Чернецкий полез на комиссара через стол.
- Гхм-гхм, - раздалось громкое и отчётливое покашливание. В дверях, заложив руки за спину, стоял командарм. - Не помешал?
- Какими судьбами, Альберт Петрович? - Север неделикатно отодвинул ладонью физиономию мешавшего ему встать Серафима.
Тот зарычал и взял комиссара за ворот. Шмелёв посуровел.
- Мы требуем дисциплины в армии от простых бойцов, а какой пример подают им командиры?!
Серафим и Ксаверий переглянулись. Вид при этом у них был такой, что было ясно: каждый желает другому если не смерти, то страшной болезни диареи.
- Товарищ командарм… - начал было Чернецкий.
- Пока что я был бы доволен, - нетерпеливо продолжал Шмелёв, - если бы вы не выказывали друг другу открытой враждебности. Пожмите руки. Сейчас вы по одну сторону баррикад.
Очень медленно Серафим и Снейп протянули друг другу руки, а пожав, тут же их отдёрнули. Шмелёв посмотрел на них и усмехнулся, сухая кожа в уголках глаз собралась в морщины.
- Вы закончили? Превосходно. Полагаю, вам известно, что лорд Керзон направил Чичерину ноту с предложением заключить перемирие между Польшей и нашей республикой и отвести войска по обе стороны от временной восточной границы Польши. Наше правительство отвергло посредничество англичан - сегодня получена телеграмма председателя Реввоенсовета с указаниями относительно действий в сложившейся ситуации.* 8 В связи с этим я хотел бы обсудить кое-что с тобой, Ксаверий.
- Нам уйти? - Лютиков встал.
- Не нужно. Мы с комиссаром побеседуем в его комнате.
- Конечно, Альберт Петрович. Прошу вас. - Север пропустил Шмелёва и плотно прикрыл дверь, отделяющую комнату комиссара от гостиной.
- Командарм лично явился рассказать Северу о телеграмме председателя Реввоенсовета? - недоверчиво переспросил Чернецкий. - Почему к себе не вызвал? Невелика шишка Снейп, чтобы Шмелёв к нему с докладом бегал.
Лютиков промолчал. Серафим на цыпочках подобрался к двери. Лютиков поймал его за полу куртки и после недолгой борьбы усадил в кресло.
Гарька сел на лавку. Он больше не курил, не желая, чтобы дым выдал его присутствие. Ему было страшно интересно, чего хотел Шмелёв на самом деле. Ждать пришлось недолго, уже минут через десять командарм и Снейп снова были в гостиной. Однако ничего по делу сказано не было. Шмелёв отказался от сопровождения, сказав, что в автомобиле его ждут, и ушёл. Гарька снова заглянул в окно.
- Что за секреты? - Чернецкий изнывал от любопытства.
- Не могу сказать.
- От нас можно и не таиться, - сказал Лютиков с досадой. - Если ты нам не доверяешь, то кому?
- Я вам доверяю. Однако командарм взял с меня слово…
- Прямо так и сказал: «А Чернецкому с Лютиковым - ни-ни»? - Серафим сощурил злые глаза. - Ох, крутишь, Север!
Снейп махнул рукой.
- Похоже, это вы мне не доверяете. Моя бы воля, я бы рассказал.
- Вот и давай.
- Я не баба - тебе давать! - рявкнул комиссар. - Сказано же - нельзя!
- Товарищ из тебя никакой, - подытожил Чернецкий даже с удовольствием.
- Из меня?! Ты один мой секрет узнал, и теперь без конца в морду мне им тычешь. Язык тебе подрезать надо, вот что. Если бы не Шмелёв, ты бы сейчас не выкаблучивался.
- Если бы не Шмелёв, ты бы под окном валялся! В лопухах.
- Будет вам лаяться, - сказал Лютиков. - Как семь лет женаты. Бросьте это, стыдно.
- Ещё ты меня стыдить будешь! - заорал Серафим, сгоряча выскочил за дверь, постоял на лестнице. Успокоившись, вернулся, сел на прежнее место.
