Я не уверен, но каким-то образом тот случай не оскорбил (scar) меня настолько, чтобы я забросил свою идею (notion) получить работу в “Cherokee”. До этого я целый год докучал (pester) управляющему (day manager), чтобы он принял меня на работу. Каждый день во время перерыва на обед в «Голливудском музыкальном» я, будто по часам, постоянно заглядывал к ним – благо, они находились через дорогу. Я был настойчив – что уж тут поделаешь, жизнь продолжается (business as usual), – и спустя пару недель, он, наконец, сдался и предложил мне работу. По моему мнению, полдела было сделано**: я был в одном шаге до карьеры профессионального музыканта. Как же сильно я ошибался! Мой план заключался в том, что, как только я попал в студию, я заведу необходимые связи, поскольку каждый день буду встречаться с музыкантами и продюсерами. В моём представлении, студия была тем местом, где знакомятся музыканты, серьёзно занимающиеся своим делом, и где я, работая, смогу, как минимум, получить бесплатное время для записи, как только соберу собственную группу. С этим дерьмом в голове я уволился из «Голливудского музыкального», при этом чувствуя, что выиграл в лотерею.
Меня приняли в “Cherokee” мальчиком на побегушках (gofer) у звукооператоров, ни больше ни меньше. А я и плевать хотел. В первый же мой день я появился на работе готовый выполнять поручения (run errands), выносить мусор и делать всё что угодно и в любое время. Или так я, по крайне мере, думал: я заметно упал духом (wilted), когда узнал, что моё задание на неделю заключалось в том, чтобы подносить “Motley Crue” всё, чтобы им ни понадобилось, днём и ночью. Чуть больше недели назад эти самые парни не позволили мне попасть в студию и, вполне возможно, отымели мою девушку (я поверил ей, когда она сказала, что ничего такого не произошло, но тем не менее…), а теперь я должен был провести несколько недель в качестве их рассыльного. Ну, здорово…
Управляющий дал мне сотню долларов, для того чтобы я мог выполнить первый заказ «Мотли» (fill an order), который, как я был уверен, был только началом: один магнум*** “Jack Daniel’s”, один магнум водки, несколько пакетов чипсов и пару блоков (cartons) сигарет. Я взглянул на деньги, когда вышел из студии на солнце, обдумывая, стоит ли мне проглотить свою гордость или нет. На улице стоял отличный день. Перед винным магазином (liquor store) я остановился, чтобы на минуту обдумать сложившуюся ситуацию.
Сощурившись, я взглянул на небо, уставился на тротуар, а затем двинулся дальше – по направлению к дому. Этим исчерпывалось всё то, что судьба предопределила (зд. she wrote) для “Cherokee” и для меня: учитывая, сколько часов я провёл в профессиональных студиях с тех пор, у меня почти вызывает смех тот факт, что моя нога ни разу не переступила порог “Cherokee Studios”. Сегодня у меня нет никакого желания туда идти – я должен тем парням сотню долларов. Тот единственный день, который я провёл у них, дал мне бесценный урок (taught me invaluable lesson): в музыкальном бизнесе мне нужно было самому мостить себе дорогу. Не важно, что выполнять поручения “Motley Crue” мог любой идиот или кто бы то ни было ещё. Я отказался от той работы из принципа (on principle). Я рад, что поступил именно так; эту мою убеждённость подкрепили сами «Мотли», когда пригласили нас выступить у них на разогреве (open for them) спустя несколько лет.
Таким образом, я бросил «голливудский музыкальный магазин», будучи убеждённым, что моя работа в студии будет моей последней дневной работой, которой я когда-либо буду заниматься до тех пор, пока не добьюсь успеха. Едва ли… В то время всё складывалось для меня не так хорошо: я так и не закончил среднюю школу, в колледж я тоже не собирался, и, насколько я понимал, я только что оставил работу (walked out on job), которая могла бы помочь мне в моём пути.
Я был без работы и без цели (undirected), что для моей мамы было отличной возможностью для того, чтобы опять вернуть меня в школу – хотя бы в какую-нибудь школу. Благослови Господь её неиссякаемое чувство обязанности (commitment) дать мне образование: на этот раз она сделала единственное, что имело смысл. Она знала, что я люблю музыку, и по этой причине записала меня в какую-то странную школу музыкального профессионального образования (vocational music school).
