ощущениям действительно так, но мало ли… — Протянул мантию Гермионе. — Поглядите, что за кака, а? Вот здесь пятно, и вот еще, я чистить не стал, только высушил…
— Нахал ты, Малфой. — Она поднесла ткань к лицу и принюхалась. — Вербена…
— Вербена могла быть в чае. — Снейп забрал у нее мантию и направился с ней к стеллажу с зельями. — Надо бы ко мне, здесь идентефикаторов ‒ только Перечное диагностировать… Мисс Грейнджер, подготовьте нам рабочее место. Драко, займитесь пока разбором трав.
— Опять это сено. Пошли, Криви.
— Может, лучше окклюменцию потренируем?
— Перед смертью не надышишься. Давай, давай, и скажи спасибо, с земноводными разобрались без тебя. Ты же не думал, что мы тут только в карты режемся? Да куда руками! Палочку доставай…
Однако поработать им не удалось ‒ в дверь постучали. Колин рефлекторно схватил пучок травы, пряча в нем палочку, Малфой отскочил к соседнему столу, Гермиона, старательно насупившись, встала между ними, а Снейп превратил карты в груду свитков и мерзким голосом приказал войти. Дверь чуть приоткрылась, в щель робко скользнул второклашка-слизеринец.
— Извините, сэр. Господин директор просит срочно прислать к нему Гарри Поттера и велел передать ему записку. Вот.
— Давайте сюда, Монтгомери, — грозно велел Снейп, и мальчик вложил пергамент в протянутую руку. — На вашем месте я бы посвятил остаток вечера не прогулкам по замку, а написанию эссе по трансфигурации, которую вы столь безнадежно запустили. Свободны.
Монтгомери густо покраснел и юркнул за дверь. Снейп, чуть помедлив, отдал свернутый вчетверо листок Колину.
— Это вам… Поттер.
Чувствуя, как в животе туго скручивается тревожный узелок, а по жилам растекаются щекочущие иглы предвкушения, Колин непослушными пальцами развернул записку.
— Просит взять мантию-невидимку…
— Значит, началось. — Гермиона коротко и крепко обняла его. — Все будет хорошо, там Фред с Джорджем.
— Я помню.
Малфой молча хлопнул Колина по плечу, а Снейп ‒ вот неожиданность! ‒ пожал руку.
— Удачи, мистер Криви.
— Вам тоже.
Он положил траву обратно на стол и, не оглядываясь, вышел.
Питер Петтигрю двенадцать лет обходился без носков, рубашек, расчески, зубной щетки и прочих личных вещей. К чему они крысе? Но в последние три года как-то незаметно обзавелся скарбом, и, к своей досаде, скарбом немаленьким. Тряпки, посуда, книги, масса ерундовых мелочей ‒ все это сейчас лихорадочно утрамбовывалось в самый большой из лордовых сундуков. Места в нем явно не хватало, однако Питер упорно продолжал метаться по комнате, сгребая имущество в кучу.
Фарфоровую мантикору с обколотой ноздрей он завернул в занавеску и уложил с краю, где помягче. Мерлин знает, откуда она взялась, но выкидывать жалко.
Пособие по дрессировке крыс подарила Белла. Хохотала, будто умалишенная, весь Ближний Круг давился от смеха, даже Лорд змеил безгубый рот усмешкой, в то время как Питер от унижения готов был сквозь землю провалиться. Но спалить рука не поднялась ‒ с иллюстраций улыбалась полная, симпатичная, очень домашняя дрессировщица, счастливые питомцы ходили перед ней на задних лапках, крутили сальто, прыгали через скакалку из хвостов и тыкались сытыми мордочками в ласковые ладони…
Средство для чистки серебра. Купил руку полировать, но не понадобилось ‒ и без того сияет, проклятая. Вот ее бы бросил. Только скорее она меня придушит ‒ вон как греется, почти горит…
Мантии! Питер распахнул дверцы гардероба и застонал от отчаяния: незаметно взять второй сундук получится вряд ли. Ладно, штуки четыре наденем на себя, остальные привяжем тюком поверх крышки, а вот эту, старую, и уменьшить не жалко…
Дзинь! Мантия ударилась тяжелой полой о шкаф, из кармана выскользнула тонкая длинная цепочка. Питер замер.
Он аккуратно повесил мантию на крючок и принялся расстегивать ту, что была на нем. В Хогвартсе наверняка случится драка, к чему портить хорошую одежду? А этой после Малфой-мэнора все равно…
Через пять минут Питер вышел, тихо прикрыв за собой дверь. В комнате остался набитый доверху сундук и груда барахла на незастеленной кровати.
