столик с разными видами мяса. — Слева лежит соевое мясо, а справа обычное. Не перепутайте.
Айвен открыл рот, чтобы возразить, но она подняла вверх палец и продолжала:
— Затем, после того как они возьмут булочки, они перейдут за салатами сюда. Пожалуйста, обратите внимание на то, что соусы для гамбургеров стоят вот здесь.
Айвен взял оливку, и Элизабет шлепнула его по руке, заставив бросить ее обратно в миску. Она все говорила и говорила:
— Десерты находятся вон там, чай и кофе тут, органическое молоко в левом кувшине, а обычное — в правом, туалет только через дверь и налево, я не хочу, чтобы они бродили по дому, хорошо?
Айвен кивнул.
— Вопросы есть?
— Только один. — Он схватил оливку и засунул себе в рот до того, как Элизабет успела ее выхватить. — Зачем вы мне все это рассказываете?
Элизабет подняла глаза к небу.
— Потому что, — она вытерла вспотевшие руки о салфетку, — я еще никогда не выполняла роль хозяйки, а поскольку вы меня в это втянули, мне нужна ваша помощь.
Айвен рассмеялся:
— Элизабет, у вас все получится, но если я займусь барбекю, это определенно не поможет делу.
— Почему? В Яизатнафе вы не устраиваете барбекю? — язвительно спросила она.
Айвен оставил ее комментарий без внимания.
— Послушайте, мне кажется, сегодня вам не нужны правила и расписание. Просто позвольте людям делать то, что им нравится: бродить по саду, общаться друг с другом и самим выбирать себе еду. Какая разница, если они начнут с яблочного пирога?
Элизабет выглядела шокированной.
— Начать с яблочного пирога? — затараторила она. — Но он стоит на другом конце стола. Нет, Айвен, вы должны им показать, где очередь начинается и где кончается. У меня не будет на это времени. — Она кинулась на кухню. — Пап, надеюсь, ты там еще не съел все коктейльные сосиски? — крикнула она.
— Папа? — У Айвена расширились глаза. — Он здесь?
— Да. — Она закатила глаза, но Айвен понимал, что это не признак недовольства. — Хорошо, что вас тут не было последние несколько дней, а то я с головой увязла в семейных тайнах, слезах, разрывах и воссоединениях. Но мы на верном пути. — Она на секунду расслабилась и улыбнулась Айвену.
Прозвенел дверной звонок, и она вздрогнула, в ее глазах мелькнула паника.
— Элизабет, расслабьтесь! — засмеялся Айвен.
— Обойдите дом сбоку! — крикнула она гостю.
— Перед тем как они все придут, я бы хотел вручить вам подарок, — сказал Айвен, вынимая руку из-за спины, где он ее все это время держал. Он протянул ей большой красный зонт, и она в недоумении наморщила лоб. — Это для того, чтобы защитить вас от дождя, — мягко объяснил Айвен. — Полагаю, он бы вам пригодился той ночью.
Лоб Элизабет разгладился, когда к ней пришло понимание.
— Вы очень заботливы. — Она обняла его, а затем внезапно резко подняла голову: — Но как вы узнали про ту ночь?
У калитки появился Бенджамин с букетом цветов и бутылкой вина.
— Элизабет, с днем рождения.
Она обернулась, и щеки у нее порозовели. Она не видела его с того дня на строительной площадке, когда Айвен большими красными буквами написал на стене, что она его любит.
— Спасибо, — ответила она, подходя к нему.
Он протянул ей подарки, и она не знала, каких взять, потому что в руке у нее был зонт. Бенджамин заметил его и засмеялся:
— Не думаю, что это вам сегодня понадобится.
— А, это. — Элизабет покраснела еще сильнее. — Это подарок Айвена.
Бенджамин поднял бровь.
— Правда? Он у вас без дела не сидит, не так ли? Я начинаю думать, что между вами что-то есть.
Элизабет не дала своей улыбке дрогнуть. По крайне мере, она надеялась на это.
— Кстати, он где-то здесь, может быть, я смогу наконец-то представить вас друг другу. — Она обвела глазами сад, не понимая, почему Бенджамин считает ее такой забавной.
— Айвен! — Я слышал, как Элизабет зовет меня по имени.
— Да, — ответил я, не поднимая головы и помогая Люку надеть праздничный колпак.
— Айвен! — снова позвала она.
— Да-а, — нетерпеливо сказал я, поднимаясь на ноги и глядя на нее. Ее глаза скользнули по мне, и она продолжила оглядывать сад.
Мое сердце остановилось, клянусь, я это почувствовал.
Я сделал несколько глубоких вдохов и постарался не паниковать.
