носы там были даже покруче, чем у него) и спокойных полных женщин. Эти женщины завораживали его. Они глядели на него со старых портретов бесконечно мудрыми глазами, их длинные рыжие волосы были уложены в сложные прически, они слегка улыбались, и у него возникло чувство, что все его нынешние неприятности рано или поздно закончатся. Главное соответствовать их уровню. Быть не хуже этих гордых умных мужчин в глухих темных одеждах. Не сдаваться перед трудностями. Быть достойным. Еще там были Мадонны. Как он ни вглядывался в них, он не мог заметить ничего сверхчеловеческого. Он видел все тех же спокойных, мудрых полных достоинства дам, как те, что смотрели на него со светских портретов. Только эти дамы уже вышли замуж за кого-то из гордых умных мужчин с тех же портретов, и теперь были поглощены своим недавно состоявшимся материнством. Его удивляло, пожалуй, только одно. Все младенцы как один были светловолосы и даже намеком не носаты. Совсем не походили на своих отцов. Он подолгу вглядывался в каждый портрет, в каждую картину. Впитывал кожей это ощущение спокойствия и достоинства. Сдержанной гордости. Ума. Он не мог оторваться от них.
- Тебе нравится книга?
Старушка вошла в гостиную из кухни, и в комнате упоительно запахло едой. У него ничего не было в животе со вчерашнего вечера, и сейчас внутри что-то требовательно заурчало. Он даже не ответил на вопрос, уставившись на поднос с тарелкой, от которой поднималось облако ароматного пара.
- Я подумала, что неплохо бы тебе перекусить. После подъема таких тяжестей следует восстановить силы.
По идее, надо бы отказаться, что он побирушка что ли? Но пахнет так вкусно, а дома хорошо, если овсянка или жидкий суп на рыбном бульоне из тресковых голов, заправленный всё той же овсянкой и парой картофелин.
- А вы?
Старушка вздохнула.
- Я обедаю позже, когда возвращается с работы Розамунда. Их с Матильдой одних за столом оставлять нельзя, так все изгваздают, что мне хоть новую скатерть вышивай. Ты давай налетай, а потом вместе чаю попьём. Тут уж я тебе обязательно компанию составлю.
Только сейчас он понял, что скатерть на столе вышита и, приподнявшись, уставился на сиденье стула. Подушка тоже была вышита. А он на ней грязными штанами сидел. Ну, вообще-то он не нарочно, просто других штанов у него нет. А эти он даже постирать не сможет сам. Просто потому что в чем он во время стирки и сушки ходить-то будет?
- Садись, Северус, - велела она. - И нечего глядеть на меня с таким виноватым видом. Подушки на стульях для того, чтоб на них сидеть, а штаны уж какие есть. Запомни, никогда не считай себя виноватым за то, что ты не в силах изменить. Я не страдаю склерозом и старческим слабоумием. В этих штанах я тебя вижу изо дня в день вот уже полгода. За эти полгода ты три раза не выходил из дому, после этого появлялся в чистых штанах. Какой вывод я должна была сделать?
Делать ей нечего, кроме как чужие штаны разглядывать. Тем не менее, он садится и Бренда придвигает к нему тарелку. Там гора жареной картошки, огромный кусок рыбы и зеленый горошек. Надо отказаться, но рот подло наполняется слюной, так что ничего и сказать нельзя, пока не проглотишь. Она же сказала, что сейчас есть не может, что ж ей пропадать что ли, такой куче еды? Ладно, один раз. Вообще, говорят, люди иногда ходят в гости и их там угощают. Во всяком случае, его одноклассники регулярно ходят друг к другу по праздникам. А потом пытаются периодически заставить его завидовать тому, что там был вкусный торт, а он его не пробовал. Года два назад, в первом классе, он и правда завидовал. Делал вид, что ему все равно, но завидовал. А теперь - нет. Надоело. Было бы чему, если вдуматься. Решено, он сегодня в гостях. Вкусно-то как, Пресвятая Дева! Это учительница, мисс Дженкинс, так говорит: «Снейп! Ты опять подрался с Принглом. Пресвятая Дева, сколько же можно?!» Только это не он подрался с Принглом. Это Прингл подрался с ним. Нужен он ему как дыра в мосту! Он, Северус, вообще хочет только одного, чтоб его оставили в покое. Почему бы им всем не перестать его замечать?
