– Нет, ты мне скажи, тебе известно, кто я и откуда приехал?
– Сказали, ученый…
– Слушай меня. Ни под каким предлогом не говори этому господину Палеологову, кто я на самом деле. И Лидию Игнатьевну предупреди. Для него я
– кержак из Архангельской области.
– Мне сказали, вы откуда-то с Урала, что ли…
– А ты скажи, кержак архангельский.
– Не понимаю… Кто кержак? – Она была еще и бестолковой…
– Я! Я кержак. Приехал из деревни. Скажешь так, если вдруг спросит.
– Я ничего этому… господину не скажу, – вдруг заупрямилась аспирантка.
– Почему?
– Он хам и наглец! Его никто не звал.
– Что же не выгоните? Она смутилась.
– Не знаю… Будто бы Мастер хорошо о нем отозвался. Будто он всегда говорит правду, как божий человек… Я точно не знаю, Лидия Игнатьевна так сказала.
– Ничего себе! Я думал, проходимец и авантюрист.
– Я тоже так думаю… Но академик спрашивает о нем, когда приходит в себя, а мы не знаем, что делать.
– Хорошо, иди, а я подремлю тут.
Он вытянул ноги, расслабился и вроде бы начал дремать, как вдруг в зале послышались торопливые шаги и легкая суматоха,
– Академик очнулся! – сообщила секретарша. – Идите к нему!
В зале уже стоял Палеологов, перекрытый спиной аспирантки. Смотрел и улыбался, словно готовился задать каверзный вопрос.
– Принесите-ка мне хомут! – приказал Космач.
– Какой… хомут? – опешила Лидия Игнатьевна.
– Да на улице, возле двери прикопанный! Токмо живо!
– Леночка, спустись вниз и принеси, – распорядилась она.
– И сюда к нам не суйтесь! Караульте, чтоб близко никто не подходил!
Космач раскрыл дверь в кабинет и чуть не задохнулся от запахов; пришлось втягивать воздух ртом и очень осторожно, чтоб не тошнило. Цидик лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и напоминал мумию.
– Мартемьян, – даже не шевельнув губами, проговорил он. – За мной пришел…
– Моя фамилия – Космач, – представился вошедший. – Юрий Николаевич.
– Да, помню… Я не обознался. Очень похожи на Мартемьяна… Прошу, садитесь.
Подозрение, что слова академика – бред, тут же улетучилось. О его памяти и способностях складывали легенды, говорили, будто академик наизусть читает летописный свод «Повесть временных лет», умеет одновременно говорить, слушать и писать.
– У вас много вопросов ко мне, не так ли? – Он был абсолютно неподвижен и смотрел в потолок не моргая, отчего становилось неприятно. – И я хотел бы на них ответить.
– Вопросов у меня нет, – сказал Космач, присаживаясь на стул в некотором отдалении от постели Цидика. – По крайней мере, таких, которые хотелось бы задать умирающему человеку.
Тот помолчал и вроде бы скосил глаза в его сторону.
– Да… Я не ошибся, вспомнив о вас, Юрий Николаевич. В таком случае сам попытаюсь спросить и ответить… Я виноват перед вами.
– Не гожусь я на роль судьи. Тем более не собираюсь осуждать вас, академика и нобелевского лауреата.
– И еще интеллигента номер один… Меня так теперь называют.
– Слышал…
– Вас это возмущает, я знаю. Или вы просто смеетесь?.. – Он повернул голову, но взгляд, как гирокомпас, не повиновался движению. – Нет, вы не можете смеяться над старым человеком. Над позором старца… Поэтому я и разыскал вас. Вы – не судья, нет. Судья сейчас ожидает в передней… Видели там молодого человека? Его фамилия Палеологов… Всю жизнь ждал его. Вас и его… Он явился сам, мой Судья. Он не хам, не подлец и даже не авантюрист
– Судья! И образ не имеет значения… А вас пришлось разыскивать… Но так и должно быть. Пришел и сказал. И покатилось колесо… Правду сказал, не могу я умереть… Так и будет корежить… Умирать следовало, когда час пробил… Да… Я, как царь Ирод, младенцев избивал. Вот и вас отдал на заклание… Но были обстоятельства, которых сейчас нет. Для меня их больше нет! Я снял с себя крест… Теперь могу говорить.
Роговые веки его приподнялись, и глаза чуть ожили. Если он и видел Космача, то лишь боковым зрением.
– Да… Поздно… Я должен был еще тогда… Впрочем, нет, еще раньше увидеть вас… И сделать своим учеником. А я не заметил/.. Даниленко прикрыл вас, спрятал в пещере, как волчонка, и выкормил… Смотрел ваши первые статьи… Ничего особенного… Обвел меня, хохол…
Цидик перевел дух и наконец-то взглянул прямо.
– Почему вы… молчите?
– Слушаю, – в бороду обронил Космач.
– Хорошо… Слушайте. Вы сделали открытие, я это подтверждаю и сейчас, перед смертью… Но в русской истории… тем более в наше время, не делают открытий. Невозможно… Тогда я выступил резко отрицательно… Жестокость и несоразмерность наказания – признак неправого дела, лжи и зла… Это я цитирую вас… И вынужден согласиться с вашими определениями… Археология русского языка, древность и величие… Переходные фазы русской истории… Раскол и война против Третьего Рима… Смена элит… Все ваша концепция. Видите, до сих пор помню… Но она противоречила всей исторической науке… Сложившейся научной традиции. Она касалась и моих взглядов… Но, поверьте, не это стало причиной. Ваше открытие рушило все, что было создано за столетия… Да, я понимаю, у вас не было злого умысла. Скорее наивный романтизм, но именно от него всегда исходит угроза… И самым опасным была доказательная база, вновь открытые источники, фотокопии…
– Поэтому вы и требовали представить оригиналы? Уничтожить базу, и тогда научный труд превращается в беллетристику.
– Уничтожить – не поднялась бы рука… Существуют иные способы… А вас хотел спасти для науки, поверьте, искреннее желание… Думал избавить от ложных заблуждений.
Космач чувствовал, как вскипают в душе старые обиды, и готов был высказать все умирающему, но за спиной щелкнула фиксатором дверь, и он машинально обернулся.
– Нет хомута у подъезда, – растерянно произнесла Лидия Игнатьевна. – Весь снег перерыли…
За ее спиной маячил Палеологов, улыбался и пожевывал губу, стервец…
– Значит, сперли! – возмутился Космач. – Москва же, что ни оставь без пригляда, вмиг упрут.
– Что же делать?..
– Закрой дверь!
Она недоуменно пожала плечами и плотно прикрыла створку.
Оторванный от реальности академик этого разговора будто не слышал, все, что происходило вне его сознания, уже не привлекало внимания.
– Неужели вы откровенно полагали… Кроме вас никто больше не видел, не замечал странностей, расхождений и противоречий в средневековой истории?
– продолжая он. – Никто не понимал истинной роли христианства? Греческого нашествия, никонианского раскола, наконец, инспирированного Папой римским?..
– Раскола не было, – отрезал Космач.
– Да, помню… Извините… Но крестовый поход на Восток был… Не вы первый догадались… Все уже было, Юрий Николаевич. Только на моей памяти вы
– третий, кто делал попытку… Являлись и с фотокопиями Влесовой книги, и с утраченной
