частности в шестидесятые, пускались во все тяжкие (went to great pains), чтобы быть чернокожими. Это и была ещё одна причина, по которой я не был такими, как все; при этом я могу пересчитать по пальцам одной руки (count on one hand) все те столкновения, в которых я участвовал и которые возникали на расовой почве. Они произошли, когда я погрузился в белую вселенную металла восьмидесятых. Однажды в клубе “The Rainbow” я подрался с Крисом Холмсом (Chris Holmes) из группы “W.A.S.P.” Дафф подслушал, как Крис сказал, что ниггерам не стоит играть на гитаре. Крис сказал это не мне, но это явно было про меня. Насколько я помню, Дафф позже об этом мне рассказал, и в следующий раз, когда я встретил Криса, я подошёл к нему, чтобы тот ответил за свои слова, но Крис пустился бежать. Помимо того, что Крис меня оскорбил, это одни из самых нелепых и лживых слов, которые именно музыкант может произнести.
В средней школе я обрёл круг своих друзей – людей, которые все были довольно уникальны и отличались от остального школьного сообщества (student body). Моими самыми близкими друзьями были Мэтт и Марк – они определяли тот период моей жизни. Мэтт Кэссель (Matt Cassel) – сын Сеймура Кэсселя (Seymour Cassel), одного из величайших характерных актёров (character actor) за минувшие пятьдесят лет. Начиная с шестидесятых годов, Сеймур снялся в почти двухстах фильмах. Наиболее известные из них те, которые были сняты им вместе с его другом Джоном Кассаветисом (John Cassavetes). Он снимался в слишком большом количестве фильмов и телешоу, чтобы их перечислять. За последнее время его чемпионом является режиссёр Уэс Андерсон (Wes Anderson), он снимал Сеймура в «Академии Рашмор» (“Rushmore”), «Семейке Тененбаум» (“The Royal Tenenbaums”), «Водной жизни» (“The Life Aquatic with Steve Zissou”). Сеймур – голливудская легенда, он поддерживал создание независимого кино (indie film), ещё до того как оно не вошло в практику (institution), – его философия заключалась в том, что он, бывало, брался за роль, к которой он был привязан, даже за оплату его авиаперелёта. Он также был одним из живущих на широкую ногу (hard-partying) деятелей кинематографа, получавших роялти (class of movie making royalties), среди которых можно также отметить Кассаветиса, Бена Газзара (Ben Gazzara), Романа Полански (Roman Polanski) и других.
Я мог заявиться в дом Мэтта, усесться в его комнате и часами играть на гитаре, разучивая всякие фишки с тех записей, которые у него были: альбом “Live” Пэта Трэверса (Pat Travers), самое новое от “AC/DC” – “Back in Black”. В этих альбомах были риффы, которое можно было разучивать долгие, долгие часы. Они жили на Кингз-Роуд за бульваром Сансет в доме, скрытом от глаз отелем «Хайатт беспорядков» (Riot Hyatt**) по соседству с А-образным зданием (A-frame house), которое стоит там и сегодня. В этом здании всё время снимали порно-фильмы, а Сеймур в то же самое время выращивал на заднем дворе коноплю. Соседство с А-образным зданием было отличным преимуществом жилища Мэтта: мы, бывало, бродили рядом с ним и общались (mix up) с девчонками, снимавшимися в порно. Это выглядело совсем неприлично, но им нравилось, забавляясь друг с дружкой, заводить нас, подростков, и оставлять ни с чем.
Сеймур устраивал лучшие вечеринки, и он воспитал своих детей хорошо настолько, чтобы устраивать тусовки при них. Моя мама была знакома с Сеймуром, но она никогда бы не одобрила то, что происходило на его вечеринках. На вечеринках Сеймура всегда было море свободы и никаких ограничений (full-on). Его дети Мэтт и Дилин (Dilynn) были достаточно умны и независимы, чтобы Сеймур за них волновался: они к этому времени уже определили, какое место занимают они среди этого «сумасшедшего дома» (crazy existence). Его жена Бетти никогда не выходила из своей спальни; для меня это было тёмной и зловещей (foreboding) загадкой – что же происходило у неё наверху? Принимая во внимание, что Сеймур держал домочадцев в некотором роде железной хваткой (iron fist), то по этой причине в мир своего дома Мэтт позволил войти только избранным друзьям, в числе которых был и я.
Как-то Сеймур взглянул на меня и наградил (bestow) меня прозвищем, которое имело для него больший смысл, чем моё настоящее имя. Когда в его доме во время вечеринки я ходил из комнаты в комнату, выискивая, чем бы мне ещё таким заняться, он тронул меня за плечо, остановил на мне свой дружеский (affable) взгляд и сказал: «Эй, Слэш, ты куда идёшь? Ты куда направляешься, Слэш? А?»
