Исправительная – это место, куда направляют детей с проблемами «приспособляемости» (adjustment): с проблемами в усвоении уроков (learning disorders), в поведении, а также тех, кто по каким-то другим причинам не успевают за стандартной программой. Хотя (whereas) в средней школе Ферфакс я и думал, что исправительной школы нужно держаться стороной, то, когда я в неё попал, она оказалась для меня просто идеальной: мне разрешили работать в своём ритме (at my own pace), и я мог распределять свои учебные часы для того, чтобы учёба в исправительной не мешала работе. Я, бывало, приходил в восемь часов утра и уходил в полдень, потому что в то время у меня было две работы: помимо работы в кинотеатре на Ферфакс, на осень приходился пик работы (high season) на часовой фабрике.
Мои одноклассники по исправительному обучению в средней школе Беверли-Хиллс были ещё тем «звёздным» составом (cast of characters). В школе был парочка девок, целиком (full-on) помешанных на харлей-дэвидсонах. Ту, которая была как бегемот, каждый день забирал крупный, за сорок, приятель из банды «Ангелы Ада» (“Hell’s Angels”). Он, бывало, приезжал пораньше и просто сидел на улице, поигрывая ручкой газа (revving his engine). У другой девки был собственный харлей. В классе также учились три рокерши с Сансет-Стрип. Их покрытые лаком волосы***** торчали во все стороны, а их разорванные футболки и каблуки, как лезвие стилета, говорили сами за себя. Все три были по-своему привлекательны… Скажем так: они знали, как пользоваться губной помадой и тенями для глаз. В классе училась девушка и другого типа, с которой я был знаком. Её звали Дезире (Desiree), и она была дочерью Нормана Сейфа (Norman Seiff), одного из знакомых моего отца, хорошо известного рок-фотографа. Мы с Дезире вместе играли, когда были ещё детьми, и часто озорничали (play naughty). На протяжении всех детских лет я был от неё без ума (had a crush on her), и у меня были причины, чтобы вновь потерять рассудок, когда я её увидел вновь. Она сидела в моём ряду прямо передо мной, и на ней была только свободная блузка без рукавов и совершенно никакого лифчика. С тех пор она выросла в сексуальную полногрудую (hot buxom) панк-рокершу, которая мне казалась такой же милой, как и тогда, когда нам обоим было по семь лет.
В том классе учились также и другие неудачники (зд. riffraff). Мы выделялись (diverse) и были странными (outlandish) настолько, что могли бы сойти за коллекционные фигурки (collectible items). С нами учились сёрфингист и наркоман Джефф Спиколи (Jeff Spicoli); одна хорошенькая (hot) шлюшка, которая несмотря на возраст, уже стала мамой; откормленный (plump) погруженный в раздумья гот; один парень- индеец, который работал в ночную смену в магазине “7-Eleven”, принадлежащем его родителям. Каждый из нас с трудом вписывался в рамки средней школы (clinging to the fridge). Вспоминая те дни, мне интересно, как каждый из нашего класса устроился (ended up) после окончания той «роскошной» (ritzy), какой знали её мы, средней школы Беверли-Хиллс. Нас отделили от других ради «прогрессивного» образования, которое мы все получали в одной классной комнате с одним, общим для всех (coed), туалетом, который использовался нами также и в качестве комнаты отдыха и курения (smoking lounge). Именно там я узнал, отчего три рокерши с Сансет-Стрип выглядели именно так: они были неофициальными президентами фэн- клуба “Motley Crue”. Они также на полную катушку безвозмездно раскручивали “Motley Crue”: эти девки подсадили меня на «Мотли» во время первого же с ними перекура.
До этого я знал о Никки Сиксе, басисте и создателе “Motley Crue”, когда он ещё играл в своей первой группе “London”, потому что Стивен и я однажды видели их выступление в “The Starwood”, когда нам удалось проскользнуть в клуб. “London” гармонично вписывались в сцену (true stage presence). Со своей дешёвой пиротехникой и нарядами а ля “Kiss” (Kiss-esque) они были настоящей группой (band enough), способной завоёвывать умы подростков. Я и не знал, что Ники познакомился с Томми, а потом они нашли других ребят и стали “Motley Crue”, так же, как и не знал, что они шли во главе (spearhead) течения, которое предстояло в одночасье заменить лос-анджелесский панк. «Мотли» не были похожи на “Quiet Riot”, “Y & T” или любую другую группу с Сансет-Стрип тех дней. Как и эти группы, «Мотли» были не менее вызывающими (over the top), но они, тем не менее, не были похожи ни на кого другого. У них был собственной стиль, индивидуальный настолько, что мало кто не узнал бы в тех девчонках именно фанаток “Motley Crue”.
