В 1978 году Аугуст вышел на пенсию. Тогда, вернувшись из собеса, он сгрузил на стол обширный пакет документов, грузно опустился на стул и вдруг искренне изумился своему возрасту: 60 лет! Куда ушло время? На что потрачена жизнь? Но вопросы эти все равно не имели смысла, и он, огорченно крякнув, отправился пилить дрова на зиму: времени теперь у него появилось много: пили — не хочу! Возможно, такого рода дела и подобные занятия и составляют спокойную старость, и Аугуста все это, в общем-то, вполне устраивало: прожить остаток дней, провести отпущенное ему Богом время в домашних трудах, в согласии с самим собой, в ласковом окружении любящих его людей и в заслуженном покое: что можно противопоставить такому счастью? Ничего нельзя этому противопоставить. Поэтому он стряхнул с себя сиюминутную печаль и стал строить большие планы. Ему хотелось заняться садоводством и насадить фруктовых деревьев невиданных сортов. Это — позади дома. А впереди — розы! Яблони и розы и так росли уже везде вокруг дома, но он насмотрелся в свое время чудес на ВДНХ, и планировал все эти чудеса перенести к себе, на свой участок земли. Он стал любить ходить по хозяйственным магазинам и покупать то лопату, то секатор, то особый культиватор. Он превращался в неспешного, доброго старика, не подозревая, что все они, весь советский народ приближается к порогу новых, несчастливых времен — к разлому бездонного водопада, буруны и провалы которого уже угадывались впереди, если внимательно всмотреться и вслушаться. В 1979 году Советский Союз втянулся в афганскую войну и вышел на финишную прямую своего исторического существования. Но не каждый слышал ноты реквиема в приближающемся грохоте: одним слышался в нем шум летней, освежающей грозы, другие пьянели от призывов: «Перестройка!», «Гласность!», «Ускорение!». Молодые поп-гонцы грядущей катастрофы корчились на эстраде в истошном вопле «Мы ждем перемен!». А заклинаемые перемены уже летели навстречу стране со скоростью космического астероида — подобного тому, который уже убил однажды всех динозавров на планете. Чуяли ли те динозавры свой конец? Всегда ли чуют его динозавры? Сегодняшние — тоже?
По советскому телевидению утром и вечером демонстрировали увлекательнейший сериал про Нострадамуса: народ не мог оторваться от экранов…
Под занавес старой эпохи, еще до падения в пропасть перестройки, довелось Аугусту пережить очередную лихорадку — уже в легкой форме — на тему воссоздания Немецкой автономной республики. Когда-то, еще в 1965 году инициативная группа советских немцев дважды направляла своих делегатов в Москву добиваться исторической справедливости. Тогдашний Председатель Президиума Верховного Совета СССР Анастас Микоян согласился вначале, что воссоздание АССР немцев Поволжья было бы лучшим решением вопроса, но в итоге заявил, что в настоящее время это невозможно, так как без немцев нельзя поднять целину: они там — основная ударная сила, а кроме того, это привело бы к огромным экономическим затратам. Вместо этого Микоян предложил немцам широкую программу культурных мероприятий: расширение возможностей получения образования на родном языке, создание радиовещания и газет на немецком языке по месту жительства и так далее. Однако, упрямые ходоки категорически отвергли это предложение, сильно разочаровав этим и даже обидев доброго Анастаса Ивановича. Вопрос завис. Немецкие газеты в Казахстане появились, правда, равно как и вещание на немецком языке на одной из радиоволн, но это было уже и все. Уникальный, маленький этнос российских немцев эти меры не спасали, а лишь с новой силой возбуждали в старом поколении ностальгию по былым временам, по родине, по Поволжью.
И вдруг, уже в самом конце семидесятых разнесся слух: «Решение принято!». На уровне Политбюро ЦК КПСС! Единогласно! Это было невероятно! Что? Республика восстанавливается? Да, республика восстанавливается! Однако, бросать шапки в воздух опять оказалось преждевременным, как вскоре выяснилось: решение о восстановлении немецкой республики хотя и было принято Партией, но предполагалось в другой юридической форме и не там где раньше. Автономии разрешено было возродиться не в виде республики, но всего лишь автономной области; и не в Поволжье вовсе, а здесь, в Казахстане, на стыке четырех областей — Карагандинской, Кокчетавской, Павлодарской и Целиноградской — со столицей в городе Ерментау. Такие вот новости. Немцы лишь руками разводили и плечами пожимали. Хотя некоторые и загорелись: на безрыбье, что называется, и автономия сойдет. Но только при чем тут Казахстан?: этого даже оптимисты не понимали? Никто не знал — почему. Потому что! Потому что так решило Политбюро — других объяснений не было. Хотя нет, было одно объяснение, вполне логичное: для удобства самих же немцев. Чтобы им никуда не надо было ехать далеко: все и так уже здесь собралися… Но никто ни с кем не спорил, и даже вопросов никто никому не задавал на сей раз: все просто ждали что будет дальше.
