К новому году она уже привыкла к тому, что Тимур должен быть рядом. Он каждый раз поджидал Марину после работы в школе и молча, на расстоянии, как верный пес, плелся сзади. Она стала замечать в нем совсем другое, закрывая глаза на то, что раздражало раньше. Однажды, уже неподалеку от своего дома, она остановилась и, повернувшись, дождалась, пока Тимур поравнялся с нею. Она решилась на это давно, но смогла осуществить задуманное только неподалеку от места, где жила. Здесь она чувствовала себя в большей безопасности.
— Зачем ты ходишь за мной? — спросила она, прямо глядя в его глаза.
— Ты против?
— Это не ответ.
— Хочу, чтобы ты перестала шарахаться, когда я пытаюсь с тобой общаться, — прикуривая сигарету, ответил Тимур. Он выглядел необычно усталым и гдето оставил свою извечную наглость. — Приручаю тебя, что ли. Я не умею красиво говорить.
— Это точно. Ты так испугал меня однажды. — Марина поежилась, вспоминая, как месяц назад рыдала на ступеньках лестницы.
— Извини. Знаешь, я ведь даже одеколон сменил. Думаешь, я не замечал, как ты кривишь носом. — Девушке стало стыдно от такого неожиданного признания. — Да ладно тебе смущаться — мне он и самому не нравился. Просто не всегда есть деньги на то, что хочешь иметь. Ты должна меня понять.
— Мне это точно знакомо, — подтвердила Марина.
Тимур неловко переминался с ноги на ногу. Он явно замерз, но в любую погоду всегда ходил без головного убора, подставляя палящему солнцу или трескучему морозу природную шапку густых черных волос.
— Ты извини, мне пора домой. Я устала. Нужно еще подготовиться к завтрашней контрольной работе, — прерывая неловкое молчание, Марина скороговоркой произнесла это, ожидая, что осмелевший парень сейчас будет набиваться к ней в гости. Но ничего такого не произошло.
— До завтра, — коротко сказал Тимур, повернулся и вскоре исчез в темноте зимнего вечера.
Марина медленно побрела к своему подъезду. Сейчас она точно жалела о том, что не последовало никакого продолжения. Она почувствовала, что ее едва коснулась легкая тень романтики, которую она сама прогнала. Покусывая от досады губы, она поднималась по ступенькам. Потом долго искала негнущимися после мороза пальцами ключи в сумочке. Сзади щелкнул замок, и знакомо скрипнула входная дверь. Марина оглянулась и сразу ответила на улыбку Алисы.
— Привет, как дела? — спросила Лялька, поправляя на плечах пуховый платок.
— Нормально.
— Заходи, мои на концерте. Поужинаем вместе. Одна совершенно не могу есть. — Марина не заставила себя упрашивать. Она с удовольствием зашла, разделась и впорхнула на кухню, где аппетитно пахло жареной картошкой с луком. Алиса приоткрыла крышку. — Вот-вот будет готово.
— Для кого это ты столько? — увидев порцию явно не на одного едока, спросила Марина.
— Тебе и мне. Я давно за тобой наблюдаю. Видела, видела я из окна тебя и молодого человека, — улыбнулась Алиса. — Колись, кто такой.
— Ну, Штирлиц! — покачала головой Марина, намыливая руки. После мороза вода казалась теплой, приятной. — Так ты специально меня заманила?
— Ты давно не заходила, согласись. Неужели я напрягла тебя?
— Нет, нет. Просто у меня никогда не было от тебя секретов. И на этот раз — еще не о чем рассказывать. Разве только, я точно поняла, что у него нет плохих намерений, и он своеобразно ухаживает за мной. — Марина подсела к столу. — Зовут его Тимур. Да, именно тот Тимур, который месяц назад напугал меня до смерти.
— А теперь?
— Я стала смотреть на него другими глазами, — покраснела Марина. — Не знаю, что чувствую, но мне нравится, что он рядом.
