ковки и индивидуальной работы ствол, по сути, от болтовой винтовки, на котором закреплен украинский же глушитель звука выстрела. Точнее, не глушитель, а ПСУЗВ, прибор снижения уровня звука выстрела. На Украине в свое время сделали гениальный ход, признав то, что снижает уровень звука выстрела менее чем на двадцать децибел, «не глушителями» и разрешив это покупать обычным охотникам и любителям оружия. В итоге – за несколько лет Украина стала производителем лучших глушителей на постсоветском пространстве, освоив самые современные технологии. Этот ПСУЗВ глушил, конечно же, больше, чем предписано законом, но при этом почти не влиял на СТП, не требуя повторной пристрелки…
Сейчас Кузьма лежал на здании, относящемся к старой «дистанции пути», высокое здание, с которого управляют сортировкой вагонов на путях. Моджахеды были совсем рядом, под крышей и вокруг здания. И судя по всему, они были весьма недовольны состоянием личного состава…
Разборка была в самом разгаре.
– Шайтан вах кале! Где ты брал! Где ты брал?!
– Аллахом клянусь, мы у одного и того же всегда берем, да?
– У меня двое уже к Аллаху отправились, а остальные все плохо лежат, да? Ты идиот?!
– Аллахом клянусь, где обычно брали. Деньга заплатили русский, да?
– Ми тоже пили…
– И чего?
– Да ничего…
– Шайтан, да ты столько пьешь, что скоро уже как русист будешь…
– Вах, зачем так говоришь…
Ловушка была простой, даже бесхитростной. В две трети пузырей, которые продали душне в этот раз, для аромата добавили метилового спирта. Его невозможно определить без лаборатории, но глотка хватит, чтобы ослепнуть. Прецеденты были – количество жертв такого «спиртного» в России, наверное, уже в миллионы можно оценивать. Дозу выбрали такую, чтобы с ходу не передохли, как тараканы, но чтобы вдарило крепко. Даже зло может один раз послужить добру.
– Где этот шайтан? Я ему этот шайтан-коньяк глотка забью.
– Недоступен…
– Звони… сын свиньи!
– Вах!
– Ваха, вац…[98] зачем так говоришь, – в разговор вступает еще кто- то, – я тебе говорил, водка харам, Аллах накажет…
– Какой к свиньям харам, это русисты талу[99] подсунули! Я их мама е…! Я их рэзать буду! Галава атрэжу…
Снайпер на крыше подает условный знак, и второй номер, наводчик и специалист прикрытия, достает две гранаты РГО. В отличие от старых, Ф1 и РГД-5 срабатывают при ударе об землю, и укрыться от них невозможно…
Рельсы едва слышно загудели, прогибаясь под тяжестью стальной змеи. Локомотив тащил за собой десяток некогда «цивильных» серебристо-красных вагонов. Ижевск – Екатеринбург… он по- прежнему ходил через Агрыз. Была договоренность…
Поезд шел неспешно. Было слышно, как стучат стрелки…
– Точка один… – ровным, каким-то мороженым голосом сказал Сбоев.
Поезд делал резкий поворот по широкой дуге, проходя горкой. Были видны занавески на вагонах, открытые в двух местах тамбуры…
Загремела сталь.
– Точка два…
Поезд подходил к станции, сбавляя ход. Поезд Ижевск – Екатеринбург на станции Агрыз делает резкий поворот, в то время как московский просто идет дальше…
– Ведут на первый путь…
Агрызский вокзал построен у насыпи, довольно крутой. От поездов пассажирская платформа идет не к первому, а ко второму этажу вокзала.
– Отсчет.
Снайпер подтолкнул вкатанный в тугой рулон коврик и положил на него цевье винтовки.
– Десять… девять…
Поезд замедляет ход, начинает ощутимо тормозить.
– Шесть… пять…
На путях – там, где раньше бабки продавали семечки и снедь, – вооруженные боевики в наскоро переделанной полицейской форме. Упаси господь, это не грабители, это таможенники…
– Три… два…
Самый опасный – стоящий у путей «Тигр» и бандит за пулеметом в люке.
– Ноль!
Бандит в люке дергается и начинает сползать вниз, золотистая гильза катится по крыше, через секунду к ней присоединяется вторая.
Ахмед был не просто бандитом. Он был таможенником, это тебе не просто так.
Он был обычным татарским парнем, таким же, как и все. Не лучше и не хуже. Родился в селе, поскольку особо идти некуда, механизатором в селе оставаться не хочется, путь один – в милицию. В Ижевске закончил школу милиции, стал полицейским… теперь уже это так называлось. Переаттестацию прошел, занеся начальнику пятьдесят тысяч. Брал он не больше и не меньше, чем все остальные, – брал, но без фанатизма, и не наглел. В таком маленьком национальном городе, как Агрыз, нагло брать невозможно, здесь все всех знают, и, беря нагло, ты противопоставляешь себя не конкретному лавочнику, а всей общине. С тех, кто просто торгует жратвой, брал по-божески, с бабушек-дедушек и вовсе не брал, имел совесть. Брал с тех, кто торгует самогоном, содержит подпольные игровые залы, поставил автоматы для «лото» – это так называется и отличается от обычного игрового автомата только тем, что внутри сидит бабушка и внуку носки вяжет, и кнопку нажимает, когда деньга падает. Еще немного брал с торговцев, которые предлагали свой товар пассажирам проезжающих поездов. Зарплата в последние годы была хорошая, даже больше, чем деньги от взяток, но он все равно брал, просто потому что все так делали, делают и будут делать.
Когда объявляли независимость, его не спросили, как и никого в Агрызе не спросили. Если бы спросили, весь Агрыз был бы против, ну какая ко всем чертям независимость, если Казань далеко, а Ижевск совсем рядом, Малая Пурга и вовсе в шаговой доступности. Какая к шайтану независимость, какая граница – весь город от станции живет. А насчет ислама… так тут вообще особо ревностных правоверных и не было никогда.
Но – не поднялись. Смирились. Не выступили против. В какой-то момент даже поддержали. Протрезвление уже наступило, когда на окраине громыхал бой, огрызаясь, отступали из Удмуртии молодые отморозки, а с обеих сторон громыхали пулеметами бэтээры и выли мины. Впрочем, оружия для действительно серьезной войны оказалось мало как у одной, так и у другой стороны, и ночным боем на окраине так все и закончилось. Удмурты поставили в Малой Пурге гарнизон, а рядом с дорогой возник стихийный черный рынок…
Деваться ему было особо некуда – в Россию бежать боязно, здесь тоже боязно, все-таки исламисты полицию очень не любили. Спасло то, что власть в Казани тогда взяли довольно умеренные люди и начали лихорадочными темпами строить национальное государство со всеми его атрибутами. Потребовалась таможня, и Ахмед стал начальником этой самой таможни. Он не знал, почему.
Поток грузов через станцию упал на порядок, мало стало и пассажиров. Власть колебалась между наскоро избранным меджлисом и пришедшими в город бандами, в которых были и чеченцы, и дагестанцы, и украинцы, и ингуши, и кого только в этих бандах не было. У них был свой орган власти – Шура амиров. Взаимоотношения городского меджлиса и Шуры сводились к тому, что оба этих органа старались не замечать друг друга, но получалось это у них плохо.
Пришедшие бандиты стали навязывать свои порядки. Приказали закрыть школу и открыть медресе. Пришли, послушали местного муллу и сказали, что он бидаатчик, и пообещали привезти своего, но так и не привезли: в итоге дети нигде не учились, ни в школе, ни в медресе. Сломали телепередатчик, сказали, что
