женщина, много понимаешь. В твоем возрасте я была такая дура. Найди себе применение. Кроме материнства. Дима хороший человек. Из него можно сделать хорошего мужа. Ты должна ему помочь. Некоторые мужчины по-настоящему привязываются к женам, только когда начинают сдавать. Когда стареют. Тебе в этом не повезло.
– Иногда мне тоже так кажется. Странно выглядеть старше его, но чувствовать, что он все равно старше по годам.
– Ты еще очень молодая женщина. Не нужно об этом беспокоиться. У них есть чему поучиться, у наших мужчин. Не все женщины могут этим похвастаться. Я многому научилась от Паши. Когда-то я не могла бы так с тобой говорить. Многие мои слова и мысли от него. Я иногда специально выбрасываю на него свои мысли, чтобы он помог мне их рассортировать. Это у него лучше получается. Нам полезно учиться говорить немного на их языке.
– Я даже не знаю, с чего начать.
– Иди работать, займи себя чем-нибудь.
– Не знаю чем, просто так не хочется просиживать на работе.
– Все в твоих руках. Саша уже большой. Только тебе это нужно делать самой, не ждать помощи.
– От кого ждать помощи? Муж все время где-то, только не дома. Ему не понравится, если меня тоже не будет дома. Ему нужна домохозяйка.
– Всем им нужна домохозяйка. Они, конечно, были бы очень довольны, если бы мы хлопотали по дому и выглядели бы красивыми и счастливыми. Таких женщин больше не делают. Им нужны счастливые жены, но заниматься этим они не хотят. Это наши проблемы. Если бы мне было тридцать два года. Жаль, что я раньше так многого не понимала.
– Что бы вы сделали?
– Что бы сделала? Не знаю. Не слушай меня. Я разболталась. Послушал бы меня мой муж.
– Вы хорошо говорите. Спасибо. Они должны уже скоро позвонить. У вас телефон работает?
– Работает. Сейчас проверю. О, это, наверно, они. Алло. Паша? Привет. Как у вас дела? У нас тоже. Мы тут с Тамарой сидим, пьем чай. Да, она у меня. Как у вас погода? Хорошо. Когда вы идете на гору? Послезавтра? Сколько вы будете идти? Да, знаю. Как ты себя чувствуешь? У нас тепло. Да, тихо. Хорошо. Дай трубку Саше поговорить с мамой. Ну хорошо, целую.
Мария протянула трубку Тамаре – Саша.
Тамара разговаривала сначала с сыном, затем с мужем. Тихим, негромким голосом. Слышат ли ее на другом конце? Она говорила так, как будто ее мысли были где-то в другом месте, как будто она говорила совсем не то, что думала, не то, что хотела сказать. Как будто хотела много сказать. Марии стало жалко молодую женщину. Боже, что я ей такое наговорила. Ее сын там, ее маленький сын. Смертельно больной сын. Бледная, ей это идет. Тамара улыбалась словам Саши и словам Дмитрия. Какие они ей говорят слова? Мария хотела знать.
– Молодец! Но ты один не ходил? Правильно. Только с папой и дядей Пашей. Тебе не было холодно? Солнце? Хорошо. Я уже соскучилась по тебе. Приезжайте скорей. Да, знаю. У тебя не болит голова? Хорошо, целую тебя, сынуля.
Тамара сидела в гостях еще долго после телефонного звонка. Она разговорилась. Ей опять стало легко с Марией. Принимающей на веру ее каждое слово, улыбающейся, сочувствующей. Она вспомнила интересную Марии историю – их знакомства с Дмитрием. Это была самая правдивая и откровенная версия из тех, которыми она когда-либо делилась. Ей нравилось, как Мария хихикает совсем по-девичьи и широко раскрывает удивленные глаза. Как любопытная неопытная подружка. Тамара не чувствовала стеснения. У нее никогда не было такой подружки. Сочувствующей и циничной, простодушной и проницательной, равной. Она всегда чувствовала себя взрослее своих ровесниц. Мария – простодушная девушка в теле зрелой женщины.
Они просили за своих мужчин. Сначала молча, затем вслух. Они не были уверены, у кого они просят, но знали, что он или оно всегда здесь, всегда слушает. Они верили в силу своих мыслей и молитв, готовые к тому, что не все из них исполнятся или исполнятся не так, как они просили. Как случалось со многими их мыслями и молитвами.
Когда Тамара ушла, Мария помыла и поставила сушиться посуду, подошла к окну, вгляделась в темноту, постояла так несколько минут и занавесила окно. Пора ложиться спать. Она чувствовала усталость. Тяжелый день?
Из частной переписки
Да будет с тобой Время, Немногословный!
Меня беспокоит твое молчание. Возвращайся, пожалуйста, домой. Комиссия разрешит тебе это сделать. Необходим лишь официальный запрос. Я навел справки, не упоминая твоего имени. Меня заверили, что такие запросы не редкость и принимаются всегда благосклонно. Они очень благодарны добровольцам, как ты, и стараются относиться к вам бережно. Возвращайся, у нас появится возможность обсудить все интересные проблемы в самой подходящей обстановке. Помнишь плодотворные дискуссии за бутылкой хорошей сивы? Когда ум спешит насладиться моментом редкой ясности и свежести.
