Еще издали заметив корабли, жители Остии уже каким-то чудом угадали в них эскадру Сципиона и шумной гурьбою ринулись в гавань встречать героев. Их восторг словно ветер пронесся над синей равниной и радостным дыханием овеял путешественников. По закону человеческого притяжения толпа на пирсах вызвала людской прилив на соответствующих бортах судов. Квинкверемы чуть ли не на полном ходу вошли в гавань и резко затормозили у причалов, когда гребцы заработали веслами в обратном направлении.
Сходя по трапу на италийский берег, Публий наслаждался звуками латинской речи и обликом людей в тогах, пусть и не сенаторских, не белых, и весьма замусоленных, но зато настоящих, римских. Тут же Сципиона встретил местный магистрат, которому Публий объяснил, что останется здесь на два дня для устройства дел, и сообщил число своих спутников, нуждающихся в пище и ночлеге. Магистрат дал распоряжения своей свите и предложил Сципиону следовать за ним. Процессия медленно двинулась по запруженным людьми улицам. Публий жадно смотрел по сторонам, впивая контуры и суету италийского города. Даже неэстетичные запахи, производимые жизнедеятельностью скученного люда, были ему приятны, поскольку являлись с детства знакомым фоном городского быта. С приближением колонны расположенные на ее пути таверны и торговые лавки мгновенно пустели: люди бросали свои дела и присоединялись к толпе.
Тем неприятнее поразил Публия один эпизод, когда человек весьма непримечательной внешности, бросив в сторону торжественного шествия недовольный взгляд, продолжал спорить по поводу какой-то покупки и даже придержал рукою своего оппонента, метнувшегося было навстречу празднику. Сципион попросил расступиться толпу и подошел к этому человеку.
— Откуда ты прибыл к нам, чужеземец? — с грозно подчеркнутой вежливостью спросил Публий, будто не замечая тоги на том, к кому он обратился.
— Я не чужеземец, я гражданин, — надменно ответил тот.
— Нет, ты не Римом вскормлен, признайся!
— Вообще-то, я родом из Александрии, — смущенный уверенной проницательностью Сципиона, пробормотал страстный покупатель вещей, — но недавно я получил гражданство… А как ты узнал?
— Ты не римлянин. У римлян не может быть частных дел, когда с войны возвращается их полководец, для римлян нет ничего значимей и прекрасней, чем вместе с Родиной вкусить восторг победы.
Сципион презрительно отвернулся и зашагал своей дорогой, а разоблаченного чужака народ забросал насмешками.
Италия
1
На следующий день после возвращения на родину люди Сципиона с раннего утра занялись перегрузкой поклажи со своих кораблей на речные транспортные суда для доставки их в Рим по Тибру. Одновременно производились ремонтные работы, чтобы подготовить флот в обратный путь.
Около полудня в Остию из Рима приехал Луций Сципион, торопившийся встретиться с братом. Он рассказал Публию столичные новости и этим несколько подготовил его к встрече с сенатом.
За последний год в Италии не произошло заметных событий. Ганнибал, потерявший с гибелью брата и его войска последние надежды на успех в италийской войне, все же упорно не желал уходить из этой страны и, обосновавшись в Бруттии, провел там все лето в вынужденном бездействии. Помощь из Африки к нему не поступала, так как карфагенские власти последние силы бросали на то, чтобы спасти для себя Испанию, дававшую им гораздо больше прибыли, чем Италия. Римляне, довольные таким положением, не стали беспокоить грозного даже сейчас Ганнибала, дабы не искушать судьбу, и занялись устройством своих дел по всей Италии. Кого-то они наказывали за измену в трудные времена, кого-то поощряли за верность. Большое внимание было уделено воспитанию галлов в долине Пада, которые в результате войны вышли из-под контроля и постоянными набегами на окрестные города привели в упадок всю эту плодородную область. Почти без борьбы удалось вернуть под власть Рима Луканию. Сенат предпринял меры к возрождению италийского хозяйства и призвал людей возвратиться к обработке земли. Единственное тревожное происшествие случилось в центре самого Рима в круглом храме Весты, где по нерадивости весталки потух священный огонь главного очага государства. Великий понтифик Публий Лициний Красс по мягкости нрава ограничился в отношении провинившейся только наказанием розгами, но еще долго, после того как жрица оправила мантию, приносились жертвы и служилось молебствие, чтобы умилостивить богов.
