Малые сатори без числа! Смешно! Если ты просветлен, так ты просветлен, а если нет, так нет. Для человеческих существ единственно важно разорвать корень новых перерождений, освободиться из тисков рождения и смерти. Как вообще можно сосчитать моменты просветленного счастья, ведь это же вам не понос!
Да-хуэй бросался смешными утверждениями потому, что не имел ни малейшего понятия о высшем, верховном дзэн, приблизиться к которому способен только тот, чьи заслуги велики. Высший дзэн, достижение истинно просветленных, не относится к тем вещам, которые может постичь и понять человеческое сознание, каким бы оно ни было. Нужно попросту быть Буддой, как это делаем мы, как 'закрытые деревянные чаши, простые, не покрытые лаком'. Это состояние величайшего счастья и величайшего мира, это - великое освобождение (5). Изгони из своего ума всякое желание и всякое стремление. Не вмешивайся не во что, не разбрасывайся. Свободное состояние сознания, отвлеченное ото всякой мысли - вот подлинное, предельное достижение'.
Эти люди говорят правду: они действительно ничего не делают. Они не утруждают себя дзэнскими упражнениями, им не присуща даже малая частица мудрости. Подобные медлительным барсукам, они проводят жизнь в ленивой дремоте. Их жизнь совершенно бесполезна, о них забывают тотчас после их смерти. Они не в состоянии оставить после себя даже одного иероглифа, который мог бы зачесться в качестве возмещения величайшего долга перед патриархами веры.
Пусть начнется потоп или разверзнется ад, они все равно будут повторять 'Какие мы есть, все мы будды, подобные пустым нелакированным чашам' и поглощать свою тарелку с кашей изо дня в день. Так они избавляют себя от пота и тягот, известных даже лошадям. Подушки с мусором! Вот все их заслуги. Они не способны перевести человека на другой берег и освободить его. Они не могут даже одного человека перевести на берег освобождения и освободиться таким образом от долга перед собственными родителями. Даже знаменитое высказывание 'Если мальчик уходит в священство, то его родственники до девятого поколения обретают новое рождение на небесах' применительно к ним становится полнейшей бессмыслицей.
И я отвечаю им: 'Вы должны знать, что существует пятьдесят две ступени, который проходит каждый бод-хисаттва, прежде чем становится Буддой. Первая из них - это зарождение сознания и веры, а последняя - достижение высочайшего просветления. Одни достигают просветления постепенно, к другим оно приходит внезапно. Некоторые достигают полного просветления, а некоторые - лишь частичного. Если вы не заблуждаетесь в том, что ваша таковость 'простых чаш' может 'быть как она есть', тогда ошибочными были все эти древние рассуждения о ступенях бодхисаттвы. Если же знание о ступенях, пришедшее нам из прошлого, истинно, тогда вы, которые остаетесь такими, какие есть, подобно 'простым чашам', совершенно заблуждаетесь. Сам Будда однажды сказал, что он предпочел бы вновь родиться в гноящемся лисьем теле, нежели увидеть, что его ученики стали последователями двух колесниц (6). Однако даже последователи двух колесниц не идут с вами ни в какое сравнение: ведь вы не более, чем толпа невежественных, бесстыдных, несознательных и необузданных негодяев!'
Вспомните человека, имя которого было Сануки. Всю свою жизнь он был учеником Ронсикибо, священнослужителя в Икома. Совсем недавно его неспокойный дух овладел телом его младшей сестры из провинции Тотоми. И он рассказал ей, какие страшные мучения претерпевает он в аду. Он умолял помочь ему (7).
Другой человек, ученый наставник создал себе дурную карму и превратился в дух дикого лиса из-за того, что распространял учение дзэн 'не-рожденного'. Недавно он вселился в тело главного настоятеля одного из самых больших и знаменитых синтоистских храмов. Сёгецу-сёнин после смерти превратился в тощую, изможденную лошадь. Затем он родился черепахой, и теперь можно видеть, как он барахтается в потоках реки Нагара.
