потом громко расхохоталась, снова опускаясь в ванну. Истерический смех длился долго и закончился так же внезапно, как начался. Марина вдруг услышала доносившийся из комнаты телефонный звонок. Первым порывом было вскочить и узнать, кто решил пообщаться с нею, когда в это время она обычно еще на занятиях. Но в следующее мгновение она вдруг представила, что это звонит Тимур, и поняла, что не готова разговаривать с ним.
Она попыталась составлять в голове ответы на его предполагаемые вопросы. Ведь спрашивать будет он, а ей и так все яснее ясного — комедия подошла к завершению, не достигнув кульминации. Вот была бы потеха, если бы на вчерашней, романтически-сентиментальной волне она решилась изменить характер их отношений. Марина поежилась от брезгливости и почему-то решила закончить принимать немыслимо горячую ванну. Она успела насухо вытереться полотенцем и облачиться в любимый махровый халат, кстати, тоже подарок Софьи Львовны, как раздался звонок в дверь. Марина застыла в нерешительности, стоя в коридоре. Она боялась подойти и посмотреть в глазок. Подкравшись к двери, она все-таки нашла в себе силы сделать это и отпрянула, прижав руку к груди: на лестничной площадке стоял Тимур.
«Однако как быстро он оказался здесь. Наверняка Танька помчала трезвонить по всей общаге о том, что произошло». — Марина закрыла ладонями уши, потому что с той стороны двери отчаянно звонили.
— Марина, открой! Я знаю, что ты дома. Прошу тебя, открой. Нам нужно поговорить. — Голос Тимура звучал настойчиво и в то же время виновато. — Я никуда не уйду, слышишь?
И только подумав, что его грубоватый голос переполошит всех в подъезде, Марина открыла дверь. Холодный воздух обжег ее еще не забывшее жар горячей воды в ванне тело. Она придала своему лицу равнодушно-вопросительное выражение.
— Я могу зайти? — спросил Тимур. Она покачала головой и, не мигая, смотрела на него. Единственное, чего она боялась, — чтобы не хлынули из глаз слезы обиды и разочарования. — Мы не должны разговаривать на лестнице.
— Минуту назад ты просил только открыть тебе дверь, а теперь уже напрашиваешься зайти в дом. — Марина насмешливо хмыкнула. — Темпы, достойные такого шустрого юноши, как ты, Тимур Закиров. Ты точно все успеваешь. Что смотришь?
— Я понимаю, что ты расстроена, но…
— Расстроена? — Марина широко раскрыла глаза. — Какое милое слово ты подобрал для определения моего состояния.
— Тебе любое не понравится, речь не об этом. — Тимур нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он чувствовал, что не может сосредоточиться и найти нужные слова, чтобы оправдаться.
Дернула его нелегкая отправиться вчера в общагу. Он совершенно не планировал никакого интима с этой прилипчивой, явно помешанной на собственной исключительности Майкой. Она вилась вокруг него, как змея, обласкивая его словами, ненароком касаясь его бедер и бросая многозначительные взгляды раскосыми голубыми глазами.
К тому же он много выпил этого идиотского крепленого вина. Голова совсем ничего не соображала. Он опомнился, только когда утром затекла рука, на которой лежала голова Майки. Он осторожно высвободил руку, пошевелился, почувствовав, как тысячи молотков принялись стучать по вискам, затылку. Он ничего не помнил, ничего. Обнаженное, едва прикрытое одеялом тело Майки прозрачно намекало о том, что он делал в ее кровати.
Когда она открыла глаза и приветливо улыбнулась, он только злобно зыркнул на нее. Девушка попыталась обнять его, но он нетерпеливо освободился от ее рук.
— Ничего не было, — быстро одеваясь, сказал он. Он проклинал себя, глядя на голубые, преданные глаза напротив. Вдруг девушка бросилась к нему, обхватила колени и принялась говорить о том, как любит его. Он старался освободиться от ее цепких рук, но ничего не получалось. Применять силу не хотелось, а девушка, кажется, потеряла остатки гордости. — Оставь меня. У меня другие планы, понимаешь. Прости, другие.
