Я решил, что лучше всего будет, если я последую давнему совету, данному мне Сёдзу: посвятить все свои силы освобождению бесчисленных страдающих существ этого мира, передавая им великие дары Дхармы; собрать группу из нескольких монахов, способных пройти преграду и испытать подлинное кэнсё; усердно стараться ради того, чтобы создать на этой земле условия для превращения ее в Чистую землю, и воплотить на этом пути в жизнь обеты бодхисаттвы. Когда я решил взвалить на себя бремя столь великого и длительного труда и дать миру горсть подлинных наставников, то сделал я это только потому, что хотел возместить неотплатный свой долг перед Буддами и патриархами.
Мало-помалу я сам выработал некоторые приемы передачи учения. Поначалу при мне было только двое или трое учеников. Позже к ним присоединились другие, пока их число не перевалило за сто пятьдесят человек. В последние годы в храме и вокруг него постоянно пребывает три сотни монахов.
Все эти годы обстоятельства заставляли меня много путешествовать. Откликаясь на просьбы, я посетил множество провинций. Где бы я ни был, я непрерывно трудился ради передачи Дхармы. Я не в состоянии вспомнить даже все храмы, монастыри и мирские дома, в которых я побывал.
На юге Идзу я был четыре или пять раз. Не меньшее количество путешествий сделал я в Каи. Я путешествовал на север по направлению к Кисо и Хида. Я обошел юг вплоть до провинций Бидзэи и Битю. По крайней мере четыре или пять раз мне пришлось побывать в Эдо. Мои путешествия сопровождались встречами с людьми, я читал лекции [тэйсё] по огромному множеству текстов: четыре или пять раз по 'Сутре лотоса', 'Шурангама сутре' и 'Вималакирти сутре'; шесть-семь раз по 'Запискам Лазурной скалы' и 'Запискам Сюй-тана'; два или три раза по трактатам 'Похвала истинной школе' и 'Три учения буддийских патриархов'. Лекций моих по 'Записям Линь-цзи', 'Письмам Да-хуэя', 'Записям Дайто, Фа-яня, Сун-юаня и Букко', а также 'Собранию стихотворений Цзун-ина', 'Строфам Холодного пика', 'Побуждению ученика пройти сквозь препятствия дзэн', 'Собранию из четырех частей', 'Оружейной палате Да-хуэя', 'Сутре, пребывающей в руках Манджушри', 'Драгоценному зерцалу самадхи', 'Сонным словами страны снов', 'Ядовитым тычинкам в зарослях колючек'. 'Записям Дайо', 'Песне царственного сознания' и множеству других сочинений - больше, чем я смог бы вспомнить (39).
Есть старая поговорка: 'благородный муж, сказав тысячу слов, может один раз ошибиться, а низкий человек, сказав тысячу слов, может высказать одно слово истины'. Если в бессмысленном рое сказанных мною слов можно и вправду найти хоть одно благословенное, то оно послужит скромным даром Дхармы.
Мои писания объемны, штрихи моей кисти неуклюжи, будто следы куриных лап. Грубые мои ошибки делают написанное крайне запутанным. Иероглифы написаны неверно, часто одно слово написано вместо другого. Я просто записываю их, и так появляется моя 'чистовая рукопись'. Приходят, переносят их на дерево и так печатают. Так уже появилось двадцать книг, но ведь их число не имеет значения. Если мудрому человеку случится увидеть их, то он, без сомнения, с отвращением отшвырнет их в сторону и растопчет.
Вот мои труды: 'Ядовитые тычинки в зарослях колючек', 'Драгоценное зерцало, задерживающее свет', 'Задушевные беседы в ночной лодке', 'Резной котел', 'Заросшее сорняками поле слов', 'Гусиная трава', 'Песня растирания чая', 'Записи о четырех почтительных юных девушках', 'Рассказы из детства', 'Повесть о Юкуси', 'Сонные слова страны снов', 'Усэнсико', 'Лечение прижиганием', 'Змеиная земляника', 'Записи о комментариях Сэндая к строфам Холодного пика', 'Лошадиный чертополох', 'Вступительные рассуждения о Дхарме к лекциям по Записям Ши-гэна', 'Дикий плющ'. Это лишь приблизительный список, ведь в мои почтенные годы не следует ждать от меня, что я вспомню все их названия (40).
Спрашивавший меня мирянин обратился ко мне с такими словами: 'Какое счастье, что в наши извращенные последние дни сошло благословение Дхармы столь чистой и подлинной в своей сущности! Карма может предоставить такую встречу только один раз из тысячи рождений. Однако теперь я весь в нетерпении узнать что-нибудь о медитации самоосознания'.
'Хорошо, - сказал я. - Мне нравится встречаться с учениками, которые ревностны в вопрошании. Однако долгие рассуждения изматывают меня. Приходите завтра и тогда задавайте ваш вопрос' (41).
