прилегающее к дому, считалось у жителей жилым, а само жилище включало отдельные строения, павильоны и беседки, которые были живописно разбросаны в саду и связаны дорожками и крытыми переходами. В соответствии с этим принципом родовой дворец Лат-Хора состоял из сотен отдельных покоев, лестниц и террас, поднимавшихся по склону холма к главному зданию, носившему имя Зала Сорока Колонн. То было место приемов и торжеств, соединенное галереями с восточной половиной, где жил правитель и его семья, и западной, предназначавшейся для именитых гостей. Тут, в чертогах Благоухания, Алого Заката, Сладких Снов, приятных Трапез и других с названиями в том же духе, гостила принцесса со своим немалым штатом. Тревельяна доставили в Покой Верных Слуг, прочную башню в три этажа, где окна в верхней комнате напоминали бойницы и были забраны решетками. Здесь его и разместили. Что до нижних помещений, то их занимали гребцы, а точнее, два десятка птичкиных телохранителей под командой Теки.
Пробиться сквозь эту толпу без большого шума не было никакой возможности. Пугать тиранозавром и кракеном или, тем более, устраивать резню Тревельян не собирался; первое ославило бы его как подозрительно колдуна, а второе было деянием антигуманным — ведь сослуживцы Теки ничем его не обидели и выполняли приказ своей госпожи со всем к нему уважением. Он находился уже не в дремучих лесах, а в краю цивилизованном, где всякая странность вроде превращения в ящера или в цветущий куст была заметна, и слух о ней разносился стремительно, с громким барабанным боем. Вдобавок о путнике- рапсоде, прибывшем с Юга, уже сообщили в Мад Эборн, в столицу и, вероятно, а другие города. Было это плохо или было хорошо? Среди коллег Тревельяна мнения по этому поводу ходили разные: одни являлись убежденными сторонниками анонимности и скрытности, другие считали, что слава хоть и привлекает лишнее внимание, зато увеличивает возможности для наблюдений и прогрессивных воздействий. Так ли, иначе, но дело с капризной принцессой хотелось все же закончить по-мирному, по-доброму: спеть ей песни, какие пожелает, покрасоваться рядом в лодке и откланяться.
В комнате с бойницами Тревельян просидел до вечерней зари. Затем появился Теки, представился полным именем — Теки-Гах — и предложил пленнику фрукты, мясо и вино. Судя по наушным украшениям и кинжалу у пояса, он относился к сословию мелких дворян, а это были люди служивые и не чванливые. Они с Тревельяном распили кувшин торвальского, после чего телохранитель посмотрел в окошко и сказал:
— Ближняя звезда уже поднялась. Пойдем, рапсод! Теперь я должен отвести тебя к госпоже.
Тревельян схватился за мешок с лютней, но Теки, усмехаясь, покачал головой:
— Свой инструмент и своего зверька оставь здесь. Этой ночью вы с госпожой будете петь дуэтом. — И он очень похоже изобразил учащенное дыхание и пару стонов.
— Не думаю, что эта песня мне по нраву, — пробурчал Тревельян.
— Почему? Она молода и очень красива... — Теки вдруг стал серьезным. — Делай, рапсод, что она пожелает, и обретешь удовольствие, деньги и полезные знакомства. Чего тебе надо еще? Любой мужчина отдал бы половину крови, чтобы очутиться на твоем месте!
— В том-то и дело, что я не любой, — вздохнул Тревельян, спускаясь по лестнице вслед за Теки.
Его отвели в восьмиугольный павильон, называвшийся Звездным чертогом. Вместо стен тут были резные столбики и плотные синие драпировки, свисавшие с поперечных балок, а вместо потолка и крыши — звездное ночное небо. Посреди павильона стояло круглое мягкое ложе размером с теннисный корт, у изголовья горели свечи в серебряных шандалах, на столбиках висели зеркала, и в каждом отражалась Лиана-Шихи, очень соблазнительная в своей полупрозрачной коротенькой тунике. Чудесное зрелище, но Тревельяна оно не вдохновляло. Он любил всяких женщин и девиц, но только не таких, которые пытались взять верх над ним.
— Сюда! — Зеленоглазая хлопнула о покрывало, но Тревельян сел на самый край, подальше от ее нагих коленок.
— Госпожа желает послушать историю моих скитаний?