А дальше было так: на восемнадцатое июня 1979 года в Целинограде запланировано было торжественное собрание по вопросу создания немецкой автономной области. Предполагалось присутствие Первого секретаря ЦК КП Казахстана Кунаева; руководителем немецкой области — слух прошел — предложат Первого секретаря Краснознаменского райкома партии Целиноградской области немца по национальности Брауна. Некоторые из знакомых Аугуста знали Брауна и хвалили его.
Немцы, поняв, что все это не шутки, раскачались таки и пришли в возбуждение. Иные — паниковали, другие ликовали, третьи обзывали четвертых дураками. Четвертые утверждали, что наконец-то пришла справедливость на землю. Аугуст, со своей стороны, тоже растерялся в первый момент. Впервые после долгого перерыва он стал внимательно следить за событиями. Сам лично к идее автономии здесь, в Казахстане он относился отрицательно.
— Что мы — американские индейцы, что ли, или австралийские аборигены, чтобы для нас резервации создавать? И спасать нас не надо: верните нас просто на нашу землю, верните нам наши дома, наши земли, и мы вполне спасемся сами, без посторонней помощи! — озвучивал он свою позицию.
Он не был одинок в своем мнении: так же думало большинство немцев. Даже мать, совсем уже больная, не поднимающаяся с постели, разразилась мрачным юмором: «Schweinehunde! А Волгу мою, вместе со всеми ее берегами они тоже ко мне сюда завернут? Тогда я согласна!». Но только никто ее согласия не спрашивал, как не спросили ни о чем и самих казахов, полагая, что если Партия сказала «Надо!», то весь Казахстан ответит «Есть!». А Казахстан взял да и встал на дыбы. Шестнадцатого июня, прослышав о готовящемся решении, студенты-казахи вышли на центральную площадь Целинограда, не убоявшись властей, и от имени народа объявили решительное «Нет!» немецкой автономии на землях Казахстана. Они пригрозили, что будут выходить с протестами снова и снова — и девятнадцатого, и двадцать второго, и тридцать пятого, и триста шестьдесят шестого, если потребуется, но никаких немецких автономных административных образований у себя не допустят. Конечно, весь этот «народный протест» шит был белыми нитками: ну какие реальные студенты того времени могли безнаказанно пойти против воли самой Партии, если бы за кадром, за их спиной не действовала некая другая могучая сила? И всем было понятно, что это была за сила: республиканская партийная организация Казахстана. В результате Центральный аппарат Партии, при всем раздражении, предпочел не ссориться со своими казахскими партийными собратьями из-за каких-то там драных немцев, и вопрос был снят с повестки дня так же быстро, как и возник на ней. Собрание восемнадцатого июня не состоялось. А на следующий день, девятнадцатого, в этом щекотливом вопросе вообще поставлена была жирная точка. Это произошло на повторном митинге, устроенном на центральной площади студентами, к которым на сей раз присоединились еще и ветераны войны с орденами на груди. На митинг неожиданно, без предварительного уведомления прибыл лично Первый секретарь целиноградского обкома партии товарищ Морозов, который, томя толпу, прежде всего сделал обширный доклад о международном положении, а закончил, как бы между прочим, комментарием о якобы имевших хождение некоторое время тому назад глупых слухах про создание какой-то там немецкой автономной области на территории Казахстана. Ничего подобного нет и не предполагалось, и никаких автономий не будет, — заявил Морозов и сорвал оглушительное «Ура!» толпы. На этом вопрос был закрыт. Когда-нибудь Аугуст Бауэр, живя в Германии, размышляя об этом эпизоде в истории российских немцев, напишет в своей тетради воспоминаний:
«…И еще Запад будет упрекать СССР в отсутствии истинной демократии?! В семидесятые годы, при замшелом, гранитно-мраморно-мавзолейном Политбюро и безальтернативной коммунистической Партии, кучка казахских студентов, безвестных как степная трава с продувного бугра, свободно гнула в любую сторону железную линию Партии, задавая с Целиноградской площади, расположенной где-то между Тмутараканью и китайской границей, своей малочисленной, жидкоголосой волей политику всего огромного
