Оно, казалось, сидело там прочно. Ощущение усталости вытеснило все остальные чувства, придавило, расслабило и овладело им навсегда. Он не слышал одобрительные слова взрослых, их радость по поводу хорошей погоды. Не слышал он тишину и редкие шумы цирка. Его поддерживала только надежда, что вот- вот покажется палатка.
Вместо палатки, они подошли к началу длинной обледенелой веревки и после короткого приготовления стали по ней подниматься. В этот раз первым шел дядя Павел, за ним Андрей и Саша, которого буквально подпирал отец. Руки отца удерживали Сашу в равновесии, подталкивали, когда не хватало сил вытянуть себя наверх. Они делали это твердо, своевременно и ненавязчиво. Саша чувствовал себя в безопасности и не задумываясь выполнял все указания. Куда поставить ногу, как браться за зажим, где прятать голову на остановках.
В конце третьей веревки они поднялись на небольшое скальное плечо, там Саша впервые обратил внимание на ослепительное великолепие дня. Он сидел спиной к склону, упершись в холодную скалу. Позади где-то журчала вода, высокое солнце нагрело одежду и открытые участки лица, которые в то же время чувствовали движение холодного воздуха. Веревка уходила вправо и вверх. Они ждали, пока дядя Павел и Андрей подадут знак двигаться. Мальчик задремал.
Ему слышался тихий голос мамы. Саша… Он доносился откуда-то из ослепительной яркости дня. Приятный и успокаивающий. Где она?
– Сынок, очнись. Как ты себя чувствуешь?
Саша проснулся и увидел перед собой прищуренные глаза отца. Затем свое отражение в его поднятых на лоб очках.
– Хорошо, – Саша почувствовал улыбку на лице.
Лицо отца тоже изменила улыбка.
– Голова не болит?
– Нет.
– Молодец. Еще немного осталось. Вставай, нужно идти, сынок.
Они пристегнулись к веревке и вышли из-за перегиба. В лица задул сильный холодный ветер и сразу дал знать о себе каждой клетке тела мальчика. Его отец отметил необычную слабость ветра и вглядывался в снежные флаги гребня. Дует, там всегда дует. Он снова обратил все внимание на Сашу. Мальчик старался изо всех своих сил. Дмитрий удивлялся сыну с теплой гордостью. Идет, молодец, неплохо идет. Поднялись уже хорошо, доберемся до палатки с божьей помощью. Смотри, как уверенно ступает ногами, держит равновесие. Мой сын. Может, не придется его нести на себе. На стене придется.
Во второй половине дня, после бесчисленных «еще немного», Саша наконец увидел палатку. Она открылась совершенно неожиданно среди однообразного, тянущегося в бесконечность рельефа. Он уже был готов к тому, что этот рельеф придется преодолеть весь сегодня. Палатка стояла под прикрытием скального выступа и притягивала своим комфортом. Андрей был внутри, дядя Павел распоряжался горелкой у входа. От горелки несло теплом. Сашу немедленно приняли внутрь. Дядя Павел помог ему освободиться от ботинок и каски. Он лег рядом с Андреем, прикрытый пуховым спальником, и закрыл глаза.
Его разбудили поесть и попить чаю. Солнце осветило бок палатки ярко-красным светом. Взрослые обсуждали великолепие заката, но уговорить Сашу выглянуть наружу им не удалось. Закончив с едой, он сразу заснул, заботливо укрытый со всех сторон.
Саша проснулся от шума и толчков. В палатке было светло, шумела горелка. Он сразу вспомнил, что отец и дядя Павел собираются уходить. Увидев, что он проснулся, отец улыбнулся и спросил ставшее привычным:
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
Он радовался тому, что больше от него не требовалось никаких слов. Ему было трудно говорить. Когда взрослые обсуждали план внизу, он надеялся, что сможет уговорить отца взять его с собой на второй день. Он не хотел сидеть в палатке. Он хотел наверх. Теперь он почти забыл об этом и молча наблюдал за сборами. Дядя Павел раскрыл вход палатки и вышел наружу. Мелькнул кусок чистого голубого неба. Холодный воздух достиг лица Саши и напомнил о негостеприимности горного утра. Которое может смягчить только появление сильного горного солнца. Солнце ожидалось.
Саша поднялся и сел, чтобы взять в руку предложенную ему чашку горячего чая, и почувствовал боль в ногах и руках. Он невольно поморщился.
– Ноги болят?
– И руки.
– Это хорошо. Хорошая усталость. Сегодня отдыхайте, а завтра я приду, и мы спустимся вниз, – дядя Павел забрался обратно в палатку. – На улице отличная погода.
Лицо дяди Павла изменилось с тех пор, как они приехали сюда. Саша чувствовал, что ему можно доверять в горах так же, как и отцу. Он стал наравне с отцом. Его веселые глаза и шутки освещали палатку. Саша радостно замечал быструю улыбку на лице отца.
Завтрак и приготовления закончились. Отец с Андреем еще проверили рации. Андрей аккуратно положил свою в карман палатки.
