— Эй, пацы лохматые! Вы что!..
— С госпожой не спорят, — сказал Теки или, быть может, дрза.
— Госпоже повинуются, — добавил дрза или, быть может Теки.
В мгновение ока они перенесли Тревельяна в лодку и сунули на заднюю скамью, рядом с седовласым Тургу-Дашем. «Снова тебя похитили, сынок, — благодушно заметил командор. — А девчонка-то ничего! Птичка зеленоглазая... Покрасивей и помоложе той, которую ты оставил в Этланде».
Весла опустились, плеснула вода, лодка неторопливо поплыла мимо глухих каменных стен. девушка, поблескивая глазками, рассматривала Тревельяна.
— Ты не находишь, Тургу-даш, что вблизи он еще лучше? А зверек просто оча-аровательный!
— Она протянула руку к Грею и тут же вскрикнула; — Ой!
Шерр панибратства не любил и цапнул ее за палец.
— О боги! Твоя драгоценная кровь! — в панике простонал Тургу-даш.
— Ерунда. — Зеленоглазая сунула палец в рот и невнятно пробормотала: — Я восьму их опоих. Этого хорошенького апсода и его хо-ошенького зве-ака.
— Мы еще не условились о цене, — сказал Тревельян, внимая ментальным слухом хихиканью командора. — Последний раз за меня давали шестьсот золотых, но я уверен, что стою дороже.
Девушка вытащила палец изо рта, прищурилась, осмотрела его и сказала:
— Тургу-даш! Объясни этому кра-асивому рапсоду, какое счастье ему выпало.
— Слушаюсь, моя госпожа. — Старик повернулся к Тревельяну и сообщил: — Перед тобой, певец, Лиана-Шихи. Склони голову, сделай знак почтения и назови свое имя.
— Тен-Урхи. Боюсь, я ничего не слышал о твоей госпоже. Может быть, она коллекционирует рапсодов?
— Она может делать все что угодно, ибо принадлежит к семье Светлого дома, — с важностью пояснил старец. Ты знаешь, кто родной брат ее покойного отца? — Тургу-даш поднял глаза вверх и очертил у сердца священный круг.
Рот Тревельяна округлился в изумлении.
— Неужели... сам?..
— Нет, не Светлый дом, да живет он вечно. Но если... гмм... если когда-нибудь случится непоправимое, то Ниган-Таш, дядя моей госпожи, может претендовать на... Ну, ты сам понимаешь! Об этом не говорят, пока владыка жив, но Башне известно, кто более других угоден Трем Богам.
Высшая власть в Империи была наследственной по мужской линии, ибо тут придерживались того же святого принципа, что и во Французском королевстве: негоже лилиям прясть. Власть, однако, не передавалась от отца к сыну или от брата к брату. Понятия о бастардах, незаконных отпрысках, здесь не существовало, и в результате свежая кровь вливалась без помех в жилы правящей фамилии, а число императорских родичей не иссякало, а только множилось, и все они считались потомками Уршу-Чага Объединителя. Сколько их было сейчас, Тревельян не знал, но половину столетия назад эксперты Базы оценивали семейство Светлого дома в двести двадцать семь персон, и вряд ли оно сократилось за истекшее время. Если отбросить слишком старых и слишком юных; также женщин и младенцев, этот род включал не меньше сорока мужей, которые, в случае смерти повелителя, могли сменить его на троне. Выбирали знатные Нобили Башни, что являлось их важнейшей функцией и самой почетной из привилегий. В реальном списке претендентов обычно значилось не больше десяти имен, так как будущий владыка должен был соответствовать неким признакам, как физическим, так и духовным. Здоровье, крепость тела и величественная осанка считались непременными, а также государственный разум, воля, хорошая память и отсутствие злонамеренности. Очень ценился дар видеть сны, но такие властители были редкостью; рубины среди прочих, не столь драгоценных самоцветов.
«Я правильно понял, мальчуган? Птичкин дядюшка — наследник?» — поинтересовался командор.
«Один из наследников. Может быть, один из трех или один из десяти. В любом случае очень важная персона. Принц! А она — принцесса!»
«И что это значит для нас?»