Майка как-то странно посмотрела на него и, накинув на голое тело халат, быстро вышла из комнаты. Теперь он понимал, что она направилась делиться впечатлениями с Танькой Кисловой. Она нарочно рассказала ей то, что стало известно всем, кто был рядом в эту безумную ночь. Но расчет Майки оказался верным: Кислова не из тех, кто долго держит язык за зубами. Единственное, чего не учли девчонки, — незапланированно-бурной реакции Марины.
Пока Тимур приходил в себя после бурной ночи и большой дозы спиртного накануне, Татьяна вернулась из училища и рассказала о том, что произошло. Она получила хитрую, благодарную улыбку Дубовой и затрещину от Тимура, который едва сдерживал себя. Он никогда не чувствовал себя так паршиво. Он понимал, что объяснение с Мариной откладывать нельзя. Но оправдания своему поступку так и не нашел, решив действовать по обстановке.
Кажется, Марина перенесла случившееся еще тяжелее, чем он предполагал. Он не хотел такого развития событий и ругал себя за опрометчивый поступок. Он и раньше позволял себе легкий флирт с теми, кто хоть мало-мальски нравился ему. Надо же было как-то справляться с гормонами. Он не видел ничего плохого в том, что время от времени ласкал тела, получая от этого чисто физическое удовлетворение. Он никогда не был по-настоящему влюблен. Теперь это романтическое чувство делало его существование наполненным совершенно иным смыслом. Он понял, что способен на эти прекрасные ощущения и, главное, понимал, что Марина тоже постепенно оттаяла. Она вот-вот откроется вся, даря ему не испытанные ранее наслаждения. Он уже считал себя победителем, героем романа, настоящим влюбленным и вдруг так все испортил.
— Речь о том, что я хочу извиниться, — глядя в рассеянные глаза Марины, продолжал Тимур. — Ты должна меня простить.
— Я ничего тебе не должна. И ты, кстати, тоже. — Она улыбнулась. — Ты чего примчался? Ты мне не муж, чтобы отчитываться за весело проведенную ночку.
— Я был пьян, — словно не слыша ее, произнес Тимур.
— Это отягощающее обстоятельство. — Марина поежилась от холода. — Мне не хочется простудиться. Спасибо за сцену из дешевой мелодрамы. Я благодарна тебе за то, что ты несколько месяцев убедительно разыгрывал из себя влюбленного. Я поверила, честное слово.
— Я не разыгрывал! — Тимур схватился за ручку двери, потому что Марина собралась закончить разговор. — Ну, разреши мне войти. Я не могу так говорить.
— Да, в квартире ты будешь чувствовать себя подругому. Там есть старый, широкий диван. Может, ты решил, что там ты все устроишь?
— Марина, перестань. Я прошу прощения.
— Я не нужна тебе, не обманывай сам себя, — вдруг тихо и грустно сказала Марина. — Вернее, тебе нужна не такая, как я: сплошные комплексы и разочарования. Я слишком ущербна и старомодна для такого бравого парня, как ты. Все, Тимур. Разговор окончен, мое слово твердое.
— Ты передумаешь.
— Нет, не верю тебе больше. Не верю, а значит — все кончено. Я такая. Прощай. Мы просто сокурсники, случайно оказавшиеся за одной партой, — она мягко отстранила его руку и закрыла дверь.
— Марина, не надо так…
— Я больше не хочу тебя видеть, никогда… Услышав тяжелые шаги спускающегося по ступеням Тимура, она медленно опустилась на пол, скользя по дерматину входной двери. Закрыла лицо руками и поняла, что не заплачет. Она просто перестала жить. Ее тело осталось прежним, а душа словно перегорела от обиды, отчаяния. Боль тупо разъедала все внутри, оставляя нетронутыми лишенное эмоций лицо, размеренные движения.