Совсем недавно в Киото умерла одна старуха. В молодости она была последовательницей учения о Чистой Земле, но в ней не было почти никакой преданности школе Нэмбуцу. Повзрослев, она уверовала в ложную доктрину школы 'не-рожденного', которая учит, что смерть является пределом существования (8), Не зная о том, что это учение неверно, она успела обмануть множество людей. Поэтому она накопила изрядное количество дурной кармы. Впоследствии, после смерти, она попала в одну из самых ужасных областей ада. Прошлым летом ее дух вселился в тело молодой девушки из состоятельной семьи в Киото. Дух подробно рассказал о том, какое горестное возмездие обрушилось на него. Затем старуха сказала: 'Я не имею ничего против тебя или твоей семьи. Пока я была жива, я читала сутры, была полна ревностного желания не попасть в ад и делала все возможное. Я совершила множество благодеяний. Но однажды я услышала слова одного благородного и ученого священнослужителя: 'Не надо читать сутр, не надо погружаться в дзадзэн. Вы все, как вы есть, уже Будды. Вы умрете, а тела ваши пожрет пламя. О какой же будущей жизни можно говорить?' Услышав такие слова, я прекратила совершать добродетельные поступки, которым столь ревностно посвящала себя раньше, и это стало причиной моих горестей и несчастий. Я и подумать не могла о том, что опущусь до того, что стану обманывать людей с помощью фальшивых весов и попаду из-за этого в ад.
Я искала того, кто смог бы избавить меня от выпавшей мне ужасной доли. Никто из моих родственников или знакомых не смог бы мне помочь, и мне пришлось искать в иных местах. Наконец, я заметила прекрасный дом - твое обиталище и твоей семьи. Поэтому, хотя я не питаю злобы ни к тебе, ни к твоим родичам, я решила, о прекрасное дитя, вселиться в тебя и молить о помощи.
Отыщи непревзойденного в своих знаниях священнослужителя. Сделай приношение буддам. Устрой обильную трапезу духовенству. Сделай что-нибудь, но, прошу тебя, спаси меня от вечной адской муки!'
В то время в храме Тофукудзи в Киото проводились публичные лекции. Их участником был Дайкю-осё, который выпустил серию рассказов 'Записи У-чжуня' (9). Девушка отправилась в храм и, поведав Дайкю о своей беде, попросила его оказать ей помощь. Дайкю же, посоветовавшись с собравшимися в храме наставниками, предложил провести церемонию суйрику (10). Он сам руководил ритуалом, возжигал благовония и читал молитвы, которые сам же и сочинил в стихотворной форме для того, чтобы избавить страждущего духа от мучений. Дух немедленно ощутил свободу и, отправившись в небесные чертоги, обрел новое, счастливое рождение.
Посудите сами: сколь глубоко различие, отделяющее истину от лжи. Мы не должны забывать ни о ложной, ни об истинной дхармах - для того, чтобы тщательно избегать ошибок и не принять ложь за истину. Один священнослужитель, который сам исповедывал ложное учение и призывал людей к безжизненному сидению в 'нерожденном', навязывая им ложные представления о том, что вместе со смертью приходит конец, был повинен в том, что послал простую женщину прямо в ужасную адскую землю, где она обрела свое новое рождение. Другой же наставник силою одного только пятистишия сумел немедленно освободить ее от непрекращающихся страданий пламенного ада. Истина и ложь так же далеки друг от друга, как ад и небеса.
Совет ученика
Однажды довольно пожилой мужчина воспользовался возможностью прийти ко мне на 'личную беседу' (до-кусан) и дать мне своего рода совет. Почтительно поклонившись, он сказал необычайно торжественно:
'Я полагаю, что лучше молчать, когда не можешь словами достичь ничего хорошего. Мне кажется, что если я выскажусь, то это пойдет вам во благо, однако эти слова могут показаться вам горькими и неприемлемыми, подобно многим излечивающим от болезни лекарствам. Честный совет может прозвучать для человека слишком резко, однако, все же, он может изменить его привычки.
Я давно хочу дать вам один совет, наставник, но долго не решался заговорить с вами, опасаясь, что он направит вас по ложному пути. В глубине моей души я сомневался, не будет ли самым почтительным с моей стороны не обращаться к вам вообще'.
'Если бы я оказался больным, - отвечал я ему, - стали бы вы избегать давать мне лекарство только из- за того, что оно горько на вкус?'
Старик был обрадован моими словами и изложил мне следующее: 'Вы вечно ненавидите одностороннюю, вычищенную практику безжизненного сидения на одном месте, исповедываемую