Не убирая клинок от шеи Димбика, Шиверс спокойно взял вилкой яйцо, пожевал, словно никому из присутствующих больше нечем было заняться, и проглотил.
— Еблан пытался отнять мои яйца, — сказал он скрежещущим шепотом.
— Вы невежественное животное, Димбик! — Коска повернул один из стульев и поставил его напротив Шиверса, водя пальцем перед багровым лицом капитана. — Надеюсь, это будет вам уроком. Никогда не отнимайте яйца у человека с железным глазом.
Сворбрек записал это, хотя это был афоризм ограниченного применения. Димбик пытался заговорить, возможно, представить свое мнение, и Шиверс прижал суставы пальцев и нож чуть сильнее к его глотке, вызвав у него булькающий звук.
— Это твой друг? — проворчал северянин, хмуро глядя на Димбика.
Коска напыщенно пожал плечами.
— Димбик? Он небесполезен, но вряд ли могу сказать, что он достойнейший в Компании.
Капитану Димбику было трудно выразить несогласие из-за кулака северянина, столь сильно сжавшего его горло, что он едва мог дышать; но он выразил, и весьма основательно. Он был единственным в Компании хоть с какой-то заботой о дисциплине, или достоинстве, или пристойном поведении, и посмотрите, куда это его привело. Его душит варвар в дикой рыгаловке.
Чтобы сделать все еще хуже, или по крайней мере не лучше, его командующий офицер по всей видимости собирается беззаботно поболтать с его противником.
— Каковы шансы? — спрашивал Коска. — Встретиться снова через столько лет, за столько миль оттуда, где мы впервые встретились. Сколько миль, как думаешь, Дружелюбный?
Дружелюбный пожал плечами.
— Не хотел бы гадать.
— Я думал, ты вернулся на север.
— Я вернулся. Я пришел сюда. — Очевидно, Шиверс не любил приукрашивать факты.
— Пришел зачем?
— Ищу девятипалого человека.
Коска пожал плечами.
— Ты мог бы отрезать один Димбику и прекратить поиски.
Димбик начал фыркать и извиваться, скрученный своей собственной перевязью, Шиверс погрузил кончик ножа в его шею и вернул на стол.
— Я ищу конкретного девятипалого, — донесся его скрипучий голос без намека на волнение. — Слышал, что он может быть здесь. У Черного Кальдера есть к нему счет. Поэтому и у меня.
— Мало ты счетов оплатил в Стирии? Месть плоха для бизнеса. И для души, а, Темпл?
— Так я слышал, — сказал юрист, видимый Димбику лишь краем глаза. Как Димбик ненавидел этого человека! Всегда соглашается, всегда одобряет, всегда выглядит, будто он знает лучше, но не говорит.
— Оставлю душу священникам, — донесся голос Шиверса, — а бизнес торговцам. Счета я понимаю. Блядь! — Димбик хныкнул, ожидая конца. Раздался звон, вилка северянина упала на стол, яйцо расплескалось по полу.
— Вот увидишь, двумя руками легче. — Коска махнул наемникам у стен. — Господа, вы свободны. Шиверс старый друг, и ему не причинят вреда. — Всевозможные луки, клинки и дубины понемногу опустились. — Допускаешь ли ты, что можешь теперь освободить капитана Димбика? Один умрет, и остальные не успокоятся. Как утята.
— В утятах больше боевого духа, чем в этой толпе, — сказал Шиверс.
— Они наемники. Драка — последнее, что у них на уме. Почему бы тебе не присоединиться? Это было бы как в старые добрые времена. Товарищество, смех, волнение!
— Яд, предательство, жадность? Я понял, что лучше работаю один. — Давление на шею Димбика внезапно ослабло. Он, кашляя, вдохнул, когда его подняли за воротник и швырнули, крутящегося, через комнату. Его ноги беспомощно ударились, когда он врезался в одного из своих ребят, и они, запутавшись, упали под стол.
— Я дам тебе знать, если натолкнусь на любого девятипалого человека, — сказал Коска, упирая руки в колени, обнажая желтеющие зубы и поднимая себя на ноги.
— Дай. — Шиверс спокойно начал резать мясо ножом, который только что был готов закончить жизнь Димбика. — И закрой дверь, когда будешь выходить.
Димбик стоял, тяжело дыша, касаясь одной рукой раны, оставленной на его горле, и свирепо глядя на Шиверса. Он с огромной радостью убил бы это животное. Или, по крайней мере, отдал бы приказ убить его. Но Коска сказал, что никто не причинит ему вреда, а Коска, к добру или худу — хотя скорее к худу, — был его командующим офицером.
В отличие от остальных из этой дряни, Димбик был солдатом. Он серьезно воспринимал такие вещи, как уважение, повиновение и устав. Даже если больше никто не воспринимал. Особенно потому, что никто не воспринимал. Он вернул измятую перевязь на место, чувствуя отвращение оттого, что потертый шелк был выпачкан в яйце. Какой прекрасной была когда-то эта перевязь. Никто не знает. Он скучал по армии. По настоящей армии, а не этой извращенной насмешке над военной жизнью.
Он был достойнейшим в Компании, и его подвергали презрению. Давали минимальную власть, худшие задания, жалкую долю добычи. Он выправил свой обветшалый мундир, достал расческу и причесался, затем широким шагом покинул сцену своего позора и вышел на улицу с самым подтянутым видом, какого мог достичь.
В приюте безумных, как он полагал, нормальный человек будет выглядеть психом.
Сафин чуял дым в воздухе. Это возвращало его к воспоминаниям о других битвах, случившихся много лет назад. Битвам, в которых необходимо было сражаться. Или так сейчас казалось. Он ушел от сражений за свою страну к сражению за друзей, за свою жизнь, за выживание, за… за что бы то ни было. Люди, пытавшиеся уничтожить сторожевую башню, бросили это дело и теперь сидели с мрачным видом, передавая друг другу бутылку. Инквизитор Лорсен стоял рядом, еще мрачнее.
— Ваше дело с торговцем закончено? — спросил Коска, спускаясь по ступеням постоялого дома.
— Закончено, — отрезал Лорсен.
— И что открылось?
— Он умер.
Пауза.
— Жизнь — это море печалей.
— Некоторые не могут выдержать суровый допрос.
— Осмелюсь заметить, моральный распад приводит к слабостям сердца.
— Итог тот же, — сказал инквизитор. — У нас есть список наставника с перечнем поселений. За этим идет Лоббери, затем Аверсток. Собирайте Компанию, генерал.
Брови Коски нахмурились. Это было самое сильное беспокойство, что Сафин увидел на его лице за день.
— Можем мы, по крайней мере, остаться на ночь? Отдохнуть, насладиться гостеприимством местных…
— Новости о нашем прибытии не должны достигнуть повстанцев. Праведные не могут задерживаться. — Лорсен умудрился сказать это без тени иронии.
Коска надул щеки.
— Праведные работают без устали, не так ли?
Сафин почувствовал иссушающую беспомощность. Он с трудом мог поднять руки, он внезапно так устал. Если б только здесь был праведный человек, на которого можно опереться, но единственным таким был он сам. Достойнейший в Компании. Он не гордился этим. У лучшего опарыша в помойке было бы больше оснований для гордости. Он был единственным человеком здесь с остатками совести. За исключением Темпла, пожалуй. И Темпл проводил каждое мгновение бодрствования в попытках уверить себя и окружающих, что совести у него нет совсем. Сафин наблюдал за ним, он стоял позади Коски, немного ссутулившись, словно прятался, пальцы откручивали пуговицы рубашки. Человек, который мог быть всем,