Север мрачно таращился на него, дёргал ногой. Лютиков укоризненно протирал пенсне.
- Хорош дуться, - сказал им Чернецкий. - Ты что там про выпивку говорил - совсем нельзя? У меня бутылка трофейного рома завалялась.
- И откуда оно всё к тебе заваливается? - скривил губы Север.
Чернецкий невинно улыбнулся, перевёл глаза на Лютикова:
- Ну как, на троих?
- Бойцам же запретили, - помполит вопросительно посмотрел на Снейпа.
- В городе запретили, - ответил комиссар, подумав. - В целях безопасности личного состава. А если тут, на квартире, то отчего же нет. Давай, тащи свой трофей.
- А Флора Гавриловна? - вспомнил Лютиков. - Проводить…
- Без провожатых не останется, - вздохнул Север. - Её сегодня председатель губкома на автомобиле катает. Зря ты, Серафим, на тряпки рвался. Нашу Флору Гавриловну можно применять для выработки электрического тока, вместо динамо-машины. На освещение центра города свободно хватит.
- В тебе нет ни малейшей рыцарственности, - расстроился Лютиков. - Разве можно так говорить о молодой невинной девушке?
На лицах Снейпа и Чернецкого появились одинаково циничные ухмылки.
Гарька неловко переступил ногами; лавка предательски хрустнула.
- Горшечников! - внезапно крикнул Снейп. Гарька подскочил. - Убирайся из-под окна. Хочешь представлений - ступай в театр, там тебе и споют, и спляшут.
Гарька тихонько полез вдоль стены к калитке, делая вид, что его тут и не было.
* * *
Всю дорогу до порта Шнобцев ныл, что его мучает мигрень и чирей пониже спины; на месте, когда дело дошло до раздачи рабочего инструмента, он вдруг повалился наземь с тепловым ударом.
Чернецкий предложил бросить его в море, как ведьму: если выплывет, значит, грешен - соврал, если потонет, можно выловить багром. Комиссар, кажется, хотел согласиться, но человеколюбивый Лютиков пожалел бывшего мародёра. Оставили его при лошадях.
Делакур-отец и какой-то чин в фуражке увели комиссара с помполитом и Чернецким в неизвестном направлении. Улизин, смурной после вчерашнего, проводил их завистливым взглядом.
- Пока Делакур пела, ничего, - делился он. - Потом показали минитюру - комсомольцы построились шалашиком, после - пьесу «Освобождённый труд». А под конец Златоверхов стал читать революционную поэму, и тут уж я не высидел, уснул. Проснулся, когда Георгина меня растолкала; голова дурная, будто четверть самогона принял без закуси…
Из здания конторы торопливо вышел невысокий худощавый человек в малороссийской рубахе, расшитой у ворота. На голове у него была турецкая феска («Так меньше печёт», - объяснил он); лицо приятное, хотя и незначительное.
- Квирин, начальник доков, - представился он, чуть заикаясь. Сильно запахло чесноком. Долгодумов чихнул.
- Цинги опасаюсь, - объяснил Квирин. - Чеснок весьма полезен для тех, кто желает избежать этой неприятной болезни. Пройдёмте за мной, я обрисую вам фронт работ.
Фронт оказался чуть поуже польского. Целый день красноармейцы разгребали ржавый металлический мусор. Солнце липло к коже, щипалось, словно целый муравейник сердитых муравьёв. К вечеру повеяло свежим солёным бризом.
- Искупаемся? - предложил Ромка.
- Простите, - Гарька заступил дорогу Квирину, - тут у вас искупаться можно где-нибудь?
Начальник доков с сомнением огляделся.
- Пожалуй, вон там, - он кивнул на приземистое сооружение, за которым тянулись в море длинные железные мостки. - Судов теперь всё равно нет… Купайтесь.
Место и вправду было хорошее. Разбежавшись с мостков, можно было прыгнуть в воду «ласточкой», как любил Гарька. Ромка плавать не умел. Он походил, разглядывая непонятного назначение устройства, торчащие там и сям, потом спустился вниз, на берег, поплескаться на мелководье.
