ЕЕРОДИТЕЛИ

«Электронику» - пока, наконец, до него не дошло, что Люба… не обманула, нет, - просто приняла его более чем серьезный маневр за добрую стариковскую шутку. Открытие было весьма болезненным, - ей-богу, он предпочел бы недоумение, испуг, даже отвращение, но только не подобное недоверие к его мужским способностям. (Хорошо еще, тактичный сосед воздержался от унизительных расспросов).

Наутро за завтраком, когда Люба, как обычно, подкатила к их столику дребезжащую тележку, доверху нагруженную общепитовскими тарелками с разползшейся по ним манной кашей, Влад мудро решил смолчать о случившемся - и хотя бы таким образом сохранить лицо; он даже нашел в себе силы холодно, но любезно улыбнуться девушке, чьи ужимки, признаться, начинали не на шутку его раздражать. На протяжении всей церемонии раздачи тарелок он продолжал молча терпеть кокетливые подначивания, которые официантка, проработавшая в геронтологическом санатории более десяти лет, очевидно, считала единственно возможным стилем общения с мужчинами «за 60». Но когда она, видимо, твердо задавшись целью расшевелить необычно серьезного профессора, который еще вчера был с ней так мил, игриво подбоченилась - и при всей честной публике (соседями Влада по столу были все тот же дробный старичок и две интеллигентные, умеренно накрашенные музейные дамы) громко и лукаво вопросила: - Ну, что, Владимир Павлович, возьмете меня замуж аль нет?! - Влад завелся и, с трудом сдерживая клокочущую в нем ярость, ответил:

- Знаете, Люба, в вашем возрасте уже поздновато думать о замужестве, - после чего в сердцах отшвырнул лежавшую перед ним сероватую полотняную салфетку прямо в тарелку с отвратительной комкастой размазней.

Самое скверное, что Люба (за долгие годы официантства привыкшая, вероятно, еще и не к таким закидонам своих подопечных) даже не обиделась, лишив Влада возможности насладиться хотя бы подобием мести: в ответ на вспышку она сочувственно улыбнулась, упомянула «магнитные бури» и, похлопав Влада по руке, которую тот не успел отдернуть, предложила ему щадящее успокоительное - оно всегда лежало в кармашке ее фартучка как раз на такой вот случай. Впрочем, вскоре Влад понял, что заботливая Любаша еще и стукнула на него главврачу: спустя час отловив Влада в спортзале, тот мягко порекомендовал ему воздержаться от участия в волейбольном матче, который как раз в тот вечер должен был состояться между особо крепкими постояльцами санатория и местными пенсионерами-активистами. (Те еще в первый день заезда отдыхающих делегировали в «Геронтум» двух самых бодрых своих эмиссаров, чтобы, по многолетней традиции, вызвать «санаторских дохляков» на смертный бой. Команде «Геронтум» от команды «Супер-стар» - физкульт-привет!!!). Влад, конечно, проигнорировал главврачевские наставления - и тем же вечером они уделали этих краснощеких суперстарцев в синих костюмах, как мокрых котят!.. Спортивный триумф, состоявшийся-таки вопреки козням обслуги, немного утешил Влада в его унижении.

Но вот с тем досадным фактом, что как мужчине ему в этом «старушатнике» ничего не светит, пришлось, увы, смириться… С молоденькими (до пятидесяти пяти) он больше не заигрывал - боялся. Любые попытки легкого флирта с ровесницами - из тех, что хорошо сохранились - неизбежно сводились к игривым шуткам да прибауткам, может, и повышающим тонус, но - самой своей несерьезной сутью - напрочь лишавшим надежды на «продолжение банкета». Бравурный храп соседа по камере… - пардон, по палате… - по номеру, конечно же, по номеру!.. - все реже казался ему гимном сладкого предвкушения, зато все чаще доводил до неистовства, заставляя часами безрезультатно ворочаться с боку на бок, - и порой он готов был убить своего сожителя, который, как и полагается, каждое утро принимался ныть, что, мол, ни на секунду не сомкнул глаз. Естественно, хронический недосып не самым лучшим образом сказывался на самочувствии Влада - ярко выраженной «совы», однако нарушать санаторный режим было чревато - он понял это после одного незапамятного случая, когда, вздумав, по легкомыслию, проспать завтрак, был грубо разбужен целой армией встревоженного медперсонала, нагрянувшей к нему в номер с целью проверить, «не случилось ли чего».