Любопытным для Сципиона был состав магистратов. Консулом от плебеев являлся Квинт Цецилий Метелл, коллега Публия по квестуре, который сначала интриговал против Сципиона, а потом сделался его союзником. Совершив во взаимодействии с Сципионом хороший политический старт, Цецилий Метелл приобрел заметный авторитет у граждан. Одним из преторов стал брат Квинта — Марк Цецилий, пытавшийся бежать из Италии после каннского поражения, но впоследствии сумевший ублажить плебс и добиться от него прощения за свой проступок благодаря рьяному исполнению должности народного трибуна. Под влиянием старшего брата, весьма расположенного к Сципиону и выдвинувшегося при поддержке партии Корнелиев-Эмилиев, Марк формально примирился с Публием, но в душе продолжал его ненавидеть и за то, что тот однажды слишком явно превзошел его в доблести, и вообще как существо иной природы. Другим консулом был давний друг Сципионов Луций Ветурий.
Но что особенно затронуло душу Публия и стало для него большой неожиданностью, так это известие о смерти Фабия Максима младшего. Услышав об этом, он погрузился в тяжелые воспоминания также и о других своих товарищах, ушедших из жизни. Пред его мысленным взором рядом с Квинтом Фабием предстал Аппий Клавдий. Потом он подумал об искалеченном Марке Эмилии. И, как всегда, жестокая память замкнула траурную цепь образами отца и Гнея Сципиона.
Отправив грузы и гражданских лиц в Рим по Тибру, Сципион распорядился как можно быстрее подготовить эскадру для нового плавания в Испанию, чтобы забрать очередную партию солдат, после чего сел на белого коня и во главе войска, облаченного в парадное обмундирование, двинулся к Риму.
Прибыв в окрестности столицы, Сципион выбрал для пущей внушительности возвышенное место и велел воинам разбить лагерь. Солдаты стали резво ковырять древнюю землю Лация, а Публий воодушевлял их, прохаживаясь по уже распланированным улицам будущего воинского городка, и время от времени с завистью поглядывал в сторону Рима. Он надеялся на триумф и потому пока не входил на священную территорию, ограниченную чертою померия, чтобы не слагать с себя империй.
Вскоре Публий заметил направляющуюся к лагерю толпу горожан. Тогда он поторопил солдат, возводящих насыпь трибунала, и, когда гости вошли в пределы владений Сципиона, он уже солидно восседал на возвышении у претория. Однако, дав возможность издали насладиться согражданам этим величавым зрелищем, западающим в души людей из народа, Публий, с приближением процессии, сбежал с насыпи и приветливо шагнул навстречу толпе. Возглавлял шествие Марк Эмилий Павел, с которым Сципион и обменялся рукопожатием в первую очередь. Затем его руку бесчисленное множество раз трясли люди различного облика и достоинства, причем многих из них Публий не смог узнать, а насчет некоторых даже готов был поручиться, что видит их впервые. Это несметное количество людей наперебой поздравляло его с успехами в Испании, восхваляло проявленные им таланты и прочило ему славу завершителя войны. При этом каждый стремился уверить его в своих симпатиях и вообще в наилучших чувствах по отношению к нему.
Публий невольно поразился множеству вдруг обнаружившихся у него друзей и клиентов. Те, кто прежде чинил ему козни, теперь, когда он возвратился в Рим в силе и почете, поспешили явиться к нему с приветствиями, опередив истинных друзей.
