— Ничего не знаю, — пожал плечами лавочник, — никто вас не неволил. Вы продали — я купил.
— Ну… Тогда продайте мне его обратно… — Есеня протянул три золотых.
— Посмотри. Я и цену на него специально повесил, чтоб голодранцы лишний раз не спрашивали, — лавочник кивнул на клинки.
Есеня посмотрел и разинул рот. На ноже висела табличка: «12 з». Есеня не поверил глазам и на всякий случай переспросил:
— Это… это сколько?
— Читать не умеешь? Нож — двенадцать, а сабля — двадцать.
— З… золотых?
— Нет, медяков! — лавочник рассмеялся.
Есеня вспомнил, что говорил Жидята. Любой благородный господин купит такой нож за десять золотых и будет доволен сделкой! Он тогда не поверил, а теперь… Да лавочник их просто обманул! Ну почему они не дождались Полоза! Впрочем, Полоз, наверное, тоже не знал, сколько это может стоить.
— Скажите, а точно такой булат называют харалуг? — спросил он. Ладно. Можно сделать еще один, и с Колываном, и со старым кузнецом. Ничего страшного, еще пять дней подождать можно.
— Ну что я врать тебе буду? — хмыкнул лавочник, — харалуг, харалуг. Это значит — черный цветок. Когда-то у нас делали похожий на него сварной булат, но он был только похож. А этот — литой. Иди прочь отсюда.
— А можно мне его только на минутку обратно взять, а потом отдать?
— Нет. Дорогая вещь. Много вас шляется. Иди отсюда, сказал.
Есеня повернулся и собирался уйти, как вдруг дверь распахнулась так широко, что ударилась об стену, едва не стукнув Есеню в лоб: в лавку ввалился Полоз с двумя котомками за плечом. Он тяжело дышал и был бледным, но Есеня как-то не сразу обратил на это внимание.
— Полоз! Полоз, слушай, что я узнал!
— Жмуренок! Наконец-то! — Полоз посмотрел на лавочника и осторожно прикрыл дверь, — слышал я, сколько вы денег заработали, Колывана встретил.
— Посмотри! — Есеня мотнул головой в сторону ножа и сабли.
— Ого! Обманул, значит, пацанов? — хмыкнул верховод, разглядывая лавочника.
— Но-но, — лавочник потянулся рукой к колокольчику.
— Нам некогда, — улыбнулся ему Полоз, — а то бы меня твой вышибала не напугал. Жмуренок, идем быстрей.
— Что-то случилось?
— Да. Мы уезжаем, — он первым вышел за дверь, огляделся по сторонам, и только потом потянул за собой Есеню, — сумерки. Скорей бы стемнело.
— Да что случилось-то?
— Я только что видел портрет работы большого художника Избора. Твой портрет. И висит он на трех базарах, в порту и на главной площади. Очень похоже, между прочим.
— Ничего не понял…
— А под портретом — надпись. Тот, кто приведет этого юношу в сторожевую башню, получит двадцать золотых. Двадцать, Жмуренок! И, если захочет, сможет стать счастливым обладателем сабли из «алмазного» булата! А тому, кто укажет его местонахождение страже, дадут немного меньше — пять золотых. Сейчас половина Урда ищет тебя по всему городу! А вторая половина надеется тебя встретить и всматривается во встречные лица.
Полоз неожиданно остановился, и одна котомка медленно сползла у него с плеча.
— Полоз! Ты чего? Тебе плохо?
— Сейчас пройдет. Дай снежку пожевать…
Есеня поискал глазами хотя бы один клочок чистого снега, и нашел его возле самого забора.
— Спасибо, — Полоз сунул снег в рот и провел по лицу мокрой рукой, — сейчас. Бегал много.
Есеня забрал у него котомки.
— Ты знаешь, как называют на востоке булат, который я сварил?
— Нет, а что? — Полоз дышал глубоко и шумно.
— Харалуг!
— Правда? Вот забавно. Никогда не знал, что означает это имя. Звучит красиво.
— Да не забавно, Полоз! И не красиво! Послушай: когда-нибудь харалуг откроет медальон!
— Балуй, пойдем. Потом поговорим, а?
— А куда мы идем?
— К Остромиру. Раз уж нам повезло достать денег до того, как тебя начали ловить, вернем долг и уедем с чистой совестью. Слушай, а я ведь не верил! Надо же! Двенадцать золотых за ножик! Из гвоздей! Это покруче, чем золото из ртути, а? — Полоз на ходу обнял Есеню за плечо и прижал к себе.