Мне кажется, что я освободился от своего недуга. Разрешаю тебе ухмылку. Знаю, мне это уже казалось неоднократно. Только одну ухмылку. Я свободный. Не могу утверждать, что счастливый. Свободный и утомленный. И серьезно, серьезно грустный. Я проживу, может, еще несколько сотен тысяч лет, миллион, но никогда со мной больше не случится ничего такого.
Возвращайся. Мне тебя не хватает.
OО.
Да будет с тобой Время, мой хороший друг!
Неожиданно у меня появилось новое развлечение. Упоминал ли я, что место для станции было выбрано не совсем удачно, несмотря на то что она находится на самой высокой точке планеты, где условия совершенно неблагоприятные для аборигенов? Они здесь не живут, но вершина находится в центре какого-то культа или ритуала. С удивляющей настойчивостью и регулярностью небольшие группы аборигенов собираются под ней и лезут на самый верх. Делается это самым примитивным способом, и, судя по всему, непростое предприятие удается далеко не всегда и не всем. Многие из них гибнут в процессе. Согласно Сурику, это относительно новое явление на планете, не существовавшее в то время, когда моя станция была установлена. Я называю ее своей, потому что до меня здесь никто не жил и, вероятней всего, никто не будет жить после меня. Мы (Сурик) оцениваем вероятность случайного контакта как незначительную, и поэтому станция продолжает оставаться на своем месте. Я подозреваю, что Комиссия скорее решит убраться с планеты совсем, чем передвинуть станцию на другое место.
Так вот, недавно появилась вдруг группа из четырех аборигенов. Сурик утверждает, что группа необычная. Один из них совсем ребенок. Кроме того, они появились в несезонное время, когда климатические условия самые неблагоприятные для такого предприятия. Никого больше в округе нет, не считая, разумеется, нас. Меня очень заинтересовало это событие. Чрезвычайное для нас, как ты можешь догадаться. Я весь в наблюдении. Не спеши смеяться над своим другом. Да, знаю – долгое одиночество. Однако есть во всем этом какая-то интрига, загадка. Цивилизация аборигенов довольно развита, им вполне по силам организация более безопасного подъема. Но это не делается, несомненно, с намерением. Они приходят сюда экипированные лишь самым необходимым для выживания. Дополнительной одеждой и простыми приспособлениями для преодоления рельефа. Они явно приходят рисковать своими жизнями. Зачем? С точки зрения углубляющегося в Вечность тисянина, это, разумеется, совершенно абсурдное занятие. Разве краткотечность их жизни не делает ее еще более ценной? Зачем мыслящему существу подвергать себя риску смерти? Риску несуществования? Я подозреваю, что ответ на этот вопрос нетривиален. В любом случае я заинтригован. Мои аборигены что-то знают. Почему с ними ребенок? Они занимают все мое внимание.
Задержка с ответом произошла не по моей вине. Несколько дней назад от Комиссии пришло распоряжение о срочной эвакуации. После чего мой почтовый ящик надолго замолчал. Я был в растерянности. Сегодня связь восстановилась, пришло твое письмо и еще одно из Комиссии, в котором мне предписывается быть готовым к эвакуации. В моем секторе объявлена тревога. Ничего больше сообщить они не посчитали нужным. Совершенно не внушающее доверие руководство. Что происходит?
Да будет с тобой Время.
Немногословный.Да будет с тобой Время, Немногословный!
Прими мои извинения за деятельность организации, в управлении которой я принимаю участие. Мне порой стыдно в этом признаться в приличном обществе. Некомпетентность нашей бюрократии проявилась во всей красе. Какие-то идиоты в панике заблокировали связь в твоем секторе, следуя совершенно древней директиве. Спешу заверить, что паника позади и ситуация под контролем.
Разрушено несколько постов в твоем секторе. Я, по правде сказать, не подозревал, что ты так далеко. Посты необитаемые, однако такого не случалось уж очень давно. Отсюда и паника. Твой сектор далеко за пределами нашего постоянного вооруженного присутствия. Туда посланы корабли. Вероятней всего, мы опять имеем дело с Новой Тисой. А это всегда довольно хлопотно. Никогда не знаешь, что ожидать от этих сумасшедших. Я не думаю, что у тебя есть в настоящее время основания для беспокойства, но если ты решишь возвратиться домой, то это, на мой взгляд, будет очень разумным решением.
Бог с ними, с аборигенами. Возможно, они не совсем нормальные представители своего вида. Если их, по твоим словам, всего лишь небольшая горстка. Подобные аномалии встречаются и среди нас. Тисяне тоже иногда рискуют своими жизнями без особых причин. Некоторые даже теряют. Большинство, разумеется, запасается своей копией, но потеря жизни все же происходит. Не берусь приравнивать это к тому, чем занимаются твои аборигены, но знаешь ли ты, что у них в головах? Возможно, что это их дорога в лучший мир, дорога избранных или что-нибудь еще в этом
