поток, стремящийся в метро, знакомый подъезд…
Выходя из автомобиля, Координатор загадал: если на вахте у входа будет сидеть тот самый прапорщик, которого он помнил еще по своей службе, все получится, как он планирует.
Открыл тяжелую дверь, шагнул с мартовской изморози в тепло подъезда…
— Здравия желаю, товарищ генерал! — послышался знакомый голос, и Координатор, холодно кивнув, улыбнулся: теперь он был уверен в успехе предстоящей беседы.
Огромный японский телевизор бросал скупой отсвет на стильную мебель орехового дерева, одежду, разбросанную на полу, на двуспальную кровать с дорогим шелковым бельем. Под одеялом угадывались два тела, лежащие друг на друге. Девушка, что была снизу, тоненько стонала — судя по всему, ей было очень хорошо. Мужчина, бывший, естественно, сверху, также был на полпути к блаженству — тяжело сопел, работая бедрами, как шахтер отбойным молотком.
— Олег, сейчас, сейчас кончу… Сильней, сильней! — стонала девушка.
В это самое время на мерцающем телеэкране появилось изображение диктора — лицо его было сосредоточенно и серьезно.
— Печально, но нашу программу мы вынуждены закончить трагическим известием. Только что стало известно, что в Москве, в районе Столярного переулка тремя выстрелами был тяжело ранен известный российский бизнесмен, президент Фонда имени Льва Яшина Отари Квантришвили…
Солоник — а хозяином квартиры с огромной двуспальной кроватью был именно он — тут же поднялся и, накинув на бедра одеяло, уставился на экран.
— Олег, куда же ты?! — в голосе девушки, так и не достигшей оргазма, послышалась нескрываемая обида.
— Да обожди, обожди!..
— Пострадавший был доставлен в больницу имени Боткина, где от полученных ранений в височную область головы, шею и грудь скончался. Выстрел был произведен с чердака дома — судя по всему, стрелял профессионал. К сожалению, — голос диктора выражал благородное негодование, — киллерские отстрелы стали печальной традицией в российской столице. Напомню, что только за последнее время в Москве убиты несколько известных бизнесменов, общественных, политических и религиозных деятелей. Ни одно преступление до сих пор не раскрыто…
— Одеваться, и быстро, — скомандовал Саша, не отрываясь от экрана.
— Чего это так? — возмутилась девушка, обиженная до глубины души.
— Я сказал — одеваться, — с ледяной невозмутимостью повторил хозяин, но, поняв, что взял слишком круто, смягчил тон: — Катя, извини… Мы с тобой потом встретимся.
— Про твоего знакомого, что ли, по телеку сказали? — Девушка, поняв, что больше не нужна, принялась натягивать белье.
Солоник вздохнул.
— Почти…
— Тоже мне — нашел из-за кого расстраиваться! По мне, пусть бы всех этих бизнесменов перестреляли! Послушай, куда я свои клипсы швырнула? — наманикюренная рука принялась шарить по полу.
— Потом найдешь… Катя, прости, но мне надо побыть одному.
Девушка, метнув на хозяина квартиры уничтожающий взгляд, ушла, не забыв, впрочем, взять деньги на такси, как и обещал «Олег», снявший ее вечером у входа в сомнительный кабак.
А Саша, даже не попрощавшись, быстро оделся, прошел на кухню, опустился на табурет и долго-долго смотрел в какую-то одному ему известную пространственную точку, пытаясь собраться с мыслями.
Впрочем, это ему никак не удавалось: мысли путались, блуждали, и он никак не мог ухватить главное.
Накинул куртку и, нащупав в кармане ключи, вышел на свежий мартовский воздух. И лишь спустя минут двадцать он, наконец, понял, что так тяготило его.
Вне сомнения, убийство Квантришвили совершено настоящим профессионалом. Ему, Саше Солонику, тоже могли заказать его «исполнение». Убийца наверняка прошел специальную подготовку.
Но где?
Гадать не приходилось. Как и о том, почему «почерк» убийства был разительно схожим с его собственным.
А это означало следующее: теперь многие из тех, с кем он занимался в тренировочном центре под Алма-Атой, будут работать «под Солоника». Наверняка убийство этого самого Квантришвили рано или поздно припишут ему. На него будут вешать и все последующие убийства, исполненные подобным образом, к которым он не имеет никакого отношения.
И когда-нибудь (видимо, очень скоро) пройдет по Москве слух: есть такой Александр Македонский, стреляющий без промаха, есть Бич Божий, беспощадно карающий воров и бандитов, невзирая на имена и авторитеты…
Неожиданно — отчетливо и выпукло, словно строка в типографском шрифте — всплыл фрагмент памятного разговора с московским начальничком в кабинете учебного центра:
«Александр Сергеевич, скажите, вам нравится, когда вас боятся?..»