— Желает, но не сейчас.
Он подергал ленточки в своих бакенбардах.
— Прекрасная ночь, не правда ли? Звезды — как глаза красавиц, запах цветов — как аромат их дыхания, а музыка, что доносится с озера, как их переливчатый смех... В такую ночь я мечтаю о том, чтобы воспарить в небеса окунуться в звездный свет, смыв разом все грехи, все плотские желания, все...
Принцесса нетерпеливо шевельнулась.
— Обещаю, что ты туда попадешь, прямо в звездное око Таван-Геза. Вот этим путем. — Она приподняла краешек туники и раздвинула бедра.
«Этой птичке зубы не заговоришь. Знает, чего хочет», — прокомментировал командор.
«Маленькая развратная дрянь!» — откликнулся Тревельян, а вслух сказал:
— Ах, моя госпожа, то, что я вижу, требует песни, и я сейчас ее спою. Уверен, тебе понравится. Я могу петь без своего инструмента.
Брови Лианы-Шихи сошлись на переносице. В зыбком пламени свечей она выглядела лет на десять старше, и выражение ее лица не сулило ничего хорошего.
— Ка-акие песни, рапсод? Ты здесь не ради песен!
— Я знаю, зачем я тут, — проникновенно сказал Тревельян. — Но, видишь ли, моя зеленоглазая владычица, дело между мужчиной и женщиной не сводится к кувырканью в постели. Если ограничиться постелью, теряешь самое приятное и драгоценное — восторг души, нашедшей родственную душу. Твой наставник Тургу-Даш не говорил тебе об этом? Тогда позволь мне объяснить. Я расскажу тебе о робком взгляде и нежном касании о песнях и цветах, что предназначены любимой, о первом поцелуе и…
Звонкий голосок Лианы-Шихи вдруг сделался хрипловатым и резким:
— Ты, рапсод, красив, но разума у тебя не больше, чем у лесного паца! Тургу-Даш научил меня читать, писать и считать, а теперь учит древней истории, и в других поучениях я не нуждаюсь, ни его, ни твоих! Я хорошо считаю, и мне известно, что бывает с человеком, если разделить его напополам. Хочешь, чтоб это случилось с тобой? Или ты желаешь вместо моей постели попасть в другое место?
— От другого места я бы не отказался, — молвил Тревельян. — Разлука сохраняет свежесть чувств. Ты поймешь это, когда немного остынешь.
Принцесса набросила покрывало на голые ноги и хлопнула в ладоши. Теки-Гах возник как из-под земли.
— Лат-Хора ко мне! С его стражей!
«Идиот! — прорычал командор, — Эта принцесса — племянница наследника! для тебя — прямой ход в имперские Архивы, не говоря уж о связях в высшем обществе! Что тебя останавливает? Ты ведь переспал с Чарейт-Дор? Или я ошибаюсь?»
«Чарейт-дор мне нравилась, а эта юная стриптизерша — нет».
«Но твоя миссия...»
«Сейчас у меня внеслужебное время, — сообщил Тревельян. — На этом давай закончим».
В павильоне появился мужчина зрелых лет с лицом значительным и важным. Его одеяние свидетельствовало о поспешности сборов, но главное он не забыл: большой, свисавший с шеи медальон с драконом являлся знаком власти над провинцией. Правителя сопровождали Теки и четыре воина в полном вооружения.
— Я здесь, моя госпожа, — Лат-Хор склонил голову. — Чего ты желаешь?
— Чтобы этого рапсода отправили в Висельные Покои! — принцесса ткнула в Тревельяна изящным пальчиком. — Пусть его посадят в яму с пацами, и пусть он сидит там два... нет, три дня! Пусть сидит дольше, если я о нем забуду. — Она подняла взгляд к звездам и сморщила носик. — Я еще не решила, забуду или нет.
— Будет исполнено, — сказал Лат-Хор. — Какое обвинение я должен ему предъявить?
— Разве нужны какие-то обвинения?
— Да, моя драгоценная гостья. Тебе, конечно, известно, что так полагается по закону. И обвинения должны быть серьезными, иначе не оберешься хлопот с Братством Рапсодов.
Зеленые глаза сверкнули.
— Что мне до них!
— Думаю, тебе будет неприятно, если рапсоды откажутся петь в твоем доме. И в любом другом, где
