– Зачем? – изумилась и перепугалась секретарша. – Академик просил, ни в коем случае…
– А теперь зовет к себе! Давай, живо!..
Аспирантка убежала, Лидия Игнатьевна осторожно ступила через порог, и Палеологов двинулся было к двери.
– Ну что, изгнал бесов?
– Ты там-от постой! – остановил его Космач. – Покарауль, чтоб никто без спросу не лез. Тебя потом позовет, сказал.
Тот бы пошел в наглую – разоблачительная улыбка играла на губах, и слова соответствующие были заготовлены, но в этот миг в зал вбежали мобильные, хваткие телевизионщики, кинулись к двери кабинета, и Палеологов отступил, не тот момент был, людно и шумно. Или не хотел мелькать на экране в компании умирающего академика?
Камера уже работала, ассистент оператора мгновенно сориентировался, нашел розетку и включил яркий фонарь. А секретарша стояла на цыпочках, взгляд тянулся к постели умирающего.
Цидик приподнял руку, шевельнул пальцами, Лидия Игнатьевна понимала все его знаки, взяла подставку с бумагой и авторучку.
– Запишите последнюю мою волю, – оставаясь неподвижным и глядя в никуда, заговорил академик. – Хочу, чтобы исполнили ее точно и в полной мере…
Он пересказывал то, что услышал от Космача, дополняя лишь своим «я», но звучало все это как выношенное и выстраданное.
Он всегда умел чужое делать своим…
Можно было уходить по-английски, не прощаясь, – не было желания еще раз подходить к постели Цидика и, ко всему прочему, невыносимо клонило в сон. Шел четвертый час утра, а рейс в половине восьмого…
Но в зале торчал Палеологов, от которого так просто не отделаешься…
Космач поднял шубу, направился к двери – аспирантка отреагировала мгновенно.
– Вы уходите?
– Мне пора… Хочу на воздух, иначе усну.
Она сделала движение, словно хотела заслонить выход.
– Там сидит этот… подлый молодой человек. Он узнал, кто вы на самом деле. Все куда-то звонил… От него можно ожидать чего угодно.
– Отвлеките его как-нибудь.
– Здесь черный ход. – Она указала на книжные шкафы. – Я провожу. Прямо у подъезда дежурит наша машина. Отвезут в аэропорт.
– Я вам обязан…
– Постойте! Я же не приняла у вас билеты!
– Какие билеты?
– На самолет! У вас сохранился билет до Москвы? Космач достал оба, аспирантка торопливо вынула из сумочки ведомость, посмотрела билеты и что-то вписала.
– Вот здесь распишитесь, пожалуйста.
– А что это?..
– Командировочные расходы. – Она отсчитывала деньги.
Все это происходило хоть и не у постели умирающего, но в одном помещении и было совсем неуместно.
– Мне не нравится, – пробурчал Космач. – Не надо денег.
– Но вас же вызвали? – Аспирантка округлила глаза. – Дорога оплачивается на сто процентов. Академия наук отпустила специальные средства.
– Вы понимаете, что это плохо? Не по-людски? Она страдальчески поморщилась, будто расплакаться хотела.
– Юрий Николаевич, но мне-то что делать? Лидия Игнатьевна обязала… Куда я дену эти деньги? Вы представляете, что мне будет, если не оплачу?..
– Ладно. – Космач расписался. – Раз так заведено у вас… Выведите меня отсюда.
– А вот сюда, за мной!
Аспирантка легко откатила в сторону тяжелый книжный стеллаж, отомкнула железную дверь и пропустила Космача вперед. Чистенькая ухоженная лестница, белые плафоны освещения – ни грязи тебе, ни тенет, как обычно бывает в черных ходах. Между этажей на раскладном стульчике сидел какой-то человек с фанерным чемоданчиком на коленях, руки испачканы чем-то белым, лицо непроницаемое, помертвевшее, будто гипсовая маска.
– Что вы скажете мне, уважаемая? – приподнялся он. – А то я уже задремал…
– Слушайте, как вам не стыдно? – вдруг зашипела аспирантка. – Академик еще жив, а вы!..
– Ничего не поделаешь, – вздохнул тот. – Такая уж профессия… Когда вернетесь, принесите мне воды, пожалуйста. Очень пить хочется.
Его просящий голос остался без ответа. Спустились на два пролета вниз, аспирантка стала отпирать еще одну дверь.
– Кто это? – шепотом спросил Космач.
– Скульптор. – Недовольно отмахнулась. – Пришел снять посмертную маску… Сидит и ждет смерти – какой кошмар!
Она с трудом открыла замок, но прежде чем отворить дверь, склонилась к уху и зашептала:
– Запомните, машина стоит сразу у подъезда, черная «волга», на номере флажок.
– Я все понял…
– Не перепутайте. Счастливого пути, Юрий Николаевич.
– Прощайте…
– Наверное, мы еще встретимся.
Тогда на эту фразу он внимания не обратил, подумал, сказано так, для порядка и вежливости…
Космач оказался в другом подъезде, грязном и закопченном, словно после пожара. Он вышел на улицу сквозь раздолбанную дверь и понял, что находится во дворе, а парадное Цидика выходило на Кутузовский проспект – все продумано! Палеологов наверняка не знает о черном ходе, и если даже узнает в последний момент, никак не успеет обогнуть длинный, мрачный дом…
У невысокого крыльца стояла «волга» с урчащим мотором. Водитель, уже не тот, что вез из аэропорта, услужливо распахнул заднюю дверцу.
– Прошу.
В полутемном салоне оказался еще один человек, пожилой добродушный толстяк.
– Здравствуйте. – Отодвинулся. – Садитесь удобнее.
– Не будете против, я товарища подброшу? – сказал водитель, трогая машину. – Это по пути. Ваш рейс в семь тридцать, город еще пустой, мы успеем.
– Подбрасывайте, – отозвался Космач, в тот миг ничего не подозревая.
– Я подремлю…
– Извините, из какого меха ваша шуба? – спросил попутчик.
– Волк. – Он устроил затылок на подголовнике и расслабился.
– Первый раз вижу. Почему-то у нас в Москве в волчьих шубах не ходят…
5. Засада
Проводив Космача, как и полагается жене, она немного поплакала, затем долго молилась перед своими иконками-складнями, просила у Бога благополучной дороги, добрых попутчиков, встречных и поперечных, и, успокаиваясь, еще раз поплакала уже легче, радостней, как слепой дождик.
Все ее предки по женской линии испокон веков провожали мужчин в странствия, давно привыкли, что супруги, отцы и братья куда-нибудь идут, бегут, плывут, и потому расставание, слезы и молитвы – дань