Тогда он ответил что-то вроде того — ну, да, наверное…
Да, прав, тысячу раз прав был тот комитетчик, когда ответил за него, почему именно нравится:
«Это дает ощущение собственной значимости, чувство независимости — скорее даже не чувство, а иллюзию. Это защищает, создает невидимую оболочку. И в свою очередь сильно возвышает в глазах окружающих…»
Но московский начальничек не сказал одного: страх имеет свою изнанку, за него рано или поздно придется платить, притом по самому большому счету…
Убийство Отари Квантришвили имело в столице небывалый резонанс — наверное, как никакое из многочисленных убийств, совершенных до этого. Спустя несколько дней после выстрелов у Краснопресненских бань криминальный мир Москвы, до сих пор пребывавший в шоке, провожал президента Фонда имени Льва Яшина в последний путь.
Хоронили его на престижном Ваганькове, в дорогом, за сорок тысяч долларов, гробу. Могила в одной ограде со старшим братом Амираном, расстрелянным в офисе МП «Водолей» несколькими месяцами раньше.
За несколько часов до похорон приглашенные собирались группами у входа на кладбище. Курили, перекидываясь короткими фразами. Одна за другой ко входу подъезжали иномарки, из них выходили мужчины в строгих черных плащах в сопровождении широкоплечих амбалов в коротких кожаных куртках. Дюжие охранники профессиональными взглядами окидывали собравшихся на кладбище, окружали своих боссов плотным кольцом и неторопливо двигались вперед. Одна за другой подъезжали черные «Мерседесы» и «Волги» с кремлевскими номерами. Их пассажиров, правда, охраняли не «быки», а серенькие мужички с явно не запоминающимися лицами.
У входа появились несколько личностей с фотоаппаратами, но стоило паре охранников двинуться им навстречу, фотоаппараты исчезли, а фоторепортеры мгновенно растворились в толпе.
На безопасном удалении от главного входа на Ваганьковское кладбище остановился микроавтобус с надписью «НТВ». Телевизионщики, уже наученные горьким опытом, предусмотрительно ожидали в машине.
После отпевания гроб с телом Квантришвили медленно проплыл из церкви к свежевырытой могиле. В голых ветках деревьев пронзительно кричали вороны. Вскоре закапал дождик, и могильщики, ошарашенные таким наплывом публики, долго не решались опускать гроб в могилу.
После похорон состоялись поминки, и за столом не раз возникал естественный вопрос: «Кто посмел?!»
И, наверное, многие из тех, кто сегодня прощался с Квантришвили, мысленно спрашивали себя: кто будет следующим?
Было очевидно: воры в законе Глобус, Калина, Гиви Резаный, Пипия, авторитеты Витя-Жид и Федя Бешеный, те же братья Квантришвили — не последние жертвы киллерских отстрелов.
Список будет продолжен — это понимали все.
Но кого убьют следующим после Отарика?
Кто заказывает убийства?
И почему так случилось, что от пуль киллеров не спасают ни свирепые «быки» — телохранители, ни огневая мощь бригад, ни огромные деньги, ни даже громкое имя и звание вора в законе?!
Вопросов было много, но никто из присутствовавших на поминках не мог дать на них ответа…
Глава 17
А жизнь продолжалась. И, кроме страшного подпольного мира — с киллерскими отстрелами, воровскими сходками, ментовскими задержаниями, «кидаловым», «рамсами», «терками» и «разборками», — был еще и другой. В том мире растили детей, писали стихи и романы, выращивали хлеб, плавили сталь, честно зарабатывали деньги. В конце концов, защищали тех, кто принадлежал к страшному миру, да и не только их…
За неполную неделю Адвокат сделал для грузинского законника все, что только от него зависело: настоящий профессионал, он отлично знал все тонкости ответных действий.
Встретился со следователем, поговорил с подследственным, внимательно перечитал все протоколы, побеседовал с понятыми, по своим каналам попытался выяснить, что за ствол ему подбросили, и пробил, кто за всем этим стоит и какова конечная цель.
Через несколько дней судья — злобная, похожая на высушенную змею тетка, хищно сверкая очками с бифокальными линзами, сообщила, что суд считает возможным изменить меру пресечения на освобождение под залог в двадцать тысяч долларов, которые следует внести на расчетный счет суда в рублях в соответствии с теперешним курсом Московской межбанковской валютной биржы.
А еще через несколько часов Тенгиз, Гурам, Адвокат и самые близкие законнику люди сидели в небольшом, уютном подмосковном ресторанчике. Вор в
