каждодневными обсуждениями, которые я любил столь же, сколь и сам предмет, и на которые, в основном, ходили музыканты, обсуждавшие только музыку.
В то же самое время другие предметы не так хорошо мне удавались. В школе был один учитель, который решил сделать из меня пример, когда я уснул на парте. В то время у меня была работа по вечерам в местном кинотеатре, поэтому я мог быть уставшим, хотя более вероятно, что мне просто это более чем наскучило, потому что предмет был социальными науками (social studies). Из того, что я запомнил, было то, что учитель прервался, чтобы обсудить с классом концепцию стереотипа. Он отметил мои длинные волосы и тот факт, что я заснул, а объясняя на примере значение слова стереотип, он заключил, что я, скорее всего, рок-музыкант, у которого нет большего в жизни большего желания (aspiration), чем играть громкую музыку. Затем он поднял меня и задал мне несколько конкретных (pointed) вопросов:
- Ну, я предполагаю, вы, наверное, музыкант, так? – спросил он. – На чём вы играете?
- На гитаре, – ответил я.
- Какого рода музыку вы играете?
- Ну, наверное, рок-н-ролл.
- Это громкая музыка?
- Ну да, очень громкая.
- Обратите внимание, класс, этот молодой человек – великолепный пример стереотипа.
Когда я проснусь, я всегда злой, поэтому то, что случилось, было больше чем я смог вынести. Я поднялся, вышел перед классом, перевернул его стол и вышел. Этот инцидент вместе с предшествовавшим ему случаем, когда я попался с марихуаной (weed bust), вписал слово «конец» в историю моей карьеры в средней школе Ферфакс.
Гораздо больше о своих одноклассниках (PEER GROUP) я узнавал на неофициальной школьной «перемене» (recess), на которую собирались не только все ученики средней школы Ферфакс, от младших школьников до старшеклассников, но и ученики других средних школ. Эта перемена проводилась в конце грунтовки (dirt road) на вершине Фуллер-Драйв (Fuller Drive) прямо в строну Голливудских холмов. Это место называлось Имения Фуллеров (Fuller Estates), сейчас его уже нет на карте; сегодня вместо этой грунтовки – кривая линия на походном маршруте (hiking trail) в каньоне Раньон (Runyon Canyon), а тогда, в конце семидесятых и начале восьмидесятых, это был пустырь для подростков. Но задолго до этого, в двадцатых годах, это место было гораздо интереснее – здесь располагался особняк Эррола Флинна (Errol Flynn), который занимал несколько акров вершины этого широкого холма, возвышающегося над Лос-Анджелесом. Но с того самого времени и до той поры, когда я был ребёнком, особняк пришёл в упадок и к 1979 году превратился в руины – от него остался скелет из больших бетонных панелей (big concrete slab) и пустой бассейн. К тому времени, когда я видел этот особняк, он представлял собой похожие на статуи (statuesque) развалины, с которых открывался изумительный вид.
Величественный апокалиптический рифф песни поглотил всё моё тело…
Осыпающиеся бетонные стены представляли собой двухэтажный лабиринт (maze) – идеальное укрытое от посторонних глаз (out-of-the-way) место для наркоманов (stoners) всех возрастов. Ночью, вдали от сияния уличных фонарей, там было темно хоть глаз выколи (pitch-black). Но у кого-нибудь всегда оказывался радиоприёмник. В тот раз, когда я впервые услышал “Black Sabbath”, я был там и торчал от кислоты (on acid). Я почти что отключился, глядя на чёрное небо над Имениями Фуллеров, разглядывая гирлянды звёзд (trails between stars), когда кто-то поблизости оглушил тишину песней “Iron Man”. Я не уверен, могу ли я точно описать (pinpoint) то, что я почувствовал – величественный апокалиптический рифф просто поглотил всё моё тело.
Эти развалины и все, кто там был, будто вышли из подросткового кино эпохи семидесятых. В действительности это время было изумительно передано в фильме «Через край» (“Over the Edge”), в котором снимался молодой Мэтт Диллон (Matt Dillon). Фильм рассказывал о группке загнанных обкуренных вырвавшихся из-под контроля подростков из Техаса, которых родители игнорировали до такой степени, что они взяли в заложники целый город. В этом фильме – бьюсь об заклад, так было и со всеми подростками, которые околачивались в Имениях Фуллеров, – родители тех парней и понятия не имели, чем на самом деле занимались их дети. В своих самых агрессивных и наиболее реалистичных моментах тот фильм был правдивой картиной (representation) подростковой культуры того времени: многие родители либо недостаточно хорошо присматривали за своими детьми, чтобы заметить проблему, либо наивно полагали, что поступают правильно, доверяя своим чадам и притворяясь слепыми (turn a blind eye).
