Мы с Мелиссой были по-настоящему привязаны друг к другу, но, тем не менее, мы часто ссорились и мирились. Ссоры обычно были результатом того, что моя преданность занятиям гитарой оказывалась сильнее преданности времяпрепровождению с самой Мелиссой. Именно в этот период мы и расстались с ней, а я уже сосредоточил своё внимание на… назовём её Лори (Laurie). Она была значительно старше меня и в компании моих друзей, совершенно очевидно, была «девчонкой-не-из-моей-лиги». У Лори были невероятные сиськи и длинные русые волосы. Она носила очень тонкие стянутые поясом майки с большими вырезами. Эти майки были настолько прозрачными и просторными, что увидеть её грудь было пустяком. Как и я, Лори недавно осталась одна – она рассталась со своим парнем Рики (Ricky), типичным сёрфером. Во что бы то ни стало я решил быть с ней; меня не заботило, что она была старше меня на четыре года и всё время игнорировала меня. Я знал, что я смогу это. Я продолжал заговаривать с ней и оказывать ей знаки внимания и, наконец, добился от неё взаимности. Лори перестала быть неприступной и познакомилась со мной поближе. А поступив так однажды, она, похоже, забыла, что ещё несколько недель назад для неё я был всего лишь пустым местом, панком, намного младше её, которого она даже не замечала. Наконец однажды вечером, когда её мамы не было в городе, она пригласила меня к себе в гости.
Я оставил велосипед у неё на лужайке, и она проводила меня к себе в комнату. Её комната была настолько крутой и клёвой, что это просто выходило за рамки моего представления о крутизне: на лампы были наброшены шарфы, повсюду висели плакаты с рок-звёздами, у неё было своё собственное стерео и тонны записей. Мы курнули, и я, вознамерившись не торопить события, стал просматривать её пластинки, чтобы найти что-нибудь, чем бы мог её удивить. Среди пластинок я увидел альбом “Rocks”, знакомый мне по вечеринке у Кевина, устроенной несколько недель назад, поэтому я поставил именно его, совсем не подумав о том, что этот альбом продолжал играть не переставая у меня в подсознании с того самого момента, когда я услышал те две песни. Едва крики, открывающие песню “Back to the Saddle”, ворвались в комнату, меня парализовало; припав к динамикам, я раз за разом слушал запись, не обращая никакого внимания на Лори. Я совершенно забыл о ней, так же как и о своих затейливых планах, которые я вынашивал на этот вечер. Через пару часов она похлопала меня по плечу:
- Привет, – сказала она.
- Привет, – ответил я. – Что-то случилось?
- По-моему, тебе лучше пойти домой.
- Да?.. Ну ладно.
Альбом “Rocks” и сегодня вызывает у меня сильные чувства, такие же, как и тогда: кричащий вокал, грязный звук гитар и неослабевающий «кач» – вот он, истинный блюз-рок. Тогда в необузданной юности “Aerosmith” было что-то необъяснимое, что совершеннейшим образом соответствовало моему душевному состоянию; этот альбом звучал именно так, как я себя ощущал. После того, как я упустил возможность и прохлопал Лори, я посвятил всё своё время изучению песни “Back to the Saddle”. Я украл кассету и сборник песен “Aerosmith” и проигрывал песню раз за разом до тех пор, пока не выучил риффы. Разучивая песню, я вынес ценный урок: музыкальные пособия не могут научить тебя, как правильно играть. Я в некотором роде уже научился «читать» музыку, поэтому понял, что ноты в сборнике песен были совсем не тем, что звучало на альбоме. Тогда всё стало на свои места – ведь я боролся не один час и всё ещё не мог сыграть песню так, как надо. Поэтому я забросил книги и продолжил заниматься на гитаре, пока не подобрал песню по слуху; и впредь именно так я подбирал по слуху любую песню, которую хотел играть.
Осваивая каждый лик из песни “Back to the Saddle”, я понял, что манера игры у Джо (Joe) и у Брэда (Brad) насколько индивидуальна, что никто другой, кроме них самих, никогда не сможет сыграть точно так же. Подражание должно быть трамплином для музыканта, чтобы тот смог обрести свой собственный голос, но никогда не должно подменять его: никому не следует копировать игру своих кумиров с точностью до ноты. Гитара для этого – слишком личный способ выражения себя. Гитара должна оставаться тем, чем она есть, – уникальным продолжением музыканта.