– От палатки ни шагу, – повторил отец. Надо будет сходить по-маленькому или по-большому – скажи Андрею. Там есть веревка, пристегнешься и отойдешь в сторону. Ни в коем случае не отстегивайся. Следи! – отец повернулся к Андрею. – Сам тоже от палатки ни-ни. Отдыхайте, днем сварите кашу и пейте много воды. Не жалейте газ.
Андрей молча кивал головой. За них беспокоиться было не нужно, они проспят весь день. Отец надел ботинки и вылез из палатки. Братья неохотно высунули следом свои головы. Дядя Павел поднимался по широкому снежному полю. Снег заскрипел под ногами начавшего движение отца. Вскоре обе фигуры с большими рюкзаками исчезли за скальным выступом. Андрей засунул голову обратно внутрь, Саша продолжал смотреть вверх, пока не стало совсем холодно. Отец говорил, что их не будет видно на маршруте. Братья закутались обратно в спальники и заснули.
Наружу вышли первый раз по нужде. Сначала Андрей, потом Саша. Андрей долго проверял, как брат надел обвязку, и наконец выпустил его. Саша встал во весь рост и пристегнулся к веревке. Конец веревки был закреплен в десяти метрах за освещенный ярким солнцем большой камень. Саша сделал несколько шагов и оказался сам под слепящим светом. Одежда и тело жадно впитывали тепло. Он повернул лицо к солнцу и закрыл глаза. Его пошатывало в холодном воздухе, он взялся рукой за веревку.
Мир уже давно проснулся. Вдали по верхушкам больших гребней стелились облака с редкими темными пятнами. Внизу блестел ледник. Парили две молчаливые черные птицы. Тишина и свет заполнили все вокруг. Дойдя до камня, Саша повернулся лицом к долине, освободил свое хозяйство и выпустил первую горячую струю в воздух, радуясь ощущению легкости и свободы. И манящего одиночества. Теплые струи образовывали желтые бороздки на снегу. Рядом с другими, замерзшими. Он рассматривал их. Их следы стали неотъемлемой частью окружения. Как камни, солнце, облака. Как аккуратно пробитые отцом следы, палатка и он сам, стоящий посредине безостановочного, неустанного, бесшумного действия. Он чувствовал себя в незнакомом, но благосклонном, непонятном, но притягивающем мире, который всегда был и всегда будет открыт для него. Мир его отца, его мир. Он знал, что научится ладить с ним, научится поступать и думать с ним в согласии. Доверять ему и опасаться его, находить в нем место для себя, для своего счастья. Тихое ожидание радости и счастья наполняло его.
– Саша, ты что там – заснул? Пойдем, каша готова, – голова брата высунулась из палатки.
– Иду.
Он застегнулся и зашагал к палатке.
– Все не могут, как мы, спасаться в горах. Такой способ не для всех, только для единиц, избранных. Я говорю об обыкновенном человеке.
– Это замечательно, что не могут. Всем здесь места не хватит. Страшно подумать. Пускай трудятся внизу. Главное, что мы с тобой можем, а остальные пускай сами о себе думают. Я только не согласен со словом способ. Принижающее какое-то. Для меня это не просто способ, это мой путь в жизни, для чего я был рожден.
– Херня. Тебя родили, чтобы ты произвел на свет потомство, вырастил его и вернулся обратно в землю. Только для этого мы появляемся на свет.
– Засиделся ты внизу. Пропитался пессимизмом. Он там в воздухе.
– Знаю. Но ты все равно херню порешь. Все мы рождены для одного.
– Не согласен. Почему мы с тобой любим ходить в горы, а другие нет? Почему у нас это получается лучше, чем у других? Мы все разные. Горы не для всех, с этим ты согласен. Почему?
– Сам знаешь. Какие-нибудь генетические мутации, благоприятные для выживания в горах. Эволюционно, заметь, бесполезные, если вовсе не вредные.
– Философия у тебя вредная.
– Согласен, философию нужно менять. Знать бы на что.
– Ты знаешь на что.
– Нет, не знаю. На что? Поделись.
– Нечем мне делиться. Все внутри тебя. Нужно прислушиваться к себе, а не придумывать. Ты знаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.
– Рассуждаешь, как моя жена. В горах ты другой. Неужели и я нес раньше такое в горах? Забыл.
– Ты изменился.
– Да? Помолодел?
– Не знаю насчет помолодел. Такой же старый хрен, зарос сильней, но блеск в глазах появился и уверенность. В первые дни, я заметил, побаивался.
– Был мандраж. Боялся, что сердце вдруг лопнет. Выдержало.
По горным меркам у друзей было много свободного времени. Они поднялись ко второй палатке быстро, к двум часам дня. Отличная погода и хорошее состояние маршрута были тому причиной. Павел постарался реабилитироваться хорошей скоростью за то, что нес на половину меньше груза. Он старался как мог и чувствовал теперь огромную усталость. Не опасную и в общем приятную. Завтра ему вниз, не вверх. До утра еще половина дня и целая ночь. Они доканчивали второй котелок чая, устроившись снаружи под благодатным солнцем. Внизу было все в порядке. Андрей сварил кашу и накормил Сашу. Голоса обоих братьев звучали весело. Хороший день в