«Что птичка нас склюет и не подавится», — буркнул Тревельян, прервав ментальную беседу. Лиана-Шихи глядела на него, капризно надув губки и явно ожидая восторгов и комплиментов. Он поклонился, сделал жест почтения и произнес:
— Да пребудет с тобой милость Таван-Геза, госпожа, и пусть Заступница Таванна-Шихи, одарившая тебя частицей своего божественного имени, сохранит навеки твою красоту.
Принцесса обольстительно улыбнулась, а Тургу-даш сказал:
— Ну, вижу, ты понял, рапсод... как тебя?.. Тен-Урхи!.. Это имя мне что-то напоминает... да, напоминает… Он стал накручивать на палец седую бакенбарду, потом хлопнул себя по лбу: — Прости, госпожа, своего недостойного наставника и его забывчивость! Тен-Урхи! Конечно, Тен-Урхи! Тот самый Тен-Урхи, о котором сообщили барабаны! Тот, который...
— Тот, тот, — подтвердил Тревельян, бросив взгляд на берега канала. Они плыли уже по другому водному пути, более оживленному и широкому, по обе стороны которого прятались под сенью древних пальмовых дубов дворцы и небольшие площади с развлекательными заведениями. Лодку Лианы-Шихи узнавали и поспешно убирались с дороги.
— Что зна-ачит — тот? — Зеленоглазая нахмурилась, и ее наставник пояснил:
— Тен-Урхи странствовал на дальнем Юге, жил среди безволосых и недавно вернулся в Фейнлаид, одолев путь через леса и степи. — Промолвив это, Тугу-Даш соизволил повернуться к Тревельяну: — Из Мад Торваля передали, что ты сочинил историю о своих странствиях?
— Да, это так.
Лиана-Шихи захлопала в ладоши:
— Чудесно! Желаю услышать об этом! Немедленно!
— Это длинное сказание, госпожа, и лучше оставить его на вечер, — предложил Тревельян, наклонившись за лютней. — А сейчас, если пожелаешь, я спою тебе морские баллады Запроливья. Мы рядом с морем, и это меня вдохновляет.
Лодка, в самом деле, выплыла в главный канал и приближалась к побережью. до Тревельяна уже доносился мерный рокот волн.
— Пой! — приказала принцесса. — И отбрось полог! Хочу, чтобы все видели меня и моего кра- асивого рапсода!
«Тщеславная девица наша птичка», — заметил командор.
«Это точно. Не нравится она мне. Слишком надменные манеры».
«С таким дядей можно о манерах не беспокоиться».
Тревельян вздохнул и запел. После второй баллады канал расширился, образовав приличное озеро, которое отделяла от моря высокая, укрепленная камнями насыпь. Не дамба, а, скорее, целый рукотворный холм, который с течением лет стал такой же деталью пейзажа, как облака и блистающие под солнцем морские просторы. По озеру, будто совершая променад, кружились лодки. Холм украшал тенистый парк со множеством строений, чьи кровли, шпили и башенки торчали над ограждающей стеной. На самой вершине холма виднелось мраморное здание, подобное венцу из розовых кораллов, забытому на зеленом пушистом ковре. Зрелище было таким чарующим, что Тревельян замолк с раскрытым ртом.
— Дворец Лат-Хора, Нобиля Башни, правителя Фейнланда и Мад Эборна, — сказал наставник принцессы. — Моя госпожа почтила его своим присутствием. Здесь ты будешь жить, певец, пока это угодно госпоже.
— Вообще-то я собирался отыскать обитель рапсодов и… — начал Тревельян, но Лиана-Шихи, зеленоглазая птичка, прервала его одним движением бровей.
— Ты будешь жить та-ам, где я прикажу! Тургу-Даш, пусть его поселят рядом с моими покоями. А ты, Теки, проследи, чтобы он не сбежал. Пой, рапсод! Мне нравятся морские песни.
С этими песнями они и прибыли к холму, на котором стоял дворец правителя. Возраст дворцового комплекса насчитывал немало веков; его возвели из камней и прочного медного дерева по правилам древней имперской архитектуры, не признававшей огромных целостных сооружений, поделенных на залы, комнаты и коридоры. Ввиду мягкого морского климата, редких дождей и отсутствия бурь, пространство,