Очевидно, это прозвище приклеилось. Мои друзья, которые были на вечеринке в доме Сеймура, на следующий день в школе стали называть меня Слэшем, и совсем скоро это стало единственным именем, под которым меня стал знать каждый. А в то время мои друзья и я подумали, что это было просто клёвое имя, но это было не просто клёвое имя. Спустя годы я отыскал Сеймура, и он объяснил всё подробно. Я был в туре “Use Your Illusions” и оказался в Париже вместе со своей мамой в то же самое время, когда там был Сеймур. Мы обедали втроём, и он объяснил, что моё прозвище в своём прямом значении олицетворяет мою бешеную энергию (sense of hustle). Он был горд тем, что я на самом деле сделал из этого прозвища себе имя и что именно он был тем самым, кто дал мне эту кликуху (moniker). Причина, по которой он назвал меня Слэшем, заключалась в том, что я никогда не сидел спокойно (зд. stand still) дольше пяти минут; во мне он видел того, кто всегда придумывал очередную проказу (scheme). Он был прав – я всегда чаще приходил или уходил, чем стоял без дела. Я всегда (perpetually) в движении, и пока здороваюсь, успеваю попрощаться. Эту мою особенность Сеймур передал одним словом.
В доме Сеймура я познакомился с кучей людей, в том числе «Роллингами». После того, как они отыграли концерт в “L. A. Coliseum”, они заскочили к Сеймуру продолжить вечеринку (after-after party). Я видел тот концерт – они сыграли “You Can’t Always Get What You Want” настолько вдохновенно, что я никогда не забуду этого их выступления. Я умудрился пожать руку Ронни Вуда (Ronnie Wood), мне было пятнадцать, и я вовсе не знал, что в дальнейшей жизни он будет одним из лучших моих друзей. В действительности, мой сын Лондон был зачат в его доме (conceive).
Другой мой близкий друг Марк Мэнсфилд (Mark Mansfield) появляется и исчезает из моей жизни с тех пор, как мы познакомились в средней школе. Кен, отец Марка, был режиссёром звукозаписи (record producer), а его приёмная мать – певицей. Его настоящая мать жила в Санта-Барбаре, куда он часто отправлялся, когда попадал в неприятности, а в неприятности он влипал постоянно. Семья Марка жила в очень симпатичном доме за бульваром Сансет. Марк был как мини-Джеймс Дин (James Dean) с чертами Денниса Хоппера (Dennis Hopper) – он всё время пробовал что-нибудь новое и делал всё, когда бы ему ни бросили вызов. И делал он это всё на чистом энтузиазме и с улыбкой на лице. Медленно, но верно это отношение к жизни свело его вниз по тёмной дороге: центр для содержания под стражей задержанных несовершеннолетних (juvenile detention [center]), центр реабилитации и всё в том же духе. Марк был парнем того самого сорта. Однажды он позвонил мне в десять утра, чтобы сказать, что он с другом съезжают в машине, принадлежащей маме его друга, с дороги где-то в районе Малхолланд (Mulholland). Поскольку мамы этого парня не было в городе, они угнали машину прямо от их дома (зд. driveway), и, в конце концов, слетели на ней с уступа (shoulder) прямо в каньон. К счастью для них, они приземлились на дерево и смогли взобраться вверх и вылезти на дорогу. Само собой разумеется, что в следующий раз Марк мне звонил, находясь в изгнании (from exile) в доме свой матери в Санта-Барбаре.
Едва я смог связать три аккорда вместе в последовательность (зд. consistently) и импровизировать соло, я захотел сформировать группу. Стивена рядом не было – он находился далеко в Долине, поэтому я начал сам (strike out on my own). Ещё раньше, в конце младшей средней школы, я пробовал собрать группу, но из этого ничего хорошего не вышло. Я нашёл басиста, а также барабанщика, чья мать преподавала в средней школе Ферфакс французский язык. Это был мой первый опыт игры с темпераментным и вспыльчивым (tantrum-prone) барабанщиком. Если этот парень допускал ошибку, он пинал и переворачивал всю установку. Затем нам обычно приходилось ждать, пока он не поставит её обратно. А басист в той группе был просто шикарный. Его звали Альберт (Albert), и мы, бывало, играли каверы “Rainbow” вроде “Stargazer”. К несчастью, Альберт попал на велосипеде в аварию на Малхолланд-Драйв и провалялся в коме около месяца или около того. Он лежал на вытяжке (in traction), у него были штифты в шее и в обеих ногах, а также бандаж (braces), поддерживающий его ноги в разведённом состоянии, в общем, все эти штуки. Он пришёл в школу, похожий на заглавную букву А только большого размера, и безо всякого желания играть на басу.
Моё первое профессиональное выступление прошло в «Баре Эла» (“Al’s Bar”), тогда я играл в группе с друзьями моего отца. Мой отец очень гордился моей любовью к гитаре и всегда хвастался (brag) этим своим друзьям. Не знаю что именно, но что-то, должно быть, случилось с их гитаристом, и Тони уговорил их (talk them into) позволить мне играть. Уверен, что они беспокоились, справлюсь ли я. Но я поднялся на