- Знаете ли, в вашем возрасте всякое бывает, - авторитетно заметила старшая медсестра, грудастая сорокапятилетняя гестаповка… и, вместо того, чтобы извиниться за причиненное беспокойство, строго отчитала почтенного, растерянного, годящегося ей в отцы профессора за «нарушение общего распорядка». Эта жуткая тетка, мощная и горластая, вообще была для Влада неиссякаемым источником стресса: излюбленным ее развлечением было врываться в номера к пациентам в самые неподходящие мгновения - и со смаком предрекать им целые букеты отвратительных болезней, «если они и дальше будут так плохо себя вести»…

Но, пожалуй, главным его врагом был все-таки массовик-затейник - крепкий дед лет шестидесяти, неизменно открывающий свои «культмассовые мероприятия» бодрым кличем: «Здравия желаю, товарищи старички!!!». Влад, которого подобное обращение несказанно коробило, долго мечтал приструнить наглеца; наконец, улучив удобный момент, он отвел массовика в сторонку и вежливо попросил его придумать для своих «затей» какой-нибудь иной, более изящный слоган. Бедный дед, внимая обращенным к нему претензиям, лишь ошалело моргал и недоверчиво улыбался; в конце концов Влад плюнул и оставил его в покое. Но вскоре ему пришлось узнать на своей шкуре верность поговорки о том, что инициатива наказуема. Нет, старый пенек ничуть не обиделся - в «Геронтуме» вообще не было принято обижаться на пациентов; но с тех пор всякий раз, стоило ему только завидеть профессора идущим в столовую или в спортзал, он еще издали кричал: «Салют, молодая гвардия! Так держать!! Мы еще повоюем!!!» - и, поравнявшись с Владом, с хохотом тыкал его жестким пальцем в живот, а то и под ребро, после чего, страшно довольный собой, удалялся восвояси, оставляя Влада в бессильной ярости скрежетать зубами.

Да, кстати, зубы!.. Он вряд ли мог бы сосчитать, сколько раз та или иная трухлявая партнерша по игре в преферанс отлавливала его в очереди за свежим номером газеты или столовским кипятком, чтобы, очаровательно смущаясь, вполголоса спросить: «Скажите, где вам зубы делали?». К концу срока Влад привык лгать им, и лгать цинично, изощряясь в названиях супердорогих клиник, известных ему лишь понаслышке: он уже по опыту знал, что, если сказать правду, в ответ неминуемо услышишь: «Надо же, какой вы молодец! В нашем с вами возрасте это такая редкость!» Никогда в жизни, жаловался Влад, его не беспокоили стоматологические проблемы - в этом смысле ему повезло с наследственностью, у всей его семьи зубы были, что называется, Богом даденные, - но тут, впервые за последние шестьдесят лет, он начал ощущать в деснах неприятное нытье, и лишь богатый клинический опыт помог ему с горем пополам справиться с подступающим неврозом, - что не помешало ему (как говорится, «на всякий пожарный») посетить санаторского дантиста и две-три минуты с отвращением слушать, как тот восхищенно ахает, ковыряясь в его ротовой полости.

А фильмы, ежевечерне идущие в стареньком кинозале на первом этаже столового корпуса!.. Черно- белые или радующие взор красками, выцветшими, как глаза соседей по столу; призванные вызывать слезливую ностальгию - или, наоборот, повышать тонус бодрыми названиями: «Старики-разбойники»; «В бой идут одни старики»; «Верные друзья» (Влад, конечно, не рассчитывал на ассортимент, предоставленный ему неизвестным другом в Центре Геронтологии - но уж Дикую-то Орхидею могли бы показать, возмущался он.) Чего стоили «культмассовые мероприятия», список которых ежедневно вывешивался на стенде в холле того же столового корпуса! Один из таких списков Влад даже переписал на тетрадный листочек - специально, чтобы позабавить меня по возвращении; честно говоря, ничего забавного я тут не увидела:

«12.00. (библиотечный корпус). «Осень жизни»: Встреча с православным священником о. Виктором.».

«15.30. (стадион). Конкурс ретро-шлягера «Моя морячка».