— Марина, я, наверное, пойду, — тихо сказала Даша. Она словно прочитала ее мысли.
— Останься, — как-то вяло попросила Марина. Она наконец открыла глаза и, осторожно поднявшись с кресла, потянулась. — Я сейчас быстренько приму душ, и позавтракаем вместе.
— Мне кажется, тебе лучше остаться одной. Завтра приедет Незванов. Он уже перекипел и в состоянии реально оценивать происшедшее. Тебе нужно подготовиться к серьезному разговору. Обдумай каждое слово, от этого зависит ваше будущее. У вас отличная семья. Сергей такой замечательный. Он самый лучший. Я всегда восхищалась им. Ты понимаешь, что его нельзя потерять?
— Знаю, знаю, — устало махнула рукой Марина. Но в ту же минуту она вдруг резко поднялась и принялась ходить по комнате взад-вперед. Она поймала удивленный взгляд Даши и обрушилась на нее с невесть откуда взявшейся энергией. — Никогда не поймешь, что у этого Незванова в голове. Черт знает что! Теперь я должна мучиться, не знать, о чем и думать. Я должна провести ночь, пытаясь понять, что он решил. Пытка, жестокая пытка. Лучше бы ударил, накричал, а это молчание и тишина выводят меня из себя! Неужели нельзя было расставить все по местам сразу, не выкручивая рук! Все всегда относятся ко мне, как к бревну бездушному: мама, братья, теперь Сергей! Им наплевать на меня, потому что я вообще не существую. Меня нет! Есть только моя дочь и куча гребаных проблем! Я не собираюсь разгребать ее!
— Марина, прекрати, послушай себя!
— А, ну тебя! — Марина зло сверкнула глазами. Волосы ее растрепались, но, кажется, сейчас ее мало волновало то, как она выглядит. — Ты еще подойди и по роже меня ударь! Ну, ударь для просветления в голове. Какого черта ты стараешься давать мне советы? Ты кто? Ты вообще живешь в другом мире, дубровинском. У вас там все, как в сказке!
— Да, чем дальше, тем страшнее, — тихо сказала Даша, чувствуя, как комок подходит к горлу.
— Что ты там, черт возьми, бормочешь себе под нос, принцесса? Не права я, не права? — Марина запыхалась, едва переводила дыхание. Слова так и сыпались из нее, но в какой-то момент она замолчала и ее раскрасневшееся лицо застыло, выражая последнюю степень ненависти. Даша вызывала в ней сейчас это крепнущее и всепоглощающее чувство.
— Если хочешь знать, я не так давно ушла от Стаса, — не узнавая тембр своего голоса, произнесла Даша. — Не знаю, к чему мы с ним придем. Я не считала нужным посвящать тебя в свои проблемы, так как тебе было не до них. Хотя тебе и сейчас не до них. Тебе вообще ни до кого нет дела, эгоистка несчастная! И если Сергей приедет, чтобы сказать тебе, что между вами все кончено, я пойму его. Это единственный выход, чтобы освободиться от грязи, которую ты постоянно носишь в себе и обливаешь других! Да пропади все пропадом!
Даша выбежала в коридор и никак не могла снять с вешалки дубленку. Маленькая петелька словно приклеилась, не желая сдвигаться с места. Даша рванула ее, схватила сумку и дрожащими руками стала открывать входную дверь.
— Даша! Дашуня, прости! — раздался где-то далеко голос Марины. Он словно пробивался сквозь толщу снега или слой воды, создавая впечатление нереальности происходящего. Даша бежала по ступенькам, спускаясь все ниже, но проклятая лестница не заканчивалась. Это было безумие — лабиринт, из которого она никак не могла найти выход. Неподалеку раздавался противный размеренный гул, и Даша никак не могла понять, откуда он доносится. Лишь оказавшись в пролете между первым и вторым этажом, она сообразила, что это был звук работающего лифта. Даша прислонилась к железным перилам лестницы, закрыла глаза, стараясь побороть головокружение от мелькания ступеней под ногами. А когда открыла, то заметила, что гул лифта прекратился, рядом раздались странные шаги, напоминающие шлепанье босых ног.