Мирянин сложил ладони в почтении и поклонившись удалился.
________________________________________
1.) Торэй в 'Жизнеописании' (1715 г., 30 лет) рассказывает о состоявшейся в те времена встрече Хакуина с видением, которое описывается как божество горы:
'Наставник засиделся за упражнениями допоздна. Была уже почти полночь, когда он услышал шорох шагов за стенами хижины. Скрипнула дверь, и кто-то проник внутрь. Показалась тяжелая фигура, высотой достигавшая восьми или девяти футов, а видом сходная с ямабуси (горным отшельником). 'Наставник Экаку', - прогремело вокруг, однако он не оглянулся и не ответил. Так прошло много времени, и фигура исчезла. Тогда настав ник поднялся и обошел комнату. Он обнаружил, что дверь хорошо заперта и нет никаких следов того, что кто-либо входил внутрь. Тогда наставник понял, что некое сверхъестественное существо приходило специально для того, чтобы проверить его выдержку'.
2.) Историю о затворничестве Мусо Кокуси можно найти в конце предыдущей главы.
3.) Хакуин полагает, что практика дзадзэн, сидячей дзэнской медитации, приводит к столь мощному просветлению, что ее, точно так же, как и сатори самого Хакуина, сопровождает прилив ошеломляющей радости. См. Приложение - 'Задушевные беседы в ночной лодке', стр. 122.
4.) Наставник страны Гудо (Гудо Тосёку, 1577-1661)был учителем Сидо Мунана, наставника Сёдзу- родзина. В глазах Хакуина Гудо служил нитью, связывавшей его последователей с истинной традицией линии Мёсиндзи -он сохранил ее подлинно живой в суровых условиях своего времени. Некоторая часть духовенства Мёсиндзи намеревалась предоставить пост настоятеля храма и монастыря священнослужителю из Китая Иньюань Лун-ци, который привез в Японию изрядное число монахов и синкретическое буддийское учение. Однако Гудо сумел воспрепятствовать этому. В 1758 г., в возрасте семидесяти четырех лет, специально для того, чтобы восславить Гудо и воздать ему должное за вклад в развитие японского буддизма, Хакуин написал трактат под названием 'Драгоценное зерцало, задерживающее свет' ('Хокан исё').
Как правило, Хакуин выделяет в категорию адептов 'молчаливого озарения' всех учеников, которые не пытаются сосредоточить всю свою духовную практику на том, чтобы прорваться в кэнсё.
5.) Выражением 'деревянные чаши, простые, не покрытые лаком' (сираки госи) описывается нечто в его подлинной, незамутненной чистоте. Последователь дзэн 'нерожденного' говорит здесь о состоянии сознания, которое предшествует появлению в нем различий, как это происходит, например, при сознательной работе над коанами. Приведенные здесь рассуждения тесно смыкаются с объяснениями самого Банкэя, учившего о 'не-рожденном' (см. Уодделл, Нерожденный: Жизнь и учение мастера дзэн Банкэя).
6.) См. примечание 68 к первой главе.
7.) Упомянутую здесь историю о священнослужителе Сануки (Санукибо) целиком можно найти в. 'Собрании песка и гальки' ('Сасэки-сю') Мудзу Итиэна (2 кан).Более подробно Хакуин излагает ее в своем сочинении 'Драгоценное зерцало, задерживающее свет' ('Хокан исё': 'Священнослужитель Ронсикибо всю свою жизнь про вел в крохотной обители в горах Икома близ Осака. Он постоянно читал 'Сутру лотоса'. После его смерти обитель отошла его ученику Санукибо, который, однако, был последователем учения о том, что все исчезает после смерти. Он отрицал принципиальный для буддизма закон кармической причины и следствия. Но Санукибо пережил своего учителя всего на четыре или пять лет, после чего сразу же попал в адскую землю. И он увидел маленькую обитель, очень похожую на ту, которая стояла в Икома, а в ней - фигуру своего учителя Ронсикибо, сидящего и читающего 'Сутру лотоса'. Санукибо никак не мог понять, каким образом наставник, ведший такой высокий образ жизни, мог обрести столь злосчастное рождение. От Ронсикибо же он узнал, что тот получил воздаяние за то, что у него не было сознания просветления. Подобно последователям Малой колесницы, он читал 'Сутру лотоса' только ради своего собственного спасения, нисколько не заботясь о страданиях других. Ронсикибо непрерывно причитал, жалуясь на то, что неверный выбор цели духовной практики, в результате которого он стал думать только о собственном спасении, привел его в столь пагубное состояние'.
8.) Любое учение, которое, признавая исчезновение вещей после смерти, отвергает принцип перерождения, не является буддийским.
