роман, увы, завершен. Тимур был мастером доставлять женщинам удовольствие. В его постели побывало такое их количество, что оставалось удивляться его умению расположить к себе таких разных и по возрасту, и по темпераменту представительниц слабого пола.
Еще в школе в десятом классе он умудрился закрутить роман с молоденькой преподавательницей физики. Злые языки поговаривали, что он просто взял ее силой в подсобке, куда она после уроков относила пособия для занятий. Было с его стороны это насилием или все прошло по обоюдному согласию — осталось тайной, но всегда найдутся те, кто все видит и слышит — маме пришлось перевести мальчика в другую школу, а о судьбе той учительницы он не пожелал ничего знать.
Довольно средние знания, подтвержденные аттестатом зрелости, и не позволили бы ему в первый же год поступить в институт, поэтому решение продолжить учебу в медучилище показалось ему самым оптимальным. Здесь он считал месяцы, дни до окончания учебы. Развлечения, которые он мог себе позволить, — посиделки в общаге с обязательной бутылкой водки, дискотеки по выходным и легкий, ни к чему не обязывающий секс с однокурсницами и девчонками с параллельных потоков.
Его отношения с Мариной выбивались из общего правила. Во-первых, она ему не понравилась с первых минут, как только перешагнула порог аудитории, где по традиции первым предполагался Ленинский урок. Бесцветная, закомплексованная, худенькая, бедно, но аккуратно одетая девушка ничем не привлекла его внимания. Он еще подумал тогда, глядя на ее бледное лицо с ярко-красными губами, что в белом халате она будет смотреться ужасно, пугая своим нездоровым видом больных. Потом он молча наблюдал за тем, как она отстраненно держалась от всех, стараясь не пропускать занятий, занимала всегда первую парту и внимательно слушала лекции. А на практических занятиях в препараторской не впадала в показные истерики, когда на их глазах разрезали тушки жаб, не падала в обморок при виде крови. При всей своей внешней хрупкости она казалась очень цельной и смелой. Ее не задевали постоянные насмешки и наглые шуточки двух сокурсников Тимура. Они не упускали возможности съязвить чтонибудь в ее адрес, наделяя девушку часто обидными прозвищами.
Однажды Тимур решил положить этому конец и заявил, что набьет физиономию любому, кто еще хоть раз сунется со своей похабщиной к Марине. Товарищи удивились, но, зная его крутой нрав, проверять правдивость сказанного не стали. Еще мама говорила, что характером он в отца, а тот, по немногочисленным воспоминаниям юноши, мог позволить себе поднять руку и на мать, и неожиданно ввязаться в драку только потому, что ему не понравился чей-то взгляд, обращенный на него.
С этого момента Тимур стал присматриваться к Марине. Он даже не решил для себя, зачем это и чего он хочет? Просто сделал так, что его присутствие рядом перестало вселять страх в нее. Он видел, что она не похожа на тех, с кем можно в первый день знакомства оказаться в постели, а потом разбежаться в разные стороны. Он и себя приручал к ней, изо всех сил стараясь сдерживать буйный нрав и нетерпеливость ожидания изменения в отношениях.
Прошло немало времени, прежде чем Тимур дождался от Марины приглашения в гости. До тех пор он не хотел набиваться на традиционную чашку чая и каждый раз, попрощавшись, уходил в темноту зимнего вечера. Сначала это радовало Марину, а потом ей стало казаться подозрительным, что молодой человек не проявляет никакой инициативы. Даже поделившись этим наблюдением с Алисой, она не услышала ничего вразумительного. Подруга считала, что все идет прекрасно, и этот Тимур не такой страшный и коварный, каким показался Марине вначале. Лялька поддерживала в подруге уверенность, что его поведение продиктовано желанием понравиться.
— Нам, женщинам, не угодишь, — смеялась Алиса. — Если сразу лезет в постель — нахал, бабник, а если дарит цветы и не напрашивается в гости — странный тип. Ну, не смешно ли?