Как? Уже все? Когда это он успел все съесть?
- Ещё положить?
- Нет, спасибо, достаточно, - еще чего, что он с голодного острова приехал?
- Тогда будем пить чай.
Она открывает дверцы огромного резного буфета и достает оттуда фарфоровые чашки. У них дома сейчас есть только старые щербатые кружки. Он свою всегда моет, прежде чем пить из неё. А эти чашки тонкие, изящные с розовыми цветами шиповника и позолоченными завитушками. Даже в руки их брать страшно, такие они тонкие. Жалко, что они спрятаны в буфет. Он бы выставил их на видное место, чтобы можно было всё время любоваться. Вслед за чашками появляется заварочный чайник. Странно, что нет сахарницы. Бренда вносит из кухни блюдо с кексом. Кекс лежит не просто так, а на ещё одной салфетке с вязаным кружевным кантом. Это красиво.
- Бренда, а почему у вас так красиво?
- Тебе нравится?
- Да, очень. Но ведь это, наверное, так трудно.
- Последние годы мне и впрямь трудновато. Зрение, знаешь ли, уже не то. Но так уж меня учили, Северус. Был такой человек, Уильям Моррис. Он говорил так: «Не держите у себя в доме ничего, что вы не считаете полезным или прекрасным». Даже когда человек просто окружен красотой, он становится лучше. Но самое правильное, когда человек сам творит красоту.
- Как те, кто рисовал картины, которые в этой книге?
- Вроде того.
- Но ведь не каждый может нарисовать картину.
- Ну, творить красоту можно по-разному. Написать картину, сочинить песню или связать занавески в кухню. Даже заварить по-настоящему хороший чай, а потом правильно его выпить. А есть люди, которые умеют творить красоту отношений. С ними рядом становится приятно. Это тоже искусство. Не можешь писать картины, найди что-то своё. Ты не сказал, тебе понравилась книга?
- Да. Я ни разу не видел ничего прекраснее. И…
- И?
- И добрее. Нет, не добрее, не знаю, как сказать.
- Может быть человечнее?
- Да, наверное. Они как будто то, к чему следует стремиться, но не задаются по этому поводу.
- Это люди, которые жили в эпоху, когда Человек действительно мыслился всего лишь чуть ниже Бога, и люди стремились стать достойными этого. Читай, мальчик. Развивай ум и душу, и ты будешь как они. Не опускайся до того, чтоб просто существовать. Это трудно, но просто существовать безумно скучно, кроме того, это убивает душу.
Бренда была такая серьезная и печальная, когда это говорила. Он слушал её так же заворожено, как до этого разглядывал картины. С ним никогда не говорили так серьезно.
- Когда душа умирает, взгляд становится пустым сонным и сытым. А сердце обрастает салом, сквозь которое не пробиться чувствам. Глаза смотрят на красоту, но не видят её. Сердце перестает трепетать, когда случается что-то радостное, и не болит, когда приходит горе.
Дверь открылась и появилась Матильда.
- Бабушка, я была у Маргарет, у неё новая кукла. Я тоже хочу! А этот что тут делает?!
- Во-первых, здравствуй.
- Ну, здравствуй!
- Не «ну здравствуй», а просто здравствуй. И хорошо бы поздороваться не только со мной, но и с гостем.
- Я его не приглашала! Чего он пришел?
- Северус пришел не к тебе, а ко мне в гости. И неприлично говорить о присутствующих в третьем лице, Матильда. Итак, поздоровайся с гостем.
Какая она терпеливая. Уж он бы давно сказал этой крысе в бантиках все, что он о ней думает. Дурочка из переулочка. Думает только о куклах. И добро бы ей их не хватало. А так она хочет новую только потому, что такую купили Маргарет. Матильда вечно хочет, чтоб у неё было как у других. Все девчонки наклеили на тетрадки цветочек и эта тоже. И непременно чтоб такой же. Только Тилли сама нарисовала. У них в классе