К тому времени, когда мои летние каникулы – последние в младшей средней школе – подходили к концу, у меня уже был собственный мир, сотворённый по моему же плану, мир столь же согласованный, сколь рассогласованной была моя жизнь дома. Это объясняется тем, что вскоре после расставания моих родителей их отношения окончательно расстроились. Я жил понемногу с каждым из них, но жизнь в обоих домах казалась мне не совсем нормальной. В конце концов, я стал жить в основном у бабушки в её кондоминиуме в Голливуде, в то время как мой младший брат жил с мамой. Разумеется, зачастую я ночевал в доме Мелиссы.
После отношений с Дэвидом Боуи моя мама завела новые с одним талантливым фотографом – назовём его «Бой-френд». Они встречались около трёх лет и, в конце концов, переехали в квартиру на улице Кокрен недалеко от Третьей (Cochran off Third) и Ла-Бри, где я жил с ними некоторое время. Бой- френд был, наверное, лет на десять моложе Олы. Когда они только познакомились, он был восходящей звездой: я помню, как к ним в гости приходили Герб Риттс (Herb Ritts), Моше Брака (Moshe Brakha) и некоторое другие известные фотографы и модели. У моей мамы и Бой-френда были бурные отношения, в течение которых она, по сути, опустилась до его помощника и забросила собственную карьеру.
У Бой-Френда в его ванной комнате всегда была фотолаборатория, и к концу их отношений я разузнал, что в этой лаборатории он курил кокаин ночи напролёт, пока занимался «работой». И всё было бы хорошо, но с тех пор как кокаин внезапно возник в жизни Бой-Френда, его зависимость от наркотиков незамедлительно начала тормозить его карьеру, увлекая за собой и его отношения с моей мамой. Бой- Френд переносил страшные мучения, он был несчастен, а несчастьем всегда хочется поделиться с другим, поэтому хоть я и не был в восторге от Бой-Френда, сам он был полон решимости вытащить меня на прогулку. Мы, бывало, курили вместе, потом вылезали на улицу и бродили по чужим гаражам. Обычно мы крали поношенную мебель, старые игрушки и всякий хлам), который, казалось, в семье уже не нужен. Одной из таких найденных нами вещей был красный диван, который мы тащили на себе домой. Мы перекрасили его баллончиком в чёрный цвет и поставили его в «келье». Не могу себе представить, что подумала об этом Ола, когда она проснулась на следующее утро. Я и на самом деле не знаю, потому что она никогда об этом и не говорила. Как бы то ни было, после наших приключений Бой-Френд не останавливался и продолжал курить всё утро напролёт и, я подозреваю, весь день. А я обычно нырял в свою комнату в половине восьмого утра, притворялся на час спящим, затем вставал, говорил маме доброе утро и отправлялся в школу, будто бы ночью у меня был хороший здоровый сон.
Моя мама настояла на том, чтобы я жил с ней и Бой-Френдом, потому что она не одобряла ту обстановку в доме моего отца, которая оказывала бы на меня влияние. Как только отец свыкся с расставанием, он собрался с силами и переехал в квартиру, которую снимал его друг Майлз (Miles) и группа его общих с мамой знакомых. В том месте, казалось, выпивал каждый, а отец встречался с несколькими женщинами, поэтому, по мнению моей мамы, для меня это была нездоровое окружение. В тот период мой уже долгое время встречался с женщиной по имени Сонни (Sonny). Нельзя сказать, что жизнь была к Сонни добра – она потеряла своего сына при каких-то страшных обстоятельствах и, несмотря на то, что она была очень мила, она была в полной заднице. Они с моим отцом проводили большую часть времени выпивая и трахаясь. Поэтому какое-то время, пока я жил с мамой, я виделся с отцом только по выходным, но когда мы встречались, у него всегда было для меня что-нибудь интересное: модель какого-нибудь удивительного динозавра или что-нибудь «потехничнее», вроде самолёта на дистанционном управлении, который тебе нужно собрать самому да ещё и с нуля.
Спустя какое-то время, я стал видеться с ним чаще, когда он переехал в квартиру на пересечении Сансет и Гарднер (Gardner) в дом, состоящий из квартир-студий, с общим туалетом. Его приятель художник Стив Дуглас (Steve Douglas) жил чуть дальше по коридору. В доме на первом этаже был гитарный магазин, хотя в то время гитара ещё не стала моей привычкой. Изостудия отца занимала целую комнату, поэтому он надстроил в комнате второй этаж, чтобы спать прямо в студии у дальней стены, и я какое-то время жил с ним на этом этаже, пока учился в седьмом классе, сразу после того, как меня выперли из младшей средней школы имени Джона Берроуза (John Burroughs Junior High) за кражу кучи велосипедов – но об этой истории
