разгоревшемся соперничестве, но, конечно же, тут не было места ни злобе, ни зависти; все это походило на своеобразную игру, в которой люди, уставшие от многолетних трудов, искали отдыха и развлечений.
В результате сотрудничества Сципиона с греческими специалистами, его проект стал архитектурным синтезом латино-этрусского и эллинского жилища. Согласно плану, дом делился на две части: торжественно-официальную и комфортно-эстетическую. Основу первой составлял традиционный римский атрий, гораздо более просторный и величественный, чем прежний, а вторая — группировалась вокруг настоящего греческого перистиля — уютного дворика с фонтаном, бассейном и миниатюрным садиком, опоясанного по периметру колоннадой портика. С обеих сторон атрия располагалось бесчисленное множество комнат и комнатушек различного назначения от зимней спальни хозяев до каморок прислуги, а к портику с внешней стороны примыкали помещения, предназначенные в основном для летнего досуга. За перистилем размещались кухня, прачечная, туалет, чулан, кладовые, а еще далее — конюшня, сараи для карет и лектик. На втором этаже находились площадки для прогулок и одна из летних столовых.
Нечто подобное по структуре получилось и у других нобилей, что явилось следствием как их взаимодействия, так и общих тенденций мировосприятия тогдашних римлян, стремившихся соединить достижения соседних цивилизаций с собственными и, обогатившись иноземными культурами, остаться, тем не менее, собою.
Несмотря на соперничество, хозяева строек помогали друг другу советами, материалами и работниками. Сотоварищи Сципиона часто беседовали на темы, связанные с их делами по обустройству быта, и находили удовольствие как в том, чтобы похвастаться оригинальными архитектурными находками, так и в тех случаях, когда им удавалось оказать услугу коллегам. Каждый предоставлял в распоряжение друзей избыток имеющихся у него ресурсов. Тот, кто добывал в своих владениях хорошую глину, делился ею с остальными, кто был богат туфом, одаривал им всю компанию, а кто-то снабжал товарищей металлом. Таким образом, значительная часть Италии сделалась сырьевой базой, обеспечивающей строительные нужды римской аристократии, а постепенно в это предприятие втянулись и дальние земли. Испания поддерживала своего недавнего наместника Луция Корнелия Лентула, считая его выразителем иберийских интересов в Риме, Сардиния содействовала тем сенаторам, чьей благосклонности добивалась для осуществления собственных целей, а Сципиону старались угодить все те страны, где его знали. Из Сицилии Публию привозили в качестве подарков восхитительные греческие статуи для украшения внутренних покоев дома, а Масинисса прислал ему знаменитый желтый нумидийский мрамор.
Строительство на углу при пересечении Священной и Этрусской улиц продолжалось более года. Народ, постоянно сновавший на форуме, будучи привлеченным шумом работ, частенько собирался у возводимого сооружения, чтобы поглазеть на будущее жилище великого человека. Когда стекалась значительная толпа, перед нею словно из-под земли появлялся Марк Катон. Простирая руки ораторским отточенным жестом, он указывал на стройку и произносил гневные речи о порочности знати, помешавшейся на восточной роскоши и впавшей в безумные траты в то время, когда истомленный войною, обнищавший плебс с трудом залечивает раны. «Вы! Вы — истинные победители Карфагена!» — экспрессивно восклицал Порций. — А вспомните-ка о своих трущобах и посмотрите, как устраиваются они — те, кто присвоил плоды ваших заслуг. Где же справедливость? Возможно ли терпеть такое поведение этих людей, возомнивших себя господами над народом?» Обычно выступления Катона не находили одобрения в массе присутствующих, и лишь единицы, внимая его речам, осмеливались роптать на Сципиона. Сам Публий старался не замечать происков одержимого недугом злобы, как ему казалось, врага и реагировал на его нападки не больше, чем на лай оголтелой шавки, смелой только пока к ней не повернулись лицом. Зато за брата заступался Луций. Младший Сципион формировал группу клиентов, и те, освистывая Катона, поднимали его на смех. Их заразительный хохот должным образом воздействовал да публику, которая, не вдаваясь в смысл происходящего, подчинялась господствующей силе и присоединялась к победителю.
Ненависть одного человека, конечно же, не могла испортить общую обстановку доброжелательства Сципиону и всем его начинаниям, тем более, что сам Порций выдавал свою необъективность, атакуя, несмотря на обобщенность лозунгов, одного только победителя Ганнибала и не затрагивая по сути других аристократов.
