* * *
- Только что, товарищи, я применил риторический приём, - сказал оратор, ничуть не испугавшись. - Называется он «доказательство от противного». Выдвинув негодный тезис, я ожидал, что кто-нибудь из вас пламенно его опровергнет и тем самым порушит этот ложный тезис в прах. Используйте этот приём в борьбе с трусами и оппортунистами, товарищи. На этом сегодняшнее занятие объявляю законченным.
Озадаченные слушатели стали расходиться.
- Глотка, как пожарный рукав - крику много, а дела на копейку, - сказал Хмуров про Златоверхова. - А ты, Родион, молодец. Хорошо говорил.
Храпов покраснел от глаз до бородищи.
- А я чего… уж там… когда так оно и есть.
Мимо, сторонясь к забору, прошагал Шнобцев с одним из бывших мародёров. Вид у обоих был вороватый.
- На лекции присутствовали? - окликнула их Георгина суровым голосом.
- А тебе чего? - огрызнулся Шнобцев. - Ещё я перед девками не отчитывался!
Гарька с Ромкой переглянулись и, одновременно шагнув к наглецу, взяли его в «коробочку». Шнобцев сопротивляться не стал. Сделав изумлённое лицо, он проговорил:
- Вот какие, стало быть, порядки, чтоб товарищу не доверять?
- Тамбовский волк тебе товарищ, - Ромка ткнул его локтем в бок. - С Георгиной мы не первый год воюем, а ты кто такой? Я вообще подозреваю, что ты чуждый нам социальный элемент.
- Намёки ваши очень даже обидные! - задрал подбородок Шнобцев. - Комиссар, стало быть, не сомневается, что я годный к делу революционный воитель, а вы комиссара умней?
- Воюй ладом, - посоветовал Хмуров. - Ежели что, комиссар первый раздавит тебя как микробу тифозную.
- Был я на вашей лекции, был! - застонал Шнобцев. - За что же вы, товарищи, меня ущемляете? Товарищ лектор вон какую ересь сказал, и ничего, а я чуть что - и сразу вон что!
- О волке речь, и волк навстречь, - проворчал Хмуров, оглядываясь на нагонявшего их Златоверхова. - Пойдём, Родион. Не желаю я балакать о всяких там противных доказательствах.
Георгина нахмурилась.
- Риторика - это наука, - сказала она. - Надо коммунистам и комсомольцам её постигать, чтобы на равных вести диспуты с эсерами и анархистами - у тех язык подвешен и теоретическая база богатая. Посмотри, как выступил Храпов, а ведь трёх слов связать не мог! Прав товарищ Златоверхов.
Хмуров пожал плечами и ушёл вперёд.
- Глянулся, что ли, господин оратор? - насмешливо спросил Ромка.
- Прав?!.. - возмутился Гарька одновременно.
- Как вам понравился урок? - Златоверхов самодовольно улыбнулся. - Я совершил чудо почище моисеева: старик извлёк воду из камня, а я - фонтан красноречия из уст простого невежественного бойца.
- Вы полегче насчёт невежественных, - проговорил Ромка с угрозой.
Горшечников ожидал, что Георгина вступится за Храпова, но она промолчала. Когда она смотрела на Златоверхова, в глазах её появлялось странное, мечтательное выражение: так девицы набожные глядят на ангелов на иконах, а девицы обыкновенные - на портрет актёра Ивана Мозжухина.
Гарьке это мечтательное выражение было категорически неприятно. Рассказ о революционно- героическом театре без зрителей, где будут только актёры, он выслушал молча, но как только речь зашла о борьбе Златоверхова с деникинской контрразведкой, вопросы, полные законного недоверия, посыпались из него горохом.
Товарищ Златоверхов оказался словно бронированный и ловко отбрехивался, однако в конце концов не выдержал. Пообещав Георгине новую книжку какой-то Цветаевой (Гарька и не слыхал), он скрылся в переулке.