Очень жаль, что я не могу вспомнить название той школы, зато я очень хорошо помню, насколько безразлично относились к нам учителя (were unfocused). Сейчас я больше чем уверен, что моя мама узнала об этом месте из флаера, который она нашла в прачечной-автомате****. Как бы то ни было, меня записали, я появился на учёбе, и через пару недель учителя послали меня укладывать кабели и устанавливать на прожектора цветные фильтры («гели» (gels) – так они называются) для различных живых выступлений. В этой школе учащимся в практической форме (in a hands-on fashion) преподавали организацию живых концертов: наладку звука и света. В моём классе училось около шести человек, и все мы незамедлительно стали ассистентами техников, помогавшими непосредственно на таких местах проведения (on-site) концертов как “The Country Club”, “The FM Station” и других лос-анджелесских площадках (venues). На самом деле эта школа была большим надувательством: она щедро финансировалась или управлялась компаниями, отвечавшими за постановку (put on) всех этих шоу, поэтому мы, студенты, не только работали на них бесплатно, но и платили им за своё обучение. Несмотря на то, что всё это предприятие было делом тёмным (shady), я действительно научился настраивать звук и свет для живого выступления. Кроме того, это доставляло мне удовольствие, по крайней мере, до того вечера, когда я проводил свет для живого концерта “Bang Bang”, двойников (wannabes) группы “Duran Duran”. Пока я смотрел их выступление, я понял, что, во-первых, нельзя было вспомнить более нелепого выступления, чем это, и, во-вторых, свет и звук на этом концерте были ни к чёрту (taking nowhere fast).
Я отчаялся найти группу, поэтому каждую неделю я прочёсывал (combed) “The Recycler” – бесплатную лос-анджелесскую газету для музыкантов, – в поисках объявления, которое могло бы меня заинтересовать (appeal to). В основном, эта газета была для меня бесполезной (futile): «пилильщики» (shredders) по объявлениям искали «пилильщиков». Но как-то однажды я увидел объявление, которое меня заинтересовало: это были вокалист и гитарист в духе (in the vein) таких групп, как “Aerosmith” и “Hanoi Rocks”, которые искали второго гитариста. И что ещё более важно, в объявлении было чётко сказано: «никаких усов и бороды у претендента».
Я позвонил по номеру в объявлении и договорился с ними встретиться в их гостевом домике, который они снимали на какой-то улице на Лорел-Кэнион. Я появился там с девушкой, с которой тогда встречался, и тут же узнал Иззи, которого я помнил с тех пор, как он зашёл в музыкальный магазин с рисунком “Aerosmith”. А затем я догадался, что второй парень, должно быть, тот самый вокалист, чей высокий голос я слышал на плёнке Иззи. И я подумал: «Клёво, из этого может что-нибудь получиться». Их маленькая лачуга (shack) была больше похожа на шкаф: места в ней хватило только, чтобы поставить кровать и сидеть перед ней на полу, а ещё поставить телевизор, который был единственным источником света в комнате.
Я немного поговорил с Иззи, а Эксл так и не положил телефонную трубку, хотя он кивнул мне головой в знак того, что узнал меня, когда я вошёл в комнату. Тогда я подумал, что это было грубо с его стороны, но сегодня, узнав его лучше, я понимаю, что в этом он был весь. Кода Эксл вступает в разговор, его невозможно остановить. В «Ганзах» мы обычно называли это «Порыв плотины Твена» (“Twain Wreck”): когда Эксл принимался за рассказ, он становился таким же словоохотливым (long-winded), как и Марк Твен. Хотя то первое знакомство ни к чему не привело: то ли они решили, что им больше не нужен второй гитарист, то ли им просто не понравился мой вид (didn’t look the part). В чём бы ни заключалась проблема, у нас ничего не вышло.
В ту самую минуту, когда Стивен вернулся в голливуд, он с гордостью заявил мне, что выучился играть на барабанах, пока был в доме своей мамы в Долине, что, по моему мнению, способствовало тому, чтобы Стивена опять отправили назад в Голливуд. Стивен был готов приступить к созданию нашей собственной группы, несмотря на то, что в то время я по-прежнему через пень-колоду (halfheartedly) играл с “Tidus Sloan” и при этом иногда позванивал по тем объявлениям в газете, в которых сообщалось о поисках гитариста. Я не принимал его предложение всерьёз, потому что для меня Стив был «средством от скуки» (social director)* и ещё отчасти моей «головной болью» (nuisance). Он стал приходить на репетиции “Tidus Sloan” и всякий раз, когда ему выпадал такой шанс, он доказывал, что как барабанщик он лучше, чем Адам Гринберг. Когда я, наконец, остался без группы, Стив надоел мне до такой степени, что мне даже не хотелось посмотреть, как он играет, не говоря уже о том, чтобы играть с ним в одной группе.
Бабушка Стивена одолжила ему старый голубого цвета «Гремлин», автомобиль, который выглядел точь-в-точь как коробка (boxy), но звук клаксона звучал у него солидно. Поскольку он не мог заниматься на ударных в доме бабушки, то Стивен, по всей видимости, каждый день загружал барабанную установку в эту
