На белом мраморе страничек Я в ночь раскладываю их. И всё, чем Русь дурачил Киев, Чем в Азию Египет ныл… Ах, эти праздники людские Для нас давно отменены. И не люблю я эти звоны, Любима ты, свирель пера. Страница в час святой, бессонный Моя маца и просфора.
178
Всю ночь не молкнет звезд набат. Луна, как воротник Медичи. И где-то женщины визжат, И муж бульварный ищет дичи. Ни жен голодных не щадят, Ни детской юбочки короткой. А фонарей на площадях Просвечивают подбородки И мелом там луна в затишьи, Благословляя с высоты, На стенах и на спинах пишет Свои бездушные кресты.
179
День, ты теперь не рабоч, Прячь под зарю свое рыло. Ночь беспощадная, ночь Пасть золотую раскрыла. Окна полны, как бокалы, Желтою кровью полны. Лезьте из пальцев усталых, Цепкие черти луны. Буквы – хвосты да рога, Образов черные кости. Ну, и чтоб мир поругал, Правду в зрачки его бросьте.
180
Зари настойкой сумрак лечит От боли, песни и тоски. На ветках золотых предплечий Созрели тяжко кулаки. Свинцом упасть как можно ниже И вылиться, как динамит… В гареме каменном, в Париже Богиня снежная горит. Бокалы налитые бедер. Метелью тела ввысь бокал… Эй, губы срама, что ж не пьете? Вулканы-груди – молока! На тротуар!.. В дыму окраин Эрекции фабричных труб. Была б она – ее бы Каин Собой облил, – не кровью труп.
