значительную часть и своего могущества, и своей паствы. Что уже произошло с высоким искусством, вне СМИ практически не существующим для массовой публики — разве что в виде туризма или так называемых римейков, то есть радикально модернизированных переделок.
Весьма показательно, что аудитория верит в сверхъестественные качества богов, полубогов, героев и квазигероев СМИ, в реальность существования этих субъектов даже тогда, когда они уже ушли в мир иной. Во-первых, потому, что, пока СМИ не объявили о чьей-либо смерти, тот остается жив в общественном сознании. Во-вторых, потому, что герои СМИ живут и после смерти — благодаря демонстрации их видеоизображений.
Аудитория не просто верит в сверхъестественность культивируемых в СМИ и работающих в них персонажей, но и эмоционально переживает свое отношение к этим богам и героям. Блестящая иллюстрация к этому — фантастические переживания сотен миллионов людей в связи с гибелью принцессы Дианы. Сама мысль о том, что СМИ превратились в религию, и зародилась в моем сознании тогда, когда с экрана телевизора в России я увидел плачущих русских женщин и девушек, рассказывавших,
206
что для них означает смерть принцессы Дианы. Совершенно очевидно, что эти люди не проливали и сотой доли этих слез и не испытывали десятой доли этих эмоций при телевизионном же сообщении
о каком-либо теракте в собственном городе, не говоря уже о получении известия о смерти какого-либо из своих дальних родственников.
И конечно же налицо вера в наличие двусторонних отношений между сверхъестественным (или виртуальным), создаваемым СМИ, и очень многими членами аудитории СМИ. Наиболее экзальтированные медиаверующие пишут письма телезвездам и даже совсем уж мифическим персонажам, создаваемым в СМИ методами современных технологий.
Впрочем, стоит ли говорить обо всем этом в таких деталях, если мы знаем о главном: большинство людей верят СМИ больше, чем собственным глазам и ушам. А в сообщения СМИ о том, что нельзя увидеть своими глазами и услышать своими ушами, вера почти абсолютна. Примеров тому множество.
На таких мелочах, как распространение с помощью СМИ оккультизма, астрологии, квазирелиги-озных учений, паранаучных догм и самых кондовых предрассудков, я даже останавливаться не хочу. Это, конечно, яркие, но цветочки, которые не должны скрывать от нас ягодки СМИ как религиозного культа.
Что из сказанного вытекает? По-моему, это и так ясно, но все-таки два-три акцента поставлю.
Если журналисты в своей работе всё же пытаются руководствоваться правилом «подвергай все сомнению», то массовая аудитория СМИ к тому, что говорят, показывают и пишут СМИ, относится совсем иначе, руководствуясь императивом «верую, потому что написано в газете, сказано по телевизору». И именно журналисты подталкивают к этому аудиторию.
Кроме того, сами журналисты, как служители всякого культа, вполне успешно и весьма прагматично используют свой статус героев (кто познаменитей) и жрецов (кто менее известен) сконструированной ими религии.
Наконец, если моя теория (или — кто хочет — гипотеза) верна, то достаточно вспомнить, что значили новые оформившиеся религиозные культы для тех обществ, в которых они воцарялись, чтобы понять, какие цивилизационные перемены могут ждать
207
нас, живущих с новой религией каких-то четыре-пять десятилетий, через век-два такого сосуществования.
Однако какая же СМИ религия (надеялся я, что однажды кто-то из студентов задаст мне этот вопрос, но так пока и не дождался), какая же СМИ религия, если современные СМИ исключительно плюралистичны и противоречивы в своих мнениях и оценках, а религиозные доктрины, напротив, весьма догматичны, определенны, каноничны, по сути исключают всякое инакомыслие?
На этот вопрос есть что ответить. Во-первых, насколько классические (мировые) религии были противоречивы в момент своего зарождения, можно судить по нестыковкам, сохранившимся в их священных текстах до сих пор.
