Танжер, Танжер... Город мафии, наркотиков, свободного секса и европейского декаданса на африканской земле. Крайний раз — я видел Танжер с борта снижающегося пассажирского дирижабля, как раз такого, который плывет себе в нескольких милях от нас, величаво и спокойно. Сейчас, увы — я путешествовал в куда менее комфортных условиях — на борту ударной лодки с жестким днищем, идущей со скоростью около тридцати миль в час, почти на пределе...
Соленый ветер летел в лицо. Сорочка промокла от брызг — я на всякий случай переоделся в гражданское и теперь жалел об этом. Пулеметчик на носовой спарке — ради тренировки отслеживал проносящиеся мимо яхты. Думаю, не самая лучшая идея...
Пролетели мимо марины. Дальше — грузовой порт, стационеры стоят либо пришвартованные в нем самом, либо на рейде. Военной гавани здесь нет — потому что и военного флота нет, только множество полицейских катеров, которые борются с контрабандой и торговлей наркотиками. Катера по военным меркам несерьезные — переделанные контрабандистские «сигареты», дающие до пятидесяти пяти миль на воде — но при этом из вооружения у них только ротный пулемет и крупнокалиберная снайперская винтовка, по двигателям стрелять. Как раз такая «сигарета» пристраивалась сейчас к нам, нагло пользуясь преимуществом в скорости, но опасаясь подходить ближе из-за пулеметов по бортам. Их у нас три, точнее даже четыре — спарка на носу и по одному по бортам...
Капитан-лейтенант Островский приложил ладонь ко лбу, чтобы солнце не светило, невооруженным взглядом осмотрел «сигарету».
— Отсигналим?
Я пожал плечами
— Валяй.
Островского я знал довольно давно, еще с тех времен, когда он попался мне в Лос-Анджелесе, раненый и убегающий одновременно и от полицейских, и от мексиканских и негритянских банд. Я засунул его в самолет, летящий в Империю — но ему довольно быстро удалось отплатить мне: он вывез невредимыми из САСШ Юлию и Майкла. Так получилось, что он с тех пор прибился ко мне. Североамериканцы знали его — у него была отличная подготовка, он закончил сразу два курса специальной подготовки, наш и североамериканский (североамериканцы его и подставили). Учитывая тот факт, что он был «засвечен» — в его личном деле стоял запрет на службу в подразделениях боевых пловцов. Но я пробил его прикомандирование к отдельному разведцентру под моим командованием в качестве силовой подгруппы обеспечения. То есть — если мы выйдем на генерала Тимура — именно капитан — лейтенанту Вадиму Островскому и его людям придется захватить или убить его. Плюсом было то, что служба здесь засчитывалась как участие в боевых действиях, соответственно шло утроенное жалование, и выслуга лет умножалась на два. Минусом — то что капитан-лейтенант и его люди превратились в чисто сухопутных крыс, практически не делая даже учебных погружений.
Островский — снял с автомата фонарь — прожектор (если на автомате — могли неправильно понять) и быстро отстучал — следую своим курсом. На морском языке это означало — пошли на ... .
У полицейских — не оказалось даже фонаря и человека, знающего азбуку Морзе, чтобы ответить нам. Вместо этого — они заорали требование лечь в дрейф и застопорить двигатели для досмотра...
— Ага, щаз-з-з-з... — раздраженно сказал Островский — лоцман, полный вперед. Готовность на пулеметах.
Сам он — поднял на антенне Андреевский флаг, чего мы не хотели делать, чтобы не светиться. Флаг был маленький, и судно наше было маленьким, третьего ранга — но вот флот, который мы представляли — был сильнейшим в мире...
Полицейские — связываться не решились, хотя и следовали за нами неотступно до самой Паллады...
Крейсер-авианосец Паллада был относительно пожилым кораблем. Он был построен в семьдесят седьмом году, но в две тысячи четвертом прошел полную реновацию с изменением функций. Так что его можно было считать новым кораблем.