Когда я учился в средней школе, подростки одевались, следуя разным направлениям. Благодаря Пэт Бенатар (Pat Benatar) и Дэвиду Ли Роту (David Lee Roth) до школы докатилось влияние спандекса, и эта модная тенденция оставила свой цветной след: девушки носили узкие с большим вырезом неоновых расцветок боди (bodysuit), и некоторые парни от них не отставали. Я помню, что когда я учился в младшей средней школе, я даже видел пару “Capezio”****, но слава богу они вышли из моды к тому времени, как я пошёл в среднюю школу (freshman*****), хотя причёски «перья в волосах» (feathered hairs) всё ещё были распространены у обоих полов. Это было столь широко распространено, что во всех смыслах не было круто.
Другое огромное влияние на моду оказал фильм «Американский жиголо» (“American Gigolo”) с Ричардом Гиром в главной роли. Фильм описывал (chronicle) падение стильного парня из Беверли-Хиллс, занятого в мужской проституции (male’s escort). Это было худшим, что могло случиться с голливудскими подростками, потому что каждая девчонка, которой было тринадцать, четырнадцать или пятнадцать лет стала одеваться так, как будто ей было двадцать пять, и стремилась отыскать хорошо одевающегося парня, гораздо старше её самой. Я никогда не пытался настроиться (dial into) на их психологию, но на моих глазах несколько девчонок не старше пятнадцати принялись использовать тонны макияжа, принимать кокаин (blow) и встречаться c девятнадцатилетними и двадцати-сколько-там-летними. Это было, мать твою, глупо и, если честно, грустно. Многие из них пали жертвами наркотиков (casualties of the scene), даже не достигнув возраста начала потребления спиртного (зд. drinking age). В конце концов, они с самого старта оторвались слишком далеко******, поэтому их нагнали, задолго до того как они сумели прорваться за линию ворот.
Я не был похож ни на одного любого другого ученика в школе, и мои увлечения определённо отодвигали меня от них ещё дальше. Я ношу длинные волосы, футболки, джинсы, а также “Vans” или “Chuck Taylors” с тех пор, как стал самостоятельно принимать решения (have a say in the matter). Когда я пошёл в среднюю школу, всё, что меня волновало, была музыка и игра на гитаре; я никогда не следовал (abide by) веяниям, которые имели влияние на моих сверстников, так что я был реликтом (throwback). Со мной всегда такой парадокс: я всегда выделялся, но никогда не желал и не искал банального внимания. Тем не менее, я привык не вписываться, и по-другому мне было просто некомфортно: я так часто менял школы, что стал вечным (perennial) «новым парнем» и, возможно, по мнению моих сверстников, «пришибленным новым парнем».
Даже невооружённым глазом было видно, что ничего нельзя было с этим поделать: я явно не был никем из предложенного: ни относился к высшему, среднему или низшему классу, не был ни белым, ни чёрным, ни кем-то ещё. Пока я взрослел, а мои домашние адреса продолжали меняться, я осознал и понял, почему моя мама так тщательно размышляет (ponder) над новым бланком приёма в школу, прежде чем заполнить ту или иную графу. Если бы в определённых школьных округах (school district) я числился как чёрнокожий, то меня, может быть, возили бы из зоны (zone) в дальнюю школу (inferior school) на автобусе, в то время как меня могли записать в лучшую школу прямо по соседству, если я был бы зарегистрированным белым*. В средней школе я никогда не искал своей «ниши» по расовому признаку, а о своей расе я вспоминаю, только когда это становится проблемой в умах других людей. Я оказывался в таких ситуациях тогда и с тех пор продолжаю в них оказываться, когда мне нужно обратить внимание слишком «широко мыслящих» индивидуумов на их поведение, вызванное тем, что они сомневались в том, белый я или чернокожий. Как музыканта, меня всегда веселило то, что я одновременно и англичанин и чернокожий, особенно по той причине, что столько много американских музыкантов, создаётся впечатление, очень сильно хотят быть английскими музыкантами, в то время как столько много английских музыкантов, в