В жизни бывают мгновения, увековечить (frame) которые может только время: в лучшем случае (at best) ты узнаешь, о том, что кадр (snapshot) удался, только после того, как ты его сделаешь, но в большинстве случаев только расстояние и взгляд издалека (perspective) могут доказать твою правоту. Именно такое мгновение я пережил перед тем, как окончательно послать учёбу. Это произошло в день, когда Никки Сикс и Томми Ли (Tommy Lee) появились возле моей школы. Через шесть лет я вместе ними буду вдыхать кокаин (do lines) с откидывающихся обеденных столиков на борту их частного самолёта, но тот случай, когда Никки и Томми околачивались (loiter) во дворе средней школы Беверли-Хиллс, запомнился мне гораздо лучше. Они носили сапоги на высоких каблуках и штаны в обтяжку. У них были начёсанные (teased out) волосы, а на лице косметика. Они курили сигареты и болтали с девчонками на школьной парковке. Всё происходило будто во сне (surreal). Я наблюдал, как мои новые подружки по исправительной, эти три девки, выглядевшие как ребята из «Мотли», уставились на тех двоих глазами размером по пончику, пока Никки и Томми небрежно (nonchalantly) передавали им афиши и флаеры на их новое выступление, чтобы эти девки раздали их на Сансет-Стрип. Я весь трепетал: эти девки не только считали группу “Motley Crue” привлекательной настолько, чтобы самим одеваться так же, как и эти парни, но и по собственной воле желали быть их уличной группой поддержки. До этого Никки передал им копии EP “Too Fast for Love”, и работа этих девок заключалась в том, чтобы обращать своих друзей в фэнов “Motley Crue”. Это было, как если бы я увидел Дракулу, посылающего своих учеников в Беверли-Хиллс сосать кровь девственниц.
Я был потрясён и по-настоящему им завидовал: я мог никогда так и не попасть в группу, которая звучала бы или выглядела как “Motley Crue”, но я хотел того, что было у них. Я хотел быть гитаристом в группе, которая вела бы поклонников за собой и наполняла бы их эмоциями. В тот же уикенд я отправился в “The Whisky”, чтобы встретиться с “Motley Crue”. Что до музыки, то с ней был полный порядок, но само выступление просто поражало (effective). Выступление запомнилось благодаря отличнейшей (full-on) постановке: Винс (Vince) поджёг ботфорты (thigh-high boots) Никки и они оба взорвали кучу пиротехники. Томми беспрестанно молотил по барабанам так, будто хотел расколоть надвое барабанную установку, пока Мик Марс (Mick Mars) бродил, согнувшись, по своей части сцены как ходячий мертвец. Но что поразило меня больше всего, так это публика. Она была настолько преданной группе, что пела вместе с ней каждую песню и отрывалась так (rock out), будто “Motley Crue” были хедлайнерами на концерте на стадионе “L. A. Forum”. По крайней мере, у меня не вызывало сомнений то, что «Мотли» вскоре могут дойти и до этого. И я думал только об одном: если они могут делать это на свой манер (on their terms), почему же, мать их, не могу я?
Глава 5. Маловероятно, что этот парень преуспеет…
Стоит тебе пожить немного, и ты узнаешь правду: что бы ты ни отдавал этому миру, всё возвращается к тебе в том или ином виде. Может, сегодня, или завтра, или спустя годы, но вернётся обязательно. Обычно в тот момент, когда ты совсем этого не будешь ждать. Обычно в таком виде, который мало похож на «оригинал». Эти мгновения, в течение которых меняется вся твоя жизнь, тебе кажутся лишь случайностью (coincidental, random). По крайней мере, так было со мной, и я знаю, что не только со мной.
Я не виделся с Марком Кантером около года, просто потому, что мы оба были заняты своими делами. Тем временем (in the interim) с Марком произошли изменения: когда я видел его в последний раз, он увлекался музыкой и только-только брал на себя роль (take on a role) управляющего семейным бизнесом – рестораном «Деликатесы Кантера». Он ни в коей мере (by no means) не был «отъявленным рокером» (“rock guy”) – если описывать Марка в общих чертах*, то эти слова в большей степени выразят моё собственное мнение. Когда наши пути вновь пересеклись, Марк был совершенно другим человеком. Он представлял собой великолепный (sterling) образчик помешанного, преданного до мозга костей рокера-фаната. Я бы во веки веков (in a million years) так его не назвал, но он посвятил всю свою жизнь “Aerosmith”. Он превратил свою комнату в один большой (wall-to-wall) храм: плакаты с “Aerosmith”, как коллаж без конца и края, напоминали собой обои. У него были разложенные по порядку экземпляры всех журналов, в которых когда-