вниз.
Пришлось оставить его позади. Теперь нужно оставить позади сына. Или сына он оставляет впереди? Раздумывать было не о чем, но Дмитрий раздумывал. Сколько он весит? Килограммов семьдесят. Больше в одежде. Сбросил, наверно, пять-шесть килограммов. Может, все десять. Все равно почти в два раза тяжелее Саши. Все ли я ему сказал? Вода, снег, не выходить. И ничего не бояться, главное – ничего не бояться. Внизу Андрей. Нужно непременно сообщить ему, что Саша в пещере. Когда связь? Проклятая гора. Из палатки свяжусь. Нужно идти. Дмитрий надел на себя рюкзак. Три дня ему не протянуть. Придется спустить вниз. Саша пускай сидит в пещере. Сказать ему? Не надо. Все уже сказано. Воды хватит?
Дмитрий опять спустился к снегу и набил им рюкзак. Через пятнадцать минут выросшая в размере куча была аккуратно обложена камнями. Хватит. Дмитрий посмотрел в темноту входа в пещеру и начал спуск. Придется нести его вниз. Или смогу поднять в пещеру? Сразу оклемался бы. Только бы…
Вся жизнь на карте. Все на этой горе, любимой моей горе. Как я его оставлю? Пацан, вздумает чего. Вернуться, еще раз повторить? Не уйдет. Некуда ему идти. Он в пещере. Павел загнется. Его нужно вниз. Не хватило. Моя вина, оставил позади. Сюда его надо. Держись, Паша. Как я его там оставлю? Нужно идти.
Дмитрий ускорил шаг, сопротивляясь силам, притягивающим его к пещере. Пошатнулся камень под правой ногой, Дмитрий потерял равновесие и упал, зацепившись двумя руками за острый скальный выступ. Больно отдало в коленке. Мать твою! Он повернулся на спину и аккуратно встал. Правая ладонь кровоточила. Он пощупал коленку. Опухнет. Этого еще не хватало. Совсем расклеился, мыслитель. Вниз, нужно идти вниз спасать друга. Нечего думать, другого варианта нет. Он осторожно попробовал нагрузить ушибленную коленку и зашагал своим твердым альпинистским шагом. Его мысли обратились к Павлу. Ни за что не дам ему умереть так. Одному в палатке. Дотащу, если надо. Приближался опасный участок.
По совсем безопасным местам восходители почти не ходят. Не за этим они в горах. Если ты альпинист, то над тобой всегда что-то нависает сверху или ты сам нависаешь над чем-то крутым и глубоким. Что-то в любую минуту может помешать тебе спуститься целым и невредимым. Если цель твоя альпинистская. Но есть места, которые никто не любит и не одобряет. Места–разделители. По которым ходят одни и отказываются ходить другие. Места, где случай неотличим от закономерности. Где единственное твое оправдание и надежда – несокрушимая вера в то, что с тобой никогда ничего не случится. Дмитрий поставил ногу на полку.
Левая нога стояла на чистой скальной поверхности полочки. Боль в коленке не утихала. Этого еще не хватало. Дмитрий зацепился левой рукой и перенес вес тела на левую ногу. Пустяки, не такое бывало. Еще пять метров. Он не услышал шума падающих камней из-за ветра. Но все равно поднял голову. Шестое чувство. Их было много. Он увернулся от первого камня, но тот в последний момент ударился о скалу, полетел в сторону. Глаза не отрывались от самого большого из камней, вертящегося вокруг своей оси, как детский волчок. Большой камень, валун.
Когда валун прошел мимо полки, Дмитрия на ней уже не было. Постарались мелкие сообщники. Дмитрий оказался в воздухе вместе с лихой группой. Валун присоединился к ним. Сзади спешили другие. Они обгоняли Дмитрия, распространяя вокруг себя низкий гул. Сильно разогнавшихся осколков скал. Дмитрий гула не слышал. Они все падали в пропасть, в пятисотметровый сброс, к самому началу ледника. Дмитрий достиг ледника одним из последних и неумело покатился по крутому склону. Его подбрасывало вверх, ударяло об лед и подбрасывало снова. Человеческое тело не приспособлено для таких упражнений. Нет в его движениях ни грации, ни красоты. Дмитрий задержался в большом снежном конусе, один, оставленный далеко позади продолжающими лихой спуск камнями. Несколько секунд гора смотрела на распластанное тело на белом теле конуса. Нет, не так. Неподходящее это место. Тело медленно пришло в движение, покатилось и упало в первую большую трещину на пути. К этому времени камни уже остановились на широких снежных полях.
Тело Дмитрия застряло в пятидесяти метрах ниже поверхности ледника. Оно прибыло на свое постоянное место. И без промедления начало принимать температуру льда. Это делалось уже без участия и желания Дмитрия, но он не возражал бы против такого для себя места. Хорошее место. Он только корил бы себя за то, что оставил одних сына и друга.
Павел ждал Дмитрия. Ждал, когда вход палатки зашевелится и в нем появится родное лицо. Вход постоянно шевелился, но снаружи был только ветер.
Он не верил, что Дмитрий сможет его спасти. Спасти его может только чудо. Павел не верил в чудеса. Даже теперь. Тем более теперь. Но он все равно ждал друга. Ждал потому, что Дмитрий не мог не прийти. Он обязательно придет. По-другому не может быть.