— Давно пора открыть список своих любовных приключений, — заметила Алиса. Подруга махнула рукой. — Ты не отмахивайся. Войдешь во вкус и тогда поймешь, что не все определяет красота, одежда. Главное, что излучает сама женщина. Потоки магического притяжения, мимо которого мужчины пройти не в силах.
— Ты говоришь, как умудренная опытом мадам.
— Не буду набивать себе цену, но кое-что об этом мне давно известно.
Марина только открыла рот, чтобы по-свойски спросить: «Не со времен ли встреч с Кириллом?» — но что-то остановило ее. Алиса заметила это.
— Ты хочешь что-то спросить, Маришка?
— Ага, когда кормить будешь — я умираю от голода, — выкрутилась та, но подруга подозрительно посмотрела на нее. — Соловья баснями не кормят, вот.
Они проболтали еще несколько часов. Уже был съеден ужин, выпит ароматный чай с халвой, а разговор плавно переходил от одной темы на другую. Звук открываемой двери означал возвращение родителей. Алиса подняла голову на настенные часы — было одиннадцать часов. Время пролетело незаметно. Зингеры-старшие обрадовались Марине. Ей тоже, как всегда, было невероятно приятно сознавать, что двери этого дома гостеприимно раскрыты для нее.
— Однако время позднее. Мы совсем заговорились с Лялькой. Мне пора, — улыбаясь, Марина вышла их кухни в просторную ярко освещенную прихожую. — Спасибо за ужин. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, милая, заходи почаще. Мы всегда тебе рады, — заботливо поправив высокий ворот Маринкиного свитера, сказала Софья Львовна. Быстрым взглядом она окинула девушку с головы до ног. Покачала головой: наверняка мерзнет, бедняжка, но, кажется, ее это мало тревожит. К тому же в глазах Марины появился незамеченный ранее озорной блеск, а губы сами расплываются в довольную, спокойную улыбку. Женщина не сдержалась, чтобы не отметить: — Хорошо выглядишь, необычно. Наверняка есть причина.
— Да что вы, тетя Соня, какая причина… — краснея, произнесла Марина и многозначительно посмотрела на Алису.
— Перестаньте смущать человека, — заступилась та за подругу. — До завтра. Утром у меня первая пара. Захочешь, заходи, вместе поедем до метро.
Марина кивнула и благодарно чмокнула Алису в щеку. Ощущая необычайный прилив сил, эмоций, она с удовольствием впорхнула в свою квартиру и, не переодеваясь, с разбегу прыгнула на диван. Он неприятно заскрипел, словно обижаясь, что с ним поступили грубо. Марина улыбнулась звукам, ранее раздражавшим ее. Свернувшись калачиком, она закрыла глаза.
Спать не хотелось, в голове проносились одна за другой мысли о том, что жизнь ее меняется, что настают светлые, полные праздников времена. Что она, наконец, сможет почувствовать на себе заботу и внимание не только Алисы и ее родителей, а и человека, совершенно чужого. Чужого вначале, а потом, кто знает, может именно он станет для нее самым близким и дорогим. Марина удивилась тому, как изменились ее взгляды на Тимура, на его присутствие рядом. И Алиса так обрадовалась тому, что у подруги появляется возможность окунуться в мир собственных переживаний, событий. Они разворачивались медленно, но эта неторопливость нравилась Марине.
Прошел Новый год. Под бой курантов она стояла вместе с Зингерами в их большой гостиной, украшенной елкой, блестящим дождиком, держа бокал с искрящимся шампанским, и загадывала желания. Их оказалось не так много, и пришлось даже повторить некоторые, для верности. С последним ударом курантов все радостно зашумели, раздался звон хрустальных бокалов, и на душе у Марины стало необычайно легко, как никогда раньше. Вообще за последнее время она часто ловила себя на мысли, что с нею происходят приятные превращения. Наверное, само ожидание счастья, любви делало девушку более открытой, милой, привлекательной.