Во-вторых, история каждой религии, вплоть до сегодняшних дней, — это есть история многочисленных, малых и больших ересей. Плюрализм и родился внутри религий, а отнюдь не в бытовой жизни, где всё достаточно однозначно, ибо царствует здравый смысл, а не вера.
В-третьих,
Я НЕ УТВЕРЖДАЮ, ЧТО СМИ ЕСТЬ РЕЛИГИЯ В МЕТАФИЗИЧЕСКОМ СМЫСЛЕ (ХОТЯ ВРЕМЕНАМИ И В ЭТОМ ОНИ ВЕСЬМА СХОЖИ). А ВОТ НА ТОМ, ЧТО В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОМ И ИНСТРУМЕНТАЛЬНОМ СМЫСЛЕ СОВРЕМЕННЫЕ СМИ ЯВЛЯЮТСЯ ЕСЛИ И НЕ РЕЛИГИЕЙ, ТО КУЛЬТОМ, ЦЕРКОВЬЮ, НАСТАИВАЮ.
Что думает и что говорит каждый верующий, каждый служитель Церкви в мирской жизни и даже в храме — это одно. Но это не значит, что в целом, как члены одной конфессии, они не едины. Взгляните и на журналистов: от полной разноголосицы на периферии культа по мере приближения к его центру, к его святыням, к фундаментальным основам бытия современных медиа плюрализм сначала истончается, а затем и вовсе исчезает.
В-четвертых, глядя с политических и социологических позиций, разве не видим мы, что в современных странах и обществах, где традициями или законом прописаны многоконфессиональность, именно СМИ взяли на себя социальную и политическую роль, прежде исполнявшуюся религией, — духовной (подчас и на основе бездуховности) и идеологической консолидации населения?
208
В функционировании СМИ как религиозного культа нет исключительно отрицательного содержания, хотя оно, на мой взгляд, и преобладает. Позитивного тоже немало. Во всяком случае процесс этот, во- первых, неоднозначный, во-вторых, только-только (в исторических масштабах) заявивший о себе. Что будет дальше — увидим.
Если взгляд на СМИ как на религию может открыть нам пусть противоречивое, но высокое (в привычной иерархии смыслов) предназначение журналистики, то ее низкое и даже низовое назначение открывается, если мы посмотрим на нашу профессию как на фольклор. Этот взгляд совсем не искусствен, в чем мы легко убедимся.
Вспомним, что такое фольклор. Это народное творчество, народное искусство, являющееся ар- хитипическим выражением ментальной сущности соответствующей общности людей. Будучи естественной основой культуры данного народа и даже его высокого искусства, фольклор тем не менее отличается от искусства не народного (профессионального) рядом содержательных и формальных признаков. Перечислю некоторые из них:
• фольклор творится непрофессионалами;
• он анонимен, точнее — вообще не имеет института авторства;
• фольклор более примитивен, или менее утончен, как содержательно, так и по использованию формальных приемов, известных в высоком (профессиональном) искусстве и творчестве;
• фольклор приземленней, это своего рода бытовое искусство — для своего исполнения он не требует специальных помещений, не нуждается в непременной фиксации своих текстов в виде книги или даже рукописи и т. д.;
• фольклор менее абстрактен, чем профессиональное искусство, он не занимается жизнью идей и часто даже чувств; его сфера — жизнь людей, порой даже предметов;
• фольклор предельно мифологизирован, сказочен; реализм в фольклоре — это нонсенс, хотя внешне фольклор гораздо ближе к жизни обычных людей; фольклор любит чудеса, неожиданные, немотивированные изменения и сюжета, и судеб героев;
209
• фольклор чаще всего нравоучителен; басня, переставшая после античности быть жанром высокой литературы, по сути чисто фольклорный жанр;
• язык фольклорных произведений, как литературных, так и изобразительных и игровых, гораздо ближе к разговорному или даже просторечному, чем язык профессионального искусства;
• фольклор использует два-три десятка так называемых бродячих сюжетов, причем разрабатываются
