продолжала бежать, словно за нею гнались.
— Марина, Марина, остановись! — не успевая схватить ее за рукав куртки, крикнула Алиса.
— Что? — Та остановилась и оперлась о холодные перила. Невидящими глазами посмотрела вокруг, постепенно возвращаясь в реальность. Взгляд наткнулся на что-то мягкое, пушистое — на полпролета ниже стояла Лялька в шубе из голубой норки и белой вязаной шапочке. Ее огромные карие глаза были широко раскрыты от удивления. — Ляля, Лялечка…
Марина стала оседать на серые, грязные ступени лестницы. Прежде чем Алиса подбежала к ней, она уже сидела и плакала, закрыв лицо ладонями.
— Что случилось, Мариша?
— Я боюсь, я боюсь, — твердила та, не давая подруге убрать руки от своего лица. — Я — уродина.
Права была мама. И пристают ко мне такие же уродцы. О господи, я боюсь его…
Алиса поняла, что ничего толкового от нее сейчас не услышит. Девушке нужно было успокоиться. Посмотрев на часы, Ляля поняла, что опоздала на свидание. «Черт с ним», — решила она, помогая подруге подняться.
— Пойдем, милая, нечего обтирать грязные ступеньки, — прошептала Алиса на ухо Марине, когда та перестала рыдать и только тихонько всхлипывала.
— Я хочу домой, — сказала Марина, поднимаясь.
— Хорошо, хорошо, пойдем.
Они поднялись на нужный этаж. Марина дрожащими руками открыла дверь и, оглянувшись на подругу, произнесла:
— Мне еще на работу надо успеть. Не знаю, как я смогу сегодня мыть эти бесконечные коридоры.
— Я помогу тебе, не бери в голову, — снимая шубу в прихожей, ответила Алиса. Она положили ее на стул, стоящий неподалеку, потому что вешалки здесь не было отродясь. Порядок Марина в квартире навела, а вот обзавестись даже необходимыми вещами пока не могла. — Иди прими душ, а я пока чайник поставлю.
Марина послушно побрела в ванную. Включила газовую колонку и сделала воду погорячее. Душ недовольно заворчал, зашипел и наконец начал давать равномерный поток разряженной на мелкие струи воды. Она обволакивала дрожащее тело и расслабляла. Капли от сильного напора попадали на недавно покрашенные голубой краской стены.
Через несколько минут, завернувшись в большое мягкое полотенце — подарок Софьи Львовны, — Марина сидела на кухне, обхватив ладонями чашку с горячим чаем.
— Теперь скажи членораздельно, что за истерика? — Алиса сидела напротив, внимательно глядя на подругу.
Марина уже могла более спокойно говорить о случившемся. Она рассказала о Тимуре, о том, что его внимание было ей крайне неприятно. Она с ужасом повторила его последние слова.
— Он собирается меня чему-то учить. Он смотрит так, что… Я боюсь его, Ляля, боюсь.
— Кого?
— Тимура. Мы вместе учимся.
— Ты берешь в голову то, чего не следует. На твоем месте я бы просто не обращала на него внимания, если он тебе не нравится.
— Ты никогда не будешь на моем месте, — вдруг резко сказала Марина и, не мигая, посмотрела на Алису. — Никогда!
— Почему ты так говоришь? Я ведь ничего плохого не имела в виду.
— Прости, не слушай меня. — Марина подперла щеку рукой. — За мной никто никогда не ухаживал, понимаешь? Я жду, конечно, жду этого, но в искренность не верю.
— Не нужно так себя принижать. Ты хочешь любви другого человека, а сама себя считаешь недостойной этого. Так ничего не получится.
— Я предчувствую что-то нехорошее. — Маринкин голос снова задрожал.
— Можешь пожить у нас. Ты просто держишь себя в стрессе, нужно расслабиться. Мама будет рада. — Марина отрицательно покачала головой. — И эта твоя работа — ты слишком устаешь. Сколько раз родители предлагали тебе помощь, а ты отказывалась. Они делали это от чистого сердца, как всегда. Прими ее и освободись от необходимости мыть школьные коридоры.
— Нет, нет, я не могу. — Марина встала и подошла к окну. Она стояла, закутанная в полотенце, с обнаженными плечами, босиком. Такая хрупкая, тоненькая, беззащитная — у Алисы сжалось сердце. В который раз она подумала, что Марина даже не осознает, насколько она сильнее ее. Выдерживать такой жизненный ритм, такие удары судьбы и не сгибаться она бы не смогла. — Я не могу злоупотреблять их добротой. Думаешь, я не понимаю, что только благодаря им я не попала в интернат или, того хуже, на панель.
— Ты говоришь такие страшные вещи…
— Реальность, подруга, не более того. Моя мама наверняка была бы рада такому развитию событий. Царство ей небесное. — Марина быстро перекрестилась и снова вернулась за стол. Она выглядела успокоившейся. На самом деле она вдруг сказала себе «чему быть, того не миновать» — и ей стало легче. — Я совсем заморочила тебя. Ты куда-то шла?
— Теперь это не имеет значения.
— Перестань, спасибо, я пришла в норму. Если бы не ты, сидела бы я сейчас на лестнице и рыдала, рыдала. — Марина кисло улыбнулась. — Меня можно оставить одну.
— А я не хочу оставлять тебя. Сейчас пойдем к тебе в школу — я помогу убрать.
— Да ты что?! — От возмущения Марина вскочила и замахала руками. — Никогда не допущу этого. Еще чего не хватало.
