарана, что весьма удивило царя, наблюдавшего с террасы Нижней Агоры, расположенной в южной части города. Нижняя Агора располагалась значительно выше крепостных стен, и наблюдать отсюда за лагерем римлян и контрукреплениями, которыми Фимбрия окружил Пергам, было довольно удобно. Правда, отсюда не видно, что происходит непосредственно под стенами.
А под стенами все двенадцать дней, с первого штурма, не происходило ничего интересного. Римляне, вернее, даже не они сами, а всякий сброд, не выглядевший серьезной боевой силой, производили какие-то загадочные перемещения. Защитники сначала реагировали бурно, засыпая градом стрел приближающиеся 'черепахи', под которыми суетились фракийцы в неизменных, несмотря на жару, лисьих шапках. Деревянные 'черепахи', не доходя до стен, поворачивали обратно, и совсем скоро стало понятно, что штурмовать город римляне пока не собираются, притупляя внимание защитников. Царь вовсе не был глупцом и прекрасно это понимал, приказывая своим полководцам проявлять бдительность. Но воины, сидящие безвылазно на стенах, устали от безделья и тупого однообразия дней, похожих друг на друга, как две черепахи, и ползущих ровно с той же скоростью. Они, как могли, развлекали себя, играя в кости и состязаясь в изобретении изощренно-обидных поносительств в адрес противника. Фракийцы в долгу не оставались. Хоть это немного разгоняло скуку.
На девятый день одну из черепах фракийцы под вечер бросили на склоне, и ушли, не опасаясь стрел в спину: уже три дня ни одной стрелы со стен не было выпущено в их сторону. На десятый день сразу пять 'черепах' в разных местах доползли до стен и так там и остались. По прежнему никто наверху не обеспокоился этим событием, многие воины даже не посчитали нужным доложить младшим командирам. Но утром двенадцатого дня все деревянные навесы 'прилипли' к стенам Пергама. Это заставило многих встрепенуться. Под навесами не слышны удары таранов, вызывающие дрожь каменных блоков даже на самом верху крепостной галереи. Да и сложно представить, как под такими малыми навесами, квадратами со стороной в восемь-десять локтей, можно спрятать таран, способный развалить каменную кладку. Прежняя стенобитная машина римлян была несравнимо больше, но и она не разломала дубовых, пусть и окованных медью ворот.
Однако что-то явно происходило, тем более, что возле черепах уже маячили не лисьи шапки, а бронзовые шлемы и их насчитывалось гораздо больше чем шапок в предыдущие дни.
Со стены спустили крюк-кошку и, зацепив край одной из 'черепах', попытались ее перевернуть. Из-под крыши сразу же вынырнули несколько воинов и, прикрываясь большими круглыми щитами, принялись топорами сбивать крюк. Кошка держала крепко, кроме того ее предусмотрительно спустили на веревке с цепью на конце, однако все же была отцеплена. Попытки перевернуть щиты предпринимались по всей стене, защитники осыпали противника стрелами, пытаясь воспрепятствовать отцеплению крюков. Однако, осаждающие явно готовились к такому повороту событий и действовали весьма умело. 'Черепаха' постоянно смещалась из стороны в сторону, ненамного, всего на один человеческий шаг, но этого хватало для того, чтобы мешать крюку зацепиться. Наконец, один из навесов удалось перевернуть. Воины, бывшие под ним, тотчас бросились врассыпную, прикрываясь щитами от стрел. Каково же было удивление защитников — под навесом, кроме воинов, не оказалось ничего. Совсем ничего.
Понтийцы спешно разжигали жаровни под чанами с маслом. Но стоило им только подтащить балки с чанами к участку стены, возле которого копошилась 'черепаха', как она просто уползала в сторону. А на покинутом месте не оставалось никаких следов!
Некоторые 'черепахи' оставались неподвижными и размерами несколько превосходили остальных, но на это далеко не сразу обратили внимание. Только спустя два дня понтийцы смогли зацепить крюком и перевернуть такую 'черепаху'. Под навесом скрывался бур, глубоко закрученный в стену.
А на следующий день в стену врезался первый камень, прилетевший из-за римского палисада. Механики-вифинцы закончили метательную машину. Это был двуплечий камнемет, использовавший упругость скручивания коротких канатов, толщиной с бедро крепкого мужчины, сплетенных из человеческих и конских волос. Камнемет, довольно прицельно, метал камни весом в талант, ломая крепостные зубцы и сметая защитников. Безопасное сидение понтийцев на стенах закончилось. Скоро римляне завершили сооружение еще трех баллист. Все они стояли возле Южных ворот. Стало понятно, что новый штурм римляне опять предпримут здесь. Ясно было и то, каким образом они собираются сломать стену. Воспрепятствовать бурению стены понтийцы не могли. Разрушенная 'черепаха' очень скоро сменилась
