Упрощенно говоря, для привлечения внимания аудитории к тексту допустимо почти всё. Например, у меня есть две мечты, так до сих пор и не осуществленные. Первая — напечатать какой-либо текст вверх ногами. Вторая — опубликовать серьезный политический материал, написанный стихами. Причем стихотворная форма, естественно, должна быть весьма качественной, а не графоманской. Вторая мечта не осуществилась потому, что я не держал в руках текста, отвечающего обоим требованиям. Попробовал бы сам сочинить такой текст, если бы обладал соответствующими версификаторскими способностями.
Первая мечта не осуществилась по той причине, что я не нашел ни одного текста — что своего сочинения, что чужого, — настолько вызывающе сильного и одновременно эпатирующего, чтобы при его публикации задействовать такой экстравагантный и безусловно разового использования прием. К этому стандарту эксклюзивности более всего подходили неоднократно публиковавшиеся мною в свое время тексты Дмитрия Галковского, но, к сожалению, они были слишком длинны (заполняли собой по две-три полосы), чтобы при их верстке вверх ногами возник эффект контраста с другими, размещенными рядом, материалами.
Стиль и вообще всё, что связано с формой, это, конечно, проблема меры и вкуса, то есть того, что сегодня крайне недостает отечественной прессе, даже качественной — о бульварной и массовой я даже не говорю.
Теперь обратимся к конкретике.
Заголовок и подзаголовок должны отвечать, как минимум, одному из трех следующих требований:
• во-первых, быть неожиданно-интересными содержа-
386
тельно и лингвистически, привлекая внимание к материалу, вынуждая непременно начать его
читать;
• во-вторых, крайне точно раскрывать какой-либо из главных тезисов материала, одну из граней его содержания. Либо, напротив, не раскрывая содержания, указывать на то, что в данном тексте будет дан ответ на один из мучающих общественное мнение вопросов;
• в-третьих, относить данный текст к какому-то уже знакомому читателям контексту, как правило, очень значимому и этим привлекательному.
На мой взгляд, совершенно недопустимо то, что сегодня является очень модным и распространенным, особенно в некоторых изданиях (моду эту завели и активнее других эксплуатируют газеты «Коммерсантъ» и «Московский комсомолец»), а именно:
• использование игры слов, лишь формально совпадающей даже не с содержанием, а с какой-нибудь одной фразой из материала;
• использование фривольных, а тем более пошлых аллюзий, не имеющих никакого отношения к тексту и содержанию материала (того, что я называю генитально-анальной лексикой, причем неважно, насколько откровенной).
Примеров первого рода довольно много. Вот один, взятый почти наугад из стопки газет, скопившихся на моем столе: «Владимира Путина вывели на чистую воду» (о посещении президентом водоочистных сооружений). Это газета «Коммерсантъ».
Заголовки второго рода я даже не буду иллюстрировать примерами, ибо они и так у всех на виду, а повторять пошлости публично, даже в учебной литературе, не считаю возможным.
Здесь нормой должно быть следующее: вы сразу, как пионерка в «Золотом теленке» Ильфа и Петрова, берете быка за рога, то есть ставите проблему, из-за которой, собственно, и навязывае-
387
те аудитории свой текст, либо (а лучше: и) делаете начало интригующе-запоминающимся.
И первые почитатели, и особенно недоброжелатели Горького десятилетиями (!) помнили (а недоброжелатели и припоминали ему) первую фразу из его раннего рассказа «Мальва»: «Море — смеялось». Можно сказать, что именно с этой фразы он вошел в литературу, а сама фраза навеки осталась в памяти читателей. Хороша эта фраза или плоха, гениальна или бездарна, изящна или пошла, обсуждать не буду. Но с точки зрения журналистики большего эффекта вряд ли кто-либо добивался.