Марина перестала кривиться, глядя на свое отражение в зеркале, походка ее перестала быть тяжелой, она с удовольствием укладывала отросшие ниже плеч волосы в замысловатые прически. Алиса подарила ей лак для волос и теперь чуть не каждый день Марина экспериментировала с новыми прическами. Софья Львовна говорила, что у нее явные способности к парикмахерскому искусству.
— Набирайся опыта — летом не только мы, но и твои однокурсники сможем оценить твое мастерство, — подстегивала подругу Алиса.
Марина только загадочно улыбалась. Ведь делала она это только для одного человека, а он, замечая в девушке перемены, не спешил менять свой стиль поведения. Тимур продолжал провожать ее после занятий. Теперь они шли рядом, постоянно разговаривая о совершенно абстрактных вещах — ничего личного. Несколько раз они гуляли по заснеженному скверу в центре города, и тогда Тимур был молчаливее обычного. Марина ловила на себе его внимательный, изучающий взгляд и чувствовала, как сильно начинает стучать сердце, сбиваться дыхание. Малейшие проявления знаков внимания с его стороны казались ей необычайными, будь то небольшая шоколадка, подаренная им, или маленький горшочек с фиалкой, который он старательно прятал под курткой и недавно вручил уже у подъезда Маринкиного дома.
— Поставь на кухне и всякий раз, когда посмотришь на него, — вспоминай обо мне, — передавая в озябшие руки девушки цветок, сказал Тимур.
— Спасибо. — Марина благодарно улыбалась. — Это так необычно.
— Я не люблю дарить букеты — это мертвые цветы, лишенные жизни из-за своей природной красоты. Надеюсь, ты согласишься со мной.
— Конечно, спасибо. — Она чуть не расплакалась от волны нежности. — Это первое живое существо, которое появится в моей квартире после смерти мамы. Я буду заботиться о нем, обязательно буду.
Тимур не ожидал проявления такой сентиментальности с ее стороны. Для него самого было в диковинку делать такие подарки, вести размеренные беседы. В свои двадцать он давно перестал относиться к жизни с восторженностью, которой была переполнена Марина. Он позволял себе вольности, рассказывать о которых не стал бы никому.
Его жизненный опыт был полон не только радужного и светлого. Он рано потерял отца, вечно больная мать смотрела на него, как на обузу, ожидая тех времен, когда он будет содержать ее. Она ни разу больше не пыталась устроить свою личную жизнь и все свободное после работы в проектном институте время проводила за швейной машинкой. Тимур засыпал и просыпался под ее размеренное жужжание. Но вместо благодарности за труд он испытывал отвращение к деньгам, которые мать старалась заработать своими руками. Он презирал ее, себя за то, что приходилось вечно считать копейки до ее зарплаты, его стипендии. Он не мог позволить себе того, что для многих его друзей было нормой, и клялся, что обязательно вырвется из этой серой, невзрачной жизни.
Но реально все складывалось более прозаично: глобально ничего не менялось. Он поступил в медучилище без особого желания работать в этой области. Просто не хотелось идти в ПТУ, а мама очень обрадовалась, когда он намекнул о своем желании учиться именно здесь. Она уже видела его в белом халате, ведущим прием благодарных больных. Она забывала о том, что для этого нужно было окончить еще и институт, а Тимура не радовала перспектива стать вечным студентом.
Коллектив в училище был на девяносто процентов женский, что позволяло ему — угрюмому, но умеющему расположить к себе — заводить бесконечные интрижки то с одной, то с другой девчонкой. Два его товарища по учебе тоже не отставали. Они словно устраивали негласное соревнование по разбиванию девичьих сердец. Тимур не был в этом лидером. Он вообще злился на себя за то, что горячая южная кровь отца постоянно толкала его на подобные авантюры. Он физически не мог долго обходиться без ласки, внимания, переживая дискомфорт каждый раз, когда период воздержания становился долгим.
В компании друзей его знали как неистощимого, изобретательного в любовных играх. Все его бывшие пассии с неохотой принимали новость о том, что их