Даша глубоко вздохнула и решила поскорее выйти на улицу. Она сделала еще несколько шагов вниз, когда увидела на площадке первого этажа Марину, стоявшую босиком с Дашиными сапогами в руках. Дубровина опустила взгляд на ноги и увидела, что на ней Сережины тапочки. В следующую секунду она бросилась по ступенькам вниз к Марине. Та выронила сапоги и прижалась к плачущей Даше.
— Прости меня, подружка моя дорогая, — всхлипывая, говорила Марина, все крепче сжимая ее в объятиях. — Прости, прошу тебя. Забудь, все забудь. Как же я без тебя? Мне без тебя никак, ты моя самая близкая душа, самая близкая!
— Какие же мы дуры, дуры беспросветные, — не пытаясь высвободиться из слишком крепких объятий, пробормотала Даша. — Все прошло. Проехали. А теперь давай быстро домой. Ты ведь босиком. Незванова, ты босая! Не хватало еще простудиться!
— Прости меня.
— Да простила, простила! — скороговоркой ответила Даша.
— Ты не сердишься? — разжав объятия и подбирая сапоги, всхлипнула Марина.
— Нет, не сержусь, — вталкивая подругу в лифт, сказала Дубровина. — Заходи скорее.
— Ты правда не обижаешься?
— Разве можно на таких обижаться… Господи, что на тебя находит?!
— Трудно сказать, но ты ведь сама знаешь, что у меня вместо головы, — усмехнулась Марина.
— Знаю, знаю, — улыбнулась Даша, — и, кажется, за время нашего знакомства в этом плане ничего не изменилось. Ты неисправимая, Машка. Ну, что этот лифт ползет!
— Мне тоже так казалось, когда я боялась, что не догоню тебя, — подтвердила Марина с таким серьезным видом, что, глядя на ее сосредоточенное лицо, Даша рассмеялась. Это был смех разрядки, снимающий колоссальное нервное напряжение последних минут. — Слава богу, ты смеешься.
— Как ни странно, но я смеюсь! — Даша прижала ладони к лицу, успокоилась и шумно выдохнула. Она была счастлива, что их дружба победила обиды, эмоции, личную неустроенность. Она предвкушала неспешную беседу, которая сейчас начнется на маленькой кухне под свист закипающего чайника, аромат свежесмолотых кофейных зерен. Она расскажет о своей жизни с Дубровиным. В конце концов, она имеет право поделиться этим с лучшей подругой. И обязательно упомянет о том, что случайно наткнулась на фирму Тропинина. Даша не забыла, как Марина в свое время уверяла ее, что такие парни, как Артем, на дороге не валяются и что такие редкие экземпляры — подарок судьбы, шанс изменить ее. Интересно, что она скажет сейчас?
Они переступят порог квартиры, отгородятся от всего мира для того, чтобы спокойно поговорить. Они попытаются помочь друг другу, ведь для этого порой нужно только одно — чтобы тебя выслушали. Необязательно что-то советовать, задавать вопросы, потому что решение может прийти само собой. Даша была уверена, что и у них произойдет нечто подобное. Немного терпения — и все снова станет на свои места.
Даша знала, что Стаса на работе застать трудно. Она, изменив свое прежнее решение, звонила в ресторан, казино, домой, чтобы договориться с ним о встрече, но услышать его оказалось не такой уж простой задачей. Дубровин был неуловим, приятные женские голоса отвечали, что Станислав Викторович только что уехал или вот-вот будет. Домашний телефон молчал, словно Стас переселился или отбыл в неизвестном направлении. Даша звонила и рано утром, и поздней ночью, пытаясь удержать в голове подготовленные колкие фразы, но абонент не выходил на связь. В конце концов Даше стало интересно, куда подевался ее муж и не случилось ли с ним чего? Она уже жалела о том, что начала звонить Стасу и вместо определенности, на которую рассчитывала, получила еще большую головную боль.