Когда в 2001 году г-н Березовский принял решение «уволить» меня из «Независимой газеты», это событие имело довольно большую прессу: его прокомментировали все более или менее крупные СМИ. Автор одной из публикаций, весьма критически отнесшийся к действиям Березовского, тем не менее начал с того, что всегда недолюбливал Третьякова, особенно с того момента, когда прочитал начало одной его статьи. Далее следовала цитата из моего текста 1992 года, абсолютно точно переданная. Эту первую фразу той статьи, написанную мною в таком виде вполне сознательно и с расчетом на соответствующий эффект раздражения (а потому — и интереса), я считаю крайне удачной. И то, что хотя бы один мой читатель помнил ее и не оставался к ней равнодушным девять (!) лет спустя, доказывает, на мой взгляд, мою правоту, ибо эффект явно превзошел мои расчеты. Лично я не помню ни одной фразы ни из одной чужой статьи (в СМИ) не то что восьмилетней, но даже и трехлетней или годичной давности.
А фраза была такой: «Случилось удивительное — мой прогноз не подтвердился». Снобистский вызов, заложенный в нее, сработал: статью прочли более внимательно и больше читателей, чем было бы без этой фразы.
Вот и инструментальная цель оригинального начала —
ПРОЧТЯ ПЕРВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ МАТЕРИАЛА, ЧИТАТЕЛЬ ДОЛЖЕН НЕПРЕМЕННО ЗАХОТЕТЬ ОЗНАКОМИТЬСЯ С НИМ ДО КОНЦА.
Далеко не всегда удается сочинить такое начало, тем более что многим журналистам, мне в том числе, требуется придумать начало, которое позволяет тебе самому, то есть автору, плавно въехать в написание последующего текста. И чаще всего это ока-
388
зывается очень вялым (для читателей) началом. Тут рецепт простой. После завершения материала нужно просто вычеркнуть это вступление, стартовав с почти всегда более динамичного и интересного второго или третьего абзаца.
Долгое время я, как, думаю, и многие другие журналисты, находился в плену одного стереотипа: мне хотелось вложить в каждый отдельный текст всё, что можно и нужно по данной теме сказать. Всё, естественно, не помещалось. В результате в конце текста возникали скороговорочные абзацы, в которые запихивалось недосказанное.
В общем, желание было и благородным, и понятным, но его воплощение в жизнь ни к чему хорошему не приводило.
А журналистика в этом смысле вещь жесткая: то, что не влезает в отведенный объем, всё равно приходится вычеркивать (рубить). И чаще всего это как раз финальные абзацы.
Наконец я пришел к нескольким выводам, которыми и стал руководствоваться.
Первое. Всего в журналистской статье не напишешь. Это и невозможно, и не нужно, ибо журналистское сочинение — не научный трактат.
Второе.
НЕОЖИДАННОЕ (ДЛЯ ЧИТАТЕЛЯ) ОКОНЧАНИЕ СТАТЬИ СОЗДАЕТ ЭФФЕКТ НЕДОГОВОРЕННОСТИ, РОЖДАЕТ ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ ИНТРИГУ (АВТОР ЧТО-ТО ЕЩЕ ОБ ЭТОМ ЗНАЕТ) И, СООТ-
ВЕТСТВЕННО, ЖЕЛАНИЕ ДОЖДАТЬСЯ ВАШЕЙ СЛЕДУЮЩЕЙ СТАТЬИ И НЕПРЕМЕННО ЕЕ ПРОЧЕСТЬ. ИМЕННО ТАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ ФИНАЛ -ЗОВУЩИМ ЧИТАТЕЛЕЙ К ВАШЕМУ БУДУЩЕМУ ТЕКСТУ.
Третье (самое простое).
ТО, ЧТО НЕ ВМЕЩАЕТСЯ В ПЕРВУЮ СТАТЬЮ, ЛЕГКО ВМЕСТИТСЯ ВО ВТОРУЮ - ЗАЧЕМ ЖЕ ОГРАНИЧИВАТЬ СЕБЯ ОДНИМ ТЕКСТОМ ВМЕСТО ДВУХ ИЛИ ДАЖЕ ТРЕХ?
Словом, статья — как свидание с любимой девушкой. После окончания первого должно лишь разгореться желание встречаться еще и еще. Как только я стал руководствоваться этим
389
принципом, сразу решились все проблемы объема, хотя и не снялась необходимость завершения текста не менее яркими, чем начальные, фразой или мыслью. Ну так и в конце свидания нужно суметь сказать