— Маринка, за кого ты меня принимаешь, не пойму? — удивленная ее бурной реакцией, спросила Алиса.
— И не спрашивай. Но в моих мыслях ты и грязная тряпка — понятия несовместимые, ясно?
— Ясно. Одевайся, пойдем. По крайней мере, я побуду с тобой.
Марина готова была броситься целовать руки подруге. Она не могла описать словами своей благодарности. Значит, есть человек на этом свете, которому небезразлична ее судьба. Есть, и не один. Как же ей не совестно забыть о Софье Львовне и Захаре Борисовиче?
— Лялька, я говорила, что люблю тебя?
— Говорила, говорила и не один раз. Кто бы нас послушал, сильно бы удивился, — засмеялась Алиса. — Хотя нетрадиционная ориентация у нас последнее время в моде.
— Ладно тебе, мурашки по коже, — вздрогнула Марина и вышла из кухни в комнату. Она вдруг отчетливо представила, как приближается к подруге и целует ее в накрашенные розовой помадой губы. Самое главное, что никакой неприязни она при этом не ощутила. Наоборот, по телу прошел бодрящий импульс проснувшегося желания. «Засиделась я в девках, — подумала Марина. — Глупости какие в голову приходят». А вслух громко сказала: — Мне на моду наплевать. Я хочу нормальных отношений, чтобы все от души, понимаешь? Чтобы каждый день знать, что ты не одна, что любима.
— Так и будет, — как можно убедительнее произнесла Алиса, наблюдая, как подруга переодевается. — Ты верь в это и все.
— Если бы на самом деле это было так просто, Лялька. — Марина рассматривала свое отражение в зеркале старенького шкафа. Зеленые глаза, обрамленные длинными белесыми ресницами, такого же светлого цвета густые дуги бровей. Невысокий лоб с мелкими кудряшками соломенного цвета… Маринке нравился только свой рот — большие, чувственные губы яркокрасного цвета, и красить не надо. — Что гадать-то? Поживем — увидим.
Это был один из самых счастливых дней для Марины. Если забыть о неприятном разговоре с Тимуром, то остальное было просто идеальным. Лялька все время была рядом. Пока Марина убирала, развлекла ее рассказами о своем новом ухажере — парне со старшего курса, влюбившегося, по ее словам, «до одури».
А потом они вместе пешком шли домой. И Марина словно не чувствовала декабрьского мороза, как будто не на Алисе, а на ней была надета теплая норковая шуба. Они шли под руку, размеренным шагом и обеим было очень легко и радостно на душе. Алисе — оттого, что она смогла сегодня быть полезной подруге, а Марине доставляло удовольствие любое общение с Лялькой. Тем более сегодня оно было кстати.
— Пойдем к нам, — дойдя до своей лестничной площадке, предложила Алиса.
— Спасибо. Ты и так сегодня убила на меня вечер.
— Ты опять? Не нужно так говорить. Ты мне как сестра. Неужели я должна несколько раз в день напоминать тебе об этом? — Алиса развела руками. — Откуда в тебе такое самоуничижение?
— Перестань ругаться, — засмеялась Марина. — До завтра. Привет родителям.
— До завтра. — Алиса дождалась, пока за подругой закрылась входная дверь, и тоже зашла к себе домой. Ее раннему приходу удивились и обрадовались. Ей пришлось рассказать родителям о том, что весь вечер она провела с Мариной. Софья Львовна и Захар Борисович внимательно выслушали ее.
— Жалко девочку, она совсем незащищенная, совсем, — тихо сказала Софья Львовна. — Мы не можем уберечь ее от жизни, которой она боится. Слишком много плохого она видела, поэтому и не может сразу отличить дурное от хорошего.
— Может, этот парень по-своему грубовато решил поухаживать за нею, а она видит в этом что-то непривычное и страшное для себя, — добавил Захар Борисович. — Ты не видела, что он собой представляет, Ляля?
— Нет, папа. Я впервые услышала о нем сегодня.
— Ну, поживем, там видно будет. Скажи подруге, чтобы не стеснялась обращаться к нам, как раньше. Она рано осталась сама себе хозяйкой. Это не всегда заканчивается хорошо, — поставил в разговоре точку отец Алисы.
Зингеры действительно не могли предугадать и предусмотреть все повороты и перипетии судьбы, ожидавшие Марину. За столько лет они ощущали не показную ответственность за девушку. Они были бы рады, если бы Марина больше времени проводила у них дома, на глазах. Но после смерти матери та стала меньше появляться у соседей. Не то чтобы ей этого не хотелось. Просто она считала, что не должна злоупотреблять их добротой. Тем более, она уже не четырехлетняя девочка, а самостоятельная девятнадцатилетняя девушка, ставшая на нелегкий жизненный путь.
Она продолжала с удовольствием заниматься в училище, от безысходности по вечерам убирать в школе и… постепенно привыкала к тому, что Тимур все чаще оказывался рядом. Он будто чувствовал, что Марину, как дикое, затравленное существо, нужно приручать к себе постепенно. Потому сначала просто изредка провожал ее домой. Громко сказано — он шел сзади на расстоянии нескольких шагов и не набивался на разговоры. Марина спиной ощущала на себе его взгляд, но он больше не пугал ее. Она сказала себе, что должна прогнать глупые страхи. Что, в конце концов, происходит? Парень как умеет ухаживает за ней, а она, дикарка, едва принимает эти знаки внимания.