Он был последним в серии шести систершипов, построенных в соответствии с военно-морской доктриной второй половины двадцатого века. Тогда — после двух десятилетий бурного развития авианосцев, за которое авианосцы прибавили в весе в два — три раза и превратились из средства обеспечения ПВО линкоров в самостоятельные и очень мощные ударные единицы — возник вопрос, как воевать против авианосцев. Один из асимметричных ответов — развертывание мощных подводных сил. Тем более — первые атомные подводные ракетоносцы появились в пятидесятые, а вот первые атомные лодки — охотники — как раз в конце шестидесятых. В конечном итоге: лодок-охотников во флотах стало столько, что возникла серьезная угроза для авианосцев.
Основная угроза для подводной лодки — это торпеды и глубинные бомбы. Кроме того — для обнаружения торпедной подлодки — нужны буи, большое количество акустических буев и возможно, морские мины — быстро заминировать опасный участок, чтобы преградить выход подлодки на огневой рубеж. Встала проблема и морских мин — во Второй Тихоокеанской японцы активно использовали подводные минные заградители. Мины стали для кораблей столь опасными, что стало невозможно использовать ни минные тральщики, ни минные тралы на больших кораблях — единственными средствами борьбы с современными минами стали буксируемые тяжелым вертолетом минные тралы и боевые пловцы из подводных команд разминирования. Современная война требовала наличия на борту ударной авианосной группы не менее десятка различных вертолетов, в том числе тяжелых. В то же самое время — вертолетного ангара по тем временам не было даже на некоторых крейсерах старых проектов, не говоря о фрегатах и эсминцах. К тому же — в это время были списаны последние летающие лодки — Вторая Тихоокеанская показала, что выжить в современном бою они не могут, и к тому же — на флоте не стало самолетов, которые могли бы нести и применять торпеды. Вообще не стало...
Несколько тяжелых катастроф показали опрометчивость «немедленного» решения — за счет сокращения авиагруппы тяжелого авианосца ввести в него восемь вертолетов. Да, у авианосца есть спасательные вертолеты — но это все не то. Палубная команда авианосца не могла обеспечить одновременную летную работу двух принципиально разных типов летательных аппаратов — самолета и вертолета — с палубы авианосца, для базирования восьми тяжелых вертолетов Сикорского, способных нести четыре торпеды, а не одну как вертолет других флотов потребовалось слишком сильно сократить боевые возможности ударного авиакрыла авианосца. Получился этакий недо-авианосец и недо- вертолетоносец. Вертолет требовал своих запчастей, своего запаса топлива, несовместимого с реактивным. Летный штаб авианосца — тоже оказался не в состоянии обеспечить управление одновременно и вертолетными и самолетными вылетами. В итоге — ситуация зашла в тупик.
У морской пехоты были самостоятельно построенные корабли, на которых базировались вертолеты — но флот счел их недостаточно мореходными, не способными поддерживать ход авианосного ордера в течение длительного времени. В итоге — шесть крейсеров — три уже построенных и три заложенных — перестроили в специализированные легкие вертолетоносцы. По расчетам — для обеспечения надежной противолодочной защиты авианосного ордера — требовалось не менее четырех работающих вертолетов Сикорского. Новый крейсер-авианосец нес десять, из них четыре могли работать, шесть — ремонтироваться, дозаправляться и быть в резерве. Таких крейсеров — авианосцев построили шесть — по числу существовавших на то время авианосных ордеров.
В девяностые годы — эта проблема была решена по-другому. Авианосцы крайнего проекта — изначально были спроектированы под восемь вертолетов противолодочной борьбы. Крейсера дальней океанской зоны в качестве обязательного требования должны были иметь ангар на три средних или два тяжелых вертолета, фрегаты — на два средних или один тяжелый, эсминцы— на один средний. Современные системы связи и управления с использованием боевого интернета — позволили-таки штабу авианосца управлять и вертолетами и самолетами одновременно. То есть — ударная авианосная группа нового проекта оказалась способна сама обеспечить свою противолодочную и противоминную оборону, без использования специализированного корабля.
Крейсеры — вертолетоносцы хотели списать — но передумали. Все они прошли модернизацию и стали использоваться как специализированные корабли — стационеры. Вместо десяти противолодочных вертолетов — на них стали базироваться два тяжелых вертолета Сикорский-80 для высадки морской пехоты