— Элизабет! — позвал я, мой голос был таким далеким и дрожащим, что я сам с трудом узнал его.
Она не обернулась.
— Не знаю, куда он исчез. Минуту назад был здесь. — Ее голос звучал сердито. — Он должен был заняться барбекю.
Бенджамин снова засмеялся:
— Как это на него похоже! Что ж, это хитроумный способ попросить меня, но я с удовольствием займусь барбекю, никаких проблем.
Элизабет в замешательстве посмотрела на него, погруженная в свои мысли.
— Вот и хорошо, просто замечательно, спасибо. — Она продолжала озираться. Я смотрел, как Бенджамин надевает через голову фартук, а Элизабет все ему объясняет. Я наблюдал со стороны, не являясь больше частью общей картины. Начали собираться гости, и, когда сад заполнился людьми, когда шум усилился, голоса и смех стали громче, а запах еды сильнее, я почувствовал головокружение. Я видел, как Элизабет пытается заставить Джо попробовать один из видов ее любимого кофе, а все наблюдают за этим и смеются; я видел, как Элизабет и Бенджамин склонили друг к другу головы, как будто у них был общий секрет, и затем засмеялись; я видел, как отец Элизабет, стоя в конце сада с тростью из терна в одной руке и чашкой с блюдцем в другой, тоскливо смотрит на холмы и ждет возвращения своей младшей дочери; я видел, как миссис Брэкен и ее подруги, стоя у столика с десертами, тайком берут еще по одному куску торта, когда думают, что на них никто не смотрит.
Но я смотрел на них и все видел.
Я чувствовал себя посетителем музея. Стоял перед картиной, на которой изображено множество людей, и пытался понять ее смысл, пребывая от нее в безумном восторге и желая попасть туда и стать ее частью. Меня все дальше и дальше оттесняли к задней части сада. Голова кружилась все больше, а колени совсем ослабели.
Я видел, как Люк с помощью Поппи выносит праздничный торт и первым начинает петь «Нарру birthday», а Элизабет краснеет от удивления и смущения. Я видел, как она оглядывается, ища меня, и не находит, как она закрывает глаза, загадывает желание и задувает свечи, будто маленькая девочка, которая так и не отпраздновала свой двенадцатый день рождения и наверстывает это сейчас. Я вспомнил слова Опал о том, что у меня никогда не будет дня рождения, что я никогда не постарею, в то время как у Элизабет он был и будет в этот день каждый год. Собравшиеся заулыбались и радостно закричали, когда она задула свечи, но для меня свечи воплощали быстротечность времени, и, погасив эти танцующие огоньки, она погасила крошечный лучик надежды, остававшийся у меня внутри. Они олицетворяли невозможность быть с Элизабет всегда, и это ранило меня в самое сердце. Радостная толпа веселилась, а я горевал и не мог ничего с собой поделать, осознав острее, чем когда-либо прежде, что с каждой проходящей минутой она становится старше. Я просто почувствовал это.
— Айвен, — Элизабет схватила меня сзади, — где вы были все это время? Я вас везде искала!
Я так удивился, что она меня увидела, что почти онемел.
— Я тут был весь день, — слабым голосом сказал я, наслаждаясь каждой секундой, когда ее карие глаза смотрели на меня.
— Нет, не были! Я проходила здесь раз пять, и вас тут не было. С вами все в порядке? — Она выглядела обеспокоенной. — Вы очень бледный. — Она потрогала мой лоб. — Вы ели?
Я покачал головой.
— Я только что подогрела пиццу, давайте я принесу вам кусочек, хорошо? Какую вы хотите?
— Мне, пожалуйста, с оливками. Оливки я люблю больше всего на свете.
Она прищурилась и с любопытством посмотрела на меня. Затем медленно сказала:
— Хорошо, сейчас принесу, но не надо больше исчезать. Тут есть люди, с которыми я хочу вас познакомить, хорошо?
Я кивнул.
Через несколько секунд она прибежала с огромным куском пиццы. Он восхитительно пах, и у меня потекли слюнки, а я даже не замечал, что голоден. Я протянул руку, чтобы взять у нее этот соблазнительный кусок, но ее карие глаза потемнели, на лице появилось обиженное выражение, и она отвела руку с тарелкой.
— Черт побери, Айвен, куда вы опять пропали? — пробормотала она, обводя глазами сад.
Ноги у меня подкосились, я больше не мог находиться в вертикальном положении и просто опустился на траву, прислонившись спиной к стене дома и упершись локтями в колени.
Я услышал тихий шепот, почувствовал теплое дыхание Люка, от которого пахло сладостями.
— Это происходит, да?
Я смог только кивнуть.
Наступил момент, когда веселье заканчивается. И эта часть моей работы у меня далеко не самая любимая.