Марине не было смешно. Она чувствовала, что ее запланированное приручение прошло на должном уровне. Она уже скучала по Тимуру, если его вдруг не было на занятиях, а после работы приходилось одной возвращаться домой. Она волновалась, не случилось ли с ним чего-нибудь, даже не подозревая, что чаще всего причиной отсутствия юноши была слишком бурно проведенная ночь в общежитии, где он считался частым и желанным гостем.
Через денек Тимур появлялся на занятиях, и у Марины становилось спокойно на душе. Она не позволяла себе думать о том, как он проводит без нее все свое время. Ему и нравилось, и не нравилось то, что она никогда ни о чем его не спрашивала. Это было похоже или на бесконечное доверие или на полное безразличие. Тимур как раз размышлял над тем, как бы это выяснить, когда вдруг получил от нее приглашение согреться чашкой чая. В один из похожих один на другой вечеров Марина выглядела как всегда уставшей и постоянно шмыгала покрасневшим от мороза носом. Во дворе своего дома она собралась с духом и сказала, что, если он не возражает, она бы с удовольствием напоила его горячим чаем.
Тимур согласился, сохраняя равнодушный вид. Он молча, не спеша, поднимался по лестнице, остановившись вместе с Мариной у дверей ее квартиры. От волнения у девушки предательски дрожали руки, и ежедневная, привычная процедура открывания замка превратилась в наказание: ключи то и дело падали, а потом никак не хотели попадать в замочную скважину.
— Дай-ка я тебе помогу, — не выдержал Тимур. Через минуту они уже вошли в квартиру.
Марина включила в коридоре свет, на ощупь, не глядя, найдя выключатель на недавно обклеенной свежими обоями стене. Девушке так хотелось, чтобы Тимур заметил, как чисто и опрятно у нее в доме. Она мечтала о том, что расскажет ему о том, как несколько месяцев по мере сил приводила в порядок квартиру. Как она не чувствовала усталости, ведь делать это приходилось после занятий и работы. Но Тимур молча снял куртку, не заметив вешалки, положил ее на стоящий в шаге от порога стул и принялся расшнуровывать кроссовки.
Марина быстро сняла верхнюю одежду, сапоги и, потирая холодные руки, достала из невысокой, с потрескавшейся полировкой тумбочки тапочки себе и Тимуру. Ему достались мужские тапки сорок второго размера, новые, которые никто не носил. Однажды мать купила их и поставила в коридоре. На удивленный взгляд дочки ответила:
— Пусть будет хоть какая-то иллюзия пребывания в нашем доме мужика. Ты не против? — Ольга была изрядно пьяна и задала вопрос совершенно не для того, чтобы выслушать ответ. Марина тогда пожала плечами и с жалостью посмотрела на мать. Наверняка у той было совсем паршиво на душе.
А пока приходилось отвечать на вопрос Тимура.
— Откуда такая роскошь? — указывая на тапки, спросил он.
— Не поверишь, они ничьи.
— Ты могла сказать, что купила их заранее, собираясь пригласить меня в гости.
— Это было бы неправдой, — прямо глядя в глаза Тимуру, сказала Марина.
— Ты всегда говоришь только правду?
— Да, стараюсь.
— Тяжело тебе живется на этом свете, — заметил Тимур и улыбнулся, заметив, как занервничала хозяйка. — Ладно, покажи, где можно вымыть руки.
Марина провела небольшую экскурсию по квартире. Она была недолгой, потому что кроме коридора и служб здесь была лишь небольшая комната и кухня. Девушка была рада тому, что всегда наводила порядок, независимо от того, ждала она гостей или нет. Они приходили к ней редко, как при жизни с матерью, так и после ее смерти.