Как всегда, влияние на нее оказала мама. Ирина Леонидовна убедила дочь, что играть в молчанку глупо. Она прочла целую лекцию, суть которой сводилась к тому, что возраст должен прибавлять не только годы, но и житейскую мудрость. Сначала Ирина Леонидовна не вмешивалась в происходящее, но, видя, как страдает дочь, все-таки не выдержала:
— Знаешь, Дашенька, мужчину, с которым собираешься жить, не стоит ломать и унижать. Некоторые из них обладают таким чувством собственного достоинства, которое не позволяет им поступать как должно. Они считают, что сказать «прости» — это значит признаться в собственной слабости, никчемности. Глупо, конечно, но если Стас принадлежит именно к такому типу, не нужно упрямо ждать от него первого шага. Поверь мне, он переступил через себя, звонив тебе в первые дни, — Ирина Леонидовна поправила плед, под которым Даша последнее время проводила дни напролет. — Сделай первый шаг сама, девочка.
— Это уже было, хотя… История не повторяется. Тогда было одно — сегодня совсем другое, — грустно ответила Даша.
— Позвони. Ты ведь знаешь каждую его интонацию. Господи, Даша, это твой муж. Ты собираешься бороться за него?
— А на него никто и не покушался. Я сама ушла. Ты забыла? — Даше хотелось дерзить, поссориться и с мамой, и со всем светом, потому что этот мир казался ей таким враждебным.
— Я не забыла, но сегодня уже двадцать седьмое декабря. Все проблемы нужно решить в этом году. Разберитесь в своих отношениях, деточки! — Ирина Леонидовна закончила на повышенных тонах. Она поднялась и, спрятав руки в карманы длинного махрового халата, собралась выйти из комнаты.
— Понятно. К чему такие сложные обороты? Скажи лучше, что я мешаю твоей личной жизни, — со злостью взбивая подушку, процедила Даша.
— Что?! — Ирина Леонидовна повернулась. Ее лицо выражало негодование, обиду.
— Ничего, тебе послышалось, — закрыв глаза, ответила Даша, но мать не двигалась с места, пристально глядя на нее. Даша чувствовала этот колючий взгляд сквозь закрытые веки и соблаговолила продолжить: — И к тому же у меня заканчиваются деньги, случайно завалявшиеся в сумочке. Я все понимаю, прошло мое время сидения на шее у матери. Ей приятнее другое общество, как всегда.
— Хорошо, пусть так. Поделом мне, старой дуре, — Ирина Леонидовна быстро вышла, закрыв за собой дверь. Она не хотела видеть дочь, слышать ее, общаться. Ей казалось таким несправедливым, что та обижает ее. Ведь теперь она понимает, что значит остаться одной. Понимает и все равно кусает.
— Мам, прости, я не то сказала! — Даша уже стояла на пороге кухни. Она зябко потирала руки, переминалась босыми ногами на холодном полу. Совсем уж покиношному выглядело бы крепкое объятие и поцелуй, поэтому Даша решила ограничиться словами. — Больше не буду.
— Иди ложись, горе мое. Утро вечера мудренее.
— А ты?
— Мне нужно еще поработать, да я и не хочу спать, — устало проведя рукой по лбу, ответила Ирина Леонидовна.
— Я завтра позвоню ему. Ты права. Все слишком затянулось.
— Девчонки, девчонки, что же вы делаете со своей жизнью. — укоризненно глядя на Дашу, Ирина Леонидовна покачала головой. — У вас все так просто. Полюбили — поженились, а чуть что не так — разошлись.
— А как нужно, мам?
— Нашла у кого спросить. Мой опыт семейной жизни остался где-то в заоблачной дали. Я уже не знаю, а был ли муж-то?
— Был, мам.
— Ну вот и хорошо, что хоть свидетели остались. А теперь иди спать. Завтра постарайся назначить со Стасом встречу и доверься своей интуиции. Не груби, не говори колкостей. Они еще никому не помогали, если, конечно, ты не собралась раз и навсегда со всем покончить.
— Я утром задам себе этот вопрос, — вяло ответила Даша и вышла из кухни.