— Полоз, может, отсидимся где-нибудь? Я еще один ножик сделаю.
— Не ерунди! Ты понимаешь, какие деньги за тебя обещаны? Трех золотых нам хватит до дома добраться и еще останется.
— Да я же не из-за денег…
— Не выдумывай.
Около дома учителя Полоз осмотрелся по сторонам, и оставил Есеню на улице.
— Если услышишь шум — беги. Беги к перевозчикам, и уезжай отсюда, меня не жди. Я как-нибудь разберусь.
— Опять?
— Да! Опять, и всегда! У тебя медальон, а не у меня. Договаривались: я хорошо дерусь, а ты хорошо бегаешь.
— Ага… чтоб тебе снова голову проломили? — проворчал Есеня.
— Дурак ты. За то, чтобы открыть медальон и жизни не жалко. Это же… это гораздо важней, чем жизнь. Это — справедливость. Стой здесь.
Полоз скользнул в сад и тенью мелькнул между деревьев. Есеня думал, что он войдет в дверь, но тот подошел к темному окну комнаты для занятий, немного повозился около него, и окно бесшумно распахнулось. Полоз пролез в дом, и не больше чем через две минуты появился снова. Есеня выдохнул с облегчением.
— Ты что, даже спасибо ему не сказал? — спросил он, когда Полоз вышел из сада на улицу.
— Я оставил записку.
— Ты и ему не доверяешь? — удивился Есеня.
— Доверяю. Но кто знает, может быть, тебя там ждут… Ведь ждали же тебя у Улича.
— Правда? А как ты забрал вещи?
— Их было всего двое… — усмехнулся Полоз.
— А… а Уличу они ничего не сделают?
— Он ушел. Он вернется, когда все закончится.
Когда они спустились к морю, совсем стемнело, но порт еще жил и копошился — обычно в это время заканчивалась перегрузка. Полоз велел Есене пониже надвинуть шапку на глаза — им навстречу с работы шли грузчики, докеры, рыбаки. Впрочем, никто к Есене не присматривался. Шторм закончился, и ученики, подгоняемые хозяином, все еще перетаскивали мешки к лодкам. Полоз оставил Есеню в тени широкого навеса, куда складывали товары, ожидающие отправки на базары, и подошел к хозяину. Он ничего ему не сказал, только поманил пальцем: хозяин послушался и двинулся к навесу вслед за Полозом.
— Балуй! — улыбнулся хозяин, разглядев в темноте физиономию Есени, — а я думал, тебя уже поймали. Утром как увидел твою рожу на входе в порт, подумал — пропал работник.
— Нам надо уехать, — сказал Полоз.
— Да я понял, — кивнул хозяин, — подождите с полчаса, сейчас разгрузят ребята…
— Утром лодки пойдут?
— До утра вас кто-нибудь продаст, так что ждать не будем. Я вас до санного пути сам отвезу, и моим ребятам передам. Там тоже перегрузка, так что успеем вчерашнюю партию застать. И не бойтесь, мы своих работников в обиду не даем.
Море еще волновалось, и под причалом, где они укрылись, пахло солью.
— У тебя есть медяк? — спросил Полоз.
— У меня есть пять медяков и три золотых, — ответил Есеня.
— Кинь в море медяк.
— Зачем?
— Примета такая. Если оставишь морю монетку, то обязательно к нему снова вернешься.
Балуй. Домой
Сани, запряженные парой лошадей, весело бежали по крепкому льду. И хотя зима пребывала в своих правах, тяжелые тучи отливали той мрачной грозовой синевой, которая появляется в небе только к весне. День рос стремительно, и каждый вечер наступал все позже и позже.
Полоза укачивало от тряской езды, он был бледен и неразговорчив, и Есеня скучал, глядя по сторонам. Домой. От тоски хотелось завыть: не в Олехов — Полоз его туда не пустит, а в лес, к вольным людям. Есеня соскучился по ним: и по Хлысту со Щербой, и по маме Гоже, и по Рубцу… Но куда как сильней он хотел увидеть маму, сестер, отца. Хотя бы одну ночь переночевать дома! Проснуться под шипение сковороды, от запаха оладий, которые мама жарит на завтрак, услышать возню и повизгивание сестренок, стук молота в кузне — отец всегда вставал рано, раньше всех. И теперь Есеня понимал почему. Потому что у него не