Последний раз это случилось на день рождения Марины. Она решила позволить себе пригласить в дом людей, чтобы разделить с ними событие, которое очень часто оставалось незамеченным, забытым родной матерью. Три девчонки из ее группы, с которыми она не дружила, но поддерживала более близкие отношения, чем с остальными, с удовольствием приняли тогда ее приглашение. Марина слыла на курсе этакой «вещью в себе», и девчонок просто одолевало любопытство увидеть, как она живет. Они остались довольны гостеприимной хозяйкой, которая суетилась вокруг них. Единственное, что не вязалось с общей обстановкой простоты и неприхотливости, — это восседавшая на почетном месте за столом высокая рыжеволосая девушка, одетая богато и со вкусом. Она явно выделялась на фоне остальных приглашенных, и именно ей Марина уделяла больше внимания. Девчонки и не думали обижаться, они просто задались вопросом: что может связывать эту яркую девицу по имени Алиса и Марину? Из разговоров к концу вечеринки они поняли, что это — подруги детства. Только жизнь у них складывалась по принципу притяжения противоположностей: благополучие одной уравнивалось полунищенским, тяжелым существованием другой. В любом случае, к Марине на курсе стали относиться менее настороженно. Кажется, она и решилась затеять скромное празднование, чтобы добиться именно такого результата.
Теперь ее гостем был Тимур. Это было ей в новинку — принимать молодого человека, один на один поздно вечером. Сжимаясь от внутреннего напряжения, она как могла делала беззаботный вид и суетилась на кухне, поставив чайник и делая бутерброды с колбасой. Она очень хотела есть. Украдкой девушка отрезала маленькие кусочки аппетитно пахнущей вареной колбасы и торопливо засовывала себе в рот, пока Тимур сидел в комнате и листал единственный старый журнал «Работница».
— Готово, к столу, — позвала она, и Тимур стразу появился в дверном проеме. Ей показалось, что даже слишком быстро, как будто стоял и подглядывал за нею. Марина покраснела и рукой сделала жест, приглашая гостя присесть на одну из двух табуреток.
— Спасибо. — Тимур сел поближе к плите. Марина не стала выключать газ, потому что воздух на кухне был прохладным из-за оставленной ею с утра приоткрытой форточки.
— Ты с сахаром или с вареньем?
— С сахаром и с вареньем, — улыбнулся Тимур. — А из чего варенье?
— Из абрикосов. Я сама варила.
— Ты умеешь на все найти время. — Эта короткая похвала значила для девушки больше, чем любые долгие перечисления ее достоинств. Именно этим любила заниматься Лялька, чтобы показать подруге, как много в той хорошего и необыкновенного. От Ляльки Марина отмахивалась, а слова Тимура готова была записать на магнитофонную пленку и слушать, как музыку. — Ты не умеешь только одного.
— Интересно, чего? — потупив взгляд, спросила Марина.
— Ответ очевиден — любить. — Тимур отхлебнул глоток обжигающего чая. — Не подумай, что я хочу тебя обидеть. Насколько я понял, ты не росла в окружении любви. Обычно от детства остается столько приятных сердцу воспоминаний, а у тебя они есть?
Тимур не ожидал такой реакции: Марина вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Заплакала громко, навзрыд, словно забыв о том, что не одна, и не украсят ее лицо красные, подпухшие глаза и сопливый нос. Она монотонно раскачивалась, стараясь прогнать мгновенно всплывшие в сознании мамины «уродина», «ярмо», «петля на шее» — это все относилось к ней, нежеланному, нелюбимому дитяте…
Тимур подскочил к ней, пытаясь отнять ее ладони от лица. Марина крепко прижимала их, продолжая голосить. Тогда юноша стал на колени, крепко обнял маленькое, хрупкое тело девушки и она вмиг затихла. Только всхлипывала и вздрагивала, пытаясь прийти в себя.
— Прости, прости меня, Марина, — целуя ее в макушку, повторял Тимур. Он испугался, не на шутку испугался за нее. Только представил, сколько болезненных воспоминаний пробудил один его неосторожный вопрос. «Я совсем не знаю ее, совсем не знаю.
Одному Богу известно, что она пережила». — Успокойся, прошу тебя. Не надо о прошлом. Прости. Я никогда не обижу тебя и никому не дам в обиду, слышишь?