- И ты ему веришь? - спросил Гарька подругу.
- Может быть, он немножко приукрашивает, - ответила та снисходительно. - Ну и что? Он умеет рассказать о своей жизни красиво, а ты нет. Не надо завидовать.
Настала гарькина очередь замкнуться в оскорблённом молчании.
Вечером неутомимый комиссар объявил новость: на следующий день отряду предстояло отправиться на субботник в порт, недавно выбывший из владения акционеров Владикавказской железной дороги и перешедший в собственность трудового народа. Послереволюционные годы сказались на состоянии порта не лучшим образом; особенно он пострадал в результате спешной эвакуации деникинского воинства. Теперь красноармейцам предстояло вымести в море не мусор истории, а мусор самый обыкновенный, не метафорический.
- Ещё одно, - сказал комиссар. - Об убийствах в городе все слышали? Поодиночке не ходить, не меньше, чем парой, а лучше - группами человека по три-по четыре, и непременно при оружии. За девками не бегать - могут оказаться приманкой. Про самогонщиц и говорить нечего. Кого пьяного в городе увижу - сами знаете, что будет. Смешно, если бойцов, уцелевших в схватках с казаками, зарежет местная шпана. Шнобцев! К тебе и твоим крокодилам это особенно относится.
- Мы, товарищ комиссар, непременно уцелеем, у нас в этом деле большая сноровка, - пообещал Шнобцев.
- Почему именно в порт? - спросил кто-то.
- Там папаша Делакур служит, - угрюмо ответила Георгина.
Север бросил на неё страшный взгляд, но отвечать на выпад не стал.
- Никого больше не задерживаю, - сказал он.
- В город-то можно али нет? - уточнила Олёна. - Хотелось бы агитпредставление поглядеть.
- За вас, Максименко, я спокоен, - ответил комиссар доброжелательно, - вы за себя постоять сумеете, а всё же лучше, чтобы кто-нибудь вас проводил.
- Дык я сопровождающий! - пробасил Храпов.
- Превосходно. Все желающие приобщиться к революционному искусству могут пойти с Максименко и Храповым. Пока они рядом, ни один бандит к вам не приблизится, разве что он совсем умалишённый.
- Пойдёшь? - спросила Георгина.
- Нет, - отказался Гарька. - Не хочу я слушать былины про чудо-богатыря Лохова.
- Как хочешь. - Георгина поджала губы.
- Я пойду, - вызывался Ромка.
- Ступайте, - сказал Хмуров. - Родион, я у тебя в кухне вздремну пока. Жарко в комнатах.
- Хоть всю ночь ночуй, - согласился Храпов. - Пса покормишь?
- Да покормлю… иди.
Гарька устроился на лавочке и закурил, не торопясь к себе на квартиру, к козам и Попорыкиным. На улице стихал гомон удалявшихся бойцов; наступила тишина. Затем послышался звук автомобильного мотора. Авто остановилось рядом с домом. Снова скрипнула калитка; вошедшего Горшечников не видел - угол дома скрывал дорожку.
* * *
Из кустов показалась курица, взглянула на Гарьку и вновь нырнула в заросли отработанным партизанским движением.
Табачный дым лениво таял в душном неподвижном воздухе.
«Даже куры, - так же неторопливо думал Гарька, - в условиях борьбы за существование обретают бойцовский характер, утрачивая глупую мещанскую сущность».
Тем временем в гостиной завязался какой-то спор. Не в силах совладать с искушением, Горшечников встал на лавку, осторожно заглядывая в окно.
- Примелькался ты, Серафим, - ехидничал Север. - Или передушился. Должно быть, Флора Гавриловна устала чихать от твоего «Шипра».
- Знаток женского полу сыскался, - процедил Чернецкий. - Девицы любят приятные запахи. Это, может, амантам твоим нравится, чтоб табаком пахло.
- Ах ты, сука!.. - посинел от злобы Снейп.