1. ЛЭП — линия электропередач. Столбы с проводами. (Мало ли, вдруг кто не в курсе…)
2. «прожектор в полкило весом» — имеется в виду пятисотваттная лампа ‒ полкиловатта.
3. Барристер — в Англии представитель высшей адвокатской касты.
Глава 45
Всю неделю Нагини не везло. Обычно в окрестностях Поместья не было недостатка в мелкой живности, редкая охота заканчивалась неудачей, однако недавно все мыши, лягушки, птицы, не говоря уж о добыче покрупнее, куда-то исчезли, и даже насекомые, казалось, начали облетать змеиные угодья стороной. Голод привел Нагини к самой границе Поместья. Инстинкт охотника говорил, что там, снаружи, бегает полным-полно пищи, но хозяин настрого запретил заползать за черту…
Чуть приподняв голову, жадно ощупывая языком воздух, змея скользила вдоль невидимого барьера в надежде поймать хоть самого завалящего кузнечика. Если она и сегодня вернется ни с чем, хозяин может заметить неладное. А зачем ему подруга, которая не в состоянии добыть себе еду? Он и без того считает ее старухой, собирается снова чертить палочкой синие молнии и палить вонючие свечи, хотя у Нагини от прошлого раза до сих пор в глотке першит… Правда, после даст сожрать целого человека, ням-ням… можно будет забыть об охоте и долго-долго лежать на ковре у жарко натопленного камина, дремать, переваривая подарок, пугать крысоподобного Питера раздутым чревом… тепло, сытость, хозяин рядом… И ничуть я не стара, просто в этой стране ужасно холодно, все время тянет в спячку. Как бы уговорить хозяина вернуться домой? Туда, где круглый год густая трава, нагретые солнцем камни и полным-полно еды…
Нагини перетекла через ствол поваленного дерева и резко остановилась, учуяв живую плоть. Заяц был совсем рядом ‒ сидел в промоине под защитой вздыбленного корневища и обгладывал молодые побеги. Всего один хороший бросок… но между охотником и вожделенной добычей мерцала запретная грань.
Если б Нагини могла, она бы взвыла от отчаяния. Такой мягкий, такой вкусный, такой беспечный… ам ‒ и сразу назад… ведь хозяин даже не узнает! Ни о долгой неудаче, ни об ослушании, ни о том, что от голода она готова вцепиться в собственный хвост…
Заяц вдруг насторожился ‒ бросил недохрумканную веточку и притих. Нагини придвинулась вплотную к барьеру. Вкуссссссный…
Одним прыжком вылетев из ямы, добыча пустилась наутек, мелькнули длинные задние лапы, закачалась ощипанная поросль…
…и змея не выдержала ‒ рванула следом, мгновенно оставив позади границу Поместья. Ее скудные мыслительные способности сгинули в зареве инстинктов и азарте погони, хозяин с его приказами и запретами перестал существовать, мир сузился до филейных частей улепетывающей жертвы.
Сссстой, не уйдешшшь…
Со времен ярмарочной субботы, столь круто изменившей жизнь Колина, прошло всего две недели, но по ощущениям минуло не меньше ста лет. Время словно с цепи сорвалось, дни мелькали со скоростью кадров на кинопленке, вмещая прямо-таки нереальное количество информации, событий и дел. Ошалевший от окклюменции и безусловной магии, он порой недоуменно смотрел на учебник по чарам, а собственный брат казался выходцем из иного мира. Думая о себе докомандном, Колин диву давался, каким глупостям позволял прежде гнездиться в своей голове. Будь у него теперь хоть одна лишняя секунда, он непременно потратил бы ее на осанну звездам за эти две недели волшебного, беспрерывного, изматывающего счастья.
Самым сложным оказалось перестать уважать Дамблдора. Легенда о великом волшебнике вошла в жизнь Колина вместе с миром магии и намертво въелась в подкорку, не помогли ни лекции близнецов, ни семейная колдография на тумбочке у Гарри, ни колючий директорский секрет. Даже после гнусной истории с порталом старик отказался слезать с пьедестала, его по-прежнему хотелось почитать и оправдывать. Колин почти смирился со своей моральной ущербностью, но тут вдруг выяснилось, что для полного излечения нужно было всего лишь прекратить любоваться кумиром издалека и подойти поближе. Уже через пять минут общения с директором Колин наконец почувствовал себя полноценным командцем: таинственные подмиги, иносказательные речи, нарочитая простота манер, эффектная величавость поз отдавали дешевым театром и не вызывали ничего,