Итог дела всегда отличен от первоначальной идеи и редко результат превосходит замысел, чаще бывает наоборот. Когда работы были закончены, Сципиона не все устраивало в его новом жилище. Что-то не удалось воплотить в реальность, однако некоторые находки, появившиеся уже в ходе строительства, превосходили задуманное изначально, поэтому в целом Публий был удовлетворен плодом долгих трудов.
Дом у форума невозможно было сравнивать со старым, палатинским: он выглядел, по представлениям того времени, дворцом. У клиентов, вваливающихся ныне разношерстной толпой в атрий патрона для утренних приветствий, захватывало дух при виде обширного величественного зала, украшенного стоящими на постаментах вдоль стен статуями, панорамы на перистиль с его фонтанами, клумбами и колоннадой, открывающейся взору с самого порога, если шторы таблина были отвешены. Стены и пол сверкали мраморной отделкой, изысканной музыкой для глаз воспринимались гармоничные ряды орнаментов и лепных барельефов. Торжество царящего здесь высокого вкуса восхищало душу. Казалось, будто сама летучая слава Сципиона облеклась в камень, чтобы наглядным образом просвещать каждого входящего сюда о качествах и ранге хозяина дома.
Между тем жилище первого человека государства было скромнее, чем помпезные палаты многих богачей, которые нагромождение предметов искусства, завезенных из Тарента и Сиракуз, уподобляло складу, и где роскошь превращалась в мишуру; он выглядел в сравнении с ними, как римский патриций в сияющей чистой белизной тоге рядом с пунийскими купцами в развевающихся пестрых мантиях с кольцами, браслетами и серьгами по всему телу.
В общем, Сципион построил такой дом, какой хотел, и теперь мог, не стыдясь, принимать любых гостей не только из числа друзей, но и иностранцев, во множестве прибывающих в Рим в составе различных посольств, и, естественно, стремящихся обзавестись знакомствами с наиболее влиятельными сенаторами. Причем, затеяв это дело в угоду своему социальному положению, как бы по воле других, он постепенно привык к удобствам, и сам начал получать удовольствие от комфорта, казавшегося ему заслуженным благом после десяти лет походной жизни.
Успокоилась, наконец, и Эмилия, правда, ненадолго. Вскоре, посмотрев дворцы знатных соседей, она обнаружила немало недостатков в собственном жилище, и мнение, будто у кого-то что-то лучше, чем у них, мешало ее счастью. К этому периоду характер Эмилии заметно испортился. Она и прежде обижала людей высокомерием, но тогда ее нрав смягчался чувством благоговения перед Сципионом. Теперь же, каждодневно видя мужа, причем в будничной обстановке, а не на рострах или в триумфальной колеснице, Эмилия стала забывать о его исключительности и испытывала к нему меньшее почтение, помня, однако, что сама является женою принцепса и героя. Повлияли на нее и частые роды: фигура стала терять четкие, зовущие очертания, отчего нрав, наоборот, приобретал резкость и угловатость. Она сделалась раздражительной и заявила Публию об отказе далее множить его род. Даже простор благоустроенного дома вызывал у нее досаду. Раньше она реализовывала свои властолюбивые запросы, унижая всеми доступными женской изобретательности способами Ветурию, а в новых условиях у нее не было объекта для приложения такого рода сил, за исключением жалких рабов, торжество над которыми ввиду их вынужденной безответности не приносило удовлетворения ее требовательной натуре. Глумиться же над детьми римские обычаи не позволяли; воспитанная веками святость отношения к продолжателям рода защищала их от низких страстей родителей. Она бессознательно искала выхода отрицательной энергии и часто издевалась над клиентами, а то и над совсем чужими людьми, тесня граждан на форуме своей лектикой, а на отдаленных улицах чуть ли не наезжая на прохожих каретой, запряженной мулами. Такое поведение матроны порождало ропот в народе, тем более, что по городу вообще было запрещено ездить в колясках без особых на то оснований, так как это, по мнению римлян, ущемляло достоинство пешеходов. Пренебрегала Эмилия и другими традициями и установленными ограничениями: она носила дорогие украшения, появлялась на религиозных празднествах в роскошных одеждах, выходила в город только в сопровождении толпы служанок и рабов, превосходя свитой даже компанию мужа.
После завершения строительства дома Сципионами овладела новая забота. Многие нобили приобретали земли, отобранные государством у неверных союзников. Вот и Публий, будучи по делам