Марина чувствовала пустоту. Она не желала чем-то заполнять ее, даже делиться случившимся с Алисой не хотелось. В конце концов, что-то должно оставаться для себя. Открываться полностью нельзя ни при каких обстоятельствах. Она слишком долго была как на ладони у Зингеров, Ляльки, какое-то время — Тимура. Больше она не повторит такой ошибки. Пора стать более закрытой. Душа нараспашку — амплуа дураков. Она — недалекая, вечно пинаемая жизнью особа, которая получила очередной удар. Чтоб не забывалась. Любовью она не избалована — в этом Тимур прав. Теперь к неуверенности в себе добавилась болезненная недоверчивость. Открытие, пришедшее вслед за этим ощущением, оказалось не из приятных: она вряд ли сможет переступить через это, а значит, ей уготовлена судьба старой девы, которая всю жизнь только тем и занимается, что живет чужой жизнью. Чужой любовью, чужими заботами, заполняя этими сторонними событиями внутреннюю пустоту. Марина отняла ладони от лица — она снова начала привычное существование, как раньше, когда ничего хорошего впереди не было…
Учеба в медучилище стала единственной целью, которую поставила перед собой Марина. Она с большим рвением погрузилась в конспекты, практикумы и через время почувствовала, что учиться становится все легче. Днем занималась, по вечерам работала.
А вот Тимур Закиров на следующий день после того январского разговора с нею решил завершить свое пребывание в учебном заведении. Он выполнил ее первое и единственное желание, высказанное вслух: больше она его никогда не видела. Она не чувствовала горечи от того, что опыт первой любви оказался таким неудачным. Она вообще перестала что-либо ощущать на уровне эмоций. Словно нажала кнопку и отключила ненужную функцию. Марина начала новый жизненный этап, в нем не было места сердечным осложнениям.
Резкое исчезновение из ее жизни Тимура не осталось незамеченным Алисой. Но на все вопросы подруги Марина односложно отвечала: «Мы решили расстаться навсегда». Она решила сохранить тайну его предательства и своего максимализма. В любом случае девушка направила свою судьбу совершенно по иному пути. Теперь она снова жила одним: ожиданием часа, когда на время оттесненная с первого плана подруга будет снова проводить с нею как можно больше времени. Сначала ее собственные лирические отступления, потом странный брак Алисы с Семеном Равкиным отодвигали Маринкину мечту. Она ждала, что умела делать хорошо. Ожидание не помешало ей окончить училище и устроиться на работу в одну из городских больниц. Она без удовольствия, просто машинально, но старательно выполняла свои обязанности. Всегда приветливо отвечала на похвалы старших — медсестр, которые присматривались к молодой молчаливой девушке. А она гремела стульями, натирала до блеска полы и ждала…
Здесь Марине повезло. Проработав какой-то короткий период в больнице, она узнала, что сюда после окончания института приходит работать новый невропатолог, зовут которого Алиса Захаровна Зингер.
Марина домывала коридор, поглядывая на часы: Лялька сказала, что придет к ней часов в восемь. Значит, она успеет еще и приготовить что-нибудь легкое на ужин, чтобы разговор с подругой максимально затянулся. Алиса была обладательницей прекрасной фигуры, за которой не следила и не считала калории, потребленные за день. Поэтому отказываться от любимых тостов с сыром и майонезом наверняка не захочет, а именно их Марина решила приготовить.
К восьми часам горячие бутерброды аппетитно пахли на всю кухню, дыша подрумянившейся светло-коричневой корочкой. Марина сделала посильнее огонь под чайником, намереваясь прибавить к нехитрому ужину самый любимый напиток Алисы — кофе. Она пила его постоянно, кажется, ее кожа должна была утратить свежесть и приобрести желтоватый оттенок. Но ни кофе, ни крепкий чай, ни редкие сигареты — ничто не портило природную красоту подруги. Она позволяла себе все, оставаясь такой же обворожительной, яркой, неповторимой. Марина считала ее эталоном женской красоты и обаяния. Она могла выслушивать долгие монологи Софьи Львовны по этому поводу, когда та приглашала ее к себе почаевничать. Она делала это часто: Зингеры старались уделять ей по-прежнему внимание и до сих пор видели в ней ту хрупкую, застенчивую девочку, которая однажды впервые попала к ним в дом. Они жили словно одной