Он должен поторапливаться. Он знает, сколько мне осталось. Сколько осталось человеку, который не чувствует своих ног. В непогоду, почти на вершине очень высокой горы. Когда на помощь ему может прийти только один человек. Самый надежный, самый неразрушимый в мире человек. Но всего лишь один.
В палатке темнее? Неужели день заканчивается? Трудно понять без солнца. Жаль, что оно закрыто. Дима должен быть в пещере. Они с Сашей давно в пещере. Почему его нет? Сколько времени? Часы в кармане палатки, там, где рация. Подвинуться поближе и протянуть руку.
Попробовать встать на ноги? Как им приказать, если не чувствуешь их? Прервалась где-то связь. Так говорил бедолага, которого они оставили в палатке тогда. Им нужно было спасаться самим. Здоровый был мужик, больше двух метров, тяжелый. Таким нельзя ходить в горы – они позже поделились мнениями. Когда все было кончено. Им нужно было вниз, пока сами стояли на ногах. Они бы его не оставили, но он должен был передвигаться на своих ногах. Прервалась где-то связь. Они с Димой знали, что посидят еще немного, отдохнут и пойдут вниз. Подбодрят и уйдут. Он охотно откликался на подбадривание. Помогал. Через два дня за ним пришла спасательная группа. Завалили камнями до лучших времен. Когда здесь расцветет тропический лес. Хороший был мужик, стоящий. Был бы поменьше и полегче – может, спасли бы.
С ним ничего не случается в горах. Теперь просто не может случиться. Он с сыном. Должен думать о сыне. Да, темнеет. Может, завтра придет.
Павел не чувствовал ни боли, ни неудобства. Если бы болело, было бы лучше. Можно было бы перебороть, встать и пойти. Но как перебороть, если связь прервана? Так он и сказал: связь прервана.
Увидеть родное лицо. Где там мое солнышко? Справится, со всем справится. Вот как получилось. Где же он? Пожать руку, послать напоследок. Что его держит? Что-то держит. Сын. Все правильно. Хороший сын. Сына нужно беречь во что бы то ни стало. Куда-то мой делся. Пришел бы сейчас спасать отца. Обязательно бы пришел.
Умереть в горах. Какая разница, где умереть? Умереть без сожалений. Быстро. Пусть это живых беспокоит. Я еще живой. Неужели все? Конец? Наверно, можно было лучше распорядиться. Или хуже. Все равно, как умирать. Вера нужна живым. Они этого еще не знают. Нам все равно.
Не просунул руку дальше, не коснулся ладонью груди. Очень хотелось. Что там у нее было? Очень тугое. Побоялся сделать больно. Просто побоялся. Дурак. Сидела тихо, как мышь. Разочаровал. Дурак.
Поговорить с Андреем? Когда связь? Часы в кармане. Потерял связь с руками. Были в порядке утром. Нужно было достать тогда. Осталось только потерять связь с головой. Горы помогают. Помогают. Помнишь: главное – ничего не бояться. Я не боюсь, ничего не боюсь.
Завалит камнями. Придется вырубать во льду, места на площадке нет. Все сделают как надо. Спустятся с пацаном и все сделают. До тропического леса. Сколько они там будут сидеть? Два, три дня. Сколько надо. А я не дошел. Чуть-чуть, два часа хода. Его два часа, мои все четыре. Спуститься за час. Еще не поздно, еще есть время.
В ослабевшей голове Павла утихали последние мысли. Он закрыл глаза и не заметил этого. Они закрылись в последний раз. Он ушел раньше отказавшего тела. Ушел без сожаления, без надежды, без страха. Просто ушел. Отстукивало последние стуки сердце, шевелил волосы ноздрей холодный воздух.
Из частной переписки
Да будет с тобой Время, мой хороший друг!
Я на пути домой. Через два дня мы прибываем на Тихую планету, а оттуда рукой подать до Тисы. Скорей бы! Я надеялся сберечь свой рассказ до встречи, это самая главная причина моего молчания. Но сегодня утром в который раз проснулся с тяжелым чувством. Не могу больше терпеть. Приготовься к длинному и бессвязному повествованию. Боюсь, что оно растревожит тебя. Боюсь, что оно не только растревожит тебя. Но молчание выше моих сил. Я не уверен, предоставится ли мне возможность рассказать тебе все лично. К тому же сегодня я обнаружил, что по-прежнему могу пользоваться своим служебным каналом связи, которому можно доверить то, что неразумно доверить публичному.
Так много произошло со времени моего последнего письма. Впрочем, не так много событий, но каких. Моя станция уничтожена. Все вплоть до самого простого оборудования. Включая Сурика. Мои истеричные возражения не возымели на капитана никакого действия. Я не подозревал о таком паническом страхе. Просто паранойя. Лишь один только факт, не установленный к тому же с достоверностью, что к Сурику, возможно, прикоснулась рука НТ, сделал его в глазах этих идиотов зараженным смертельной неизлечимой болезнью. Они ничего не хотели слушать о том, чтобы отключить Сурика и взять с собой для расследования. Не знаю, какие приказания были даны капитану, но он выглядел
